Заезд на выживание - Дик Фрэнсис

— А не выпить ли нам кофейку, господа? — предложил я.

Мы уже выходили из суда, когда я лицом к лицу столкнулся с родителями Скота Барлоу. Мистер Барлоу-старший был мужчиной крупным. Он преградил мне путь к двери и теперь стоял неподвижно и молча, глядя на меня сверху вниз. Я никак не мог понять, доволен он исходом дела или нет. Он только что узнал всю правду о том, кто убил его детей и за что; но он же узнал и другое — оба они были шантажистами. Возможно, этот человек предпочел бы, чтоб Стива Митчелла признали убийцей его сына и упекли за решетку. И на том бы дело и закончилось. Теперь же его ждал еще один судебный процесс, и вместе с ним — новые неприятные открытия.

Он стоял и смотрел на меня, и я тоже стоял перед ним и смотрел ему прямо в глаза. А потом он вдруг кивнул — всего лишь раз, — подвинулся и дал мне пройти.

И вот мы с Элеонор, Джозефом, Джорджем, Брюсом и Никки разместились за столом в небольшом кафетерии самообслуживания, прилегавшем к основному зданию суда, налили себе кофе из автомата в пластиковые стаканчики и подняли тост за нашу победу.

— Но почему это было так важно? — спросил Брюс.

— Что важно? — не понял его я.

— Возраст лошади, — сказал он. — Что с того, что лошадь была годом старше и потому ей не полагалось бежать в Дерби? Я понимаю, это обман, нарушение правил и все такое прочее, но разве стоит из-за этого убивать? Это всего лишь скачки.

— Вот что, Брюс, — ответил я. — Может, «это всего лишь скачки», как ты изволил выразиться, но на самом деле скачки — это большой бизнес. И тот жеребец, Перешеек, был продан на конезавод за целых шестьдесят миллионов долларов. Цена была бы значительно ниже, если б он не выиграл Дерби.

Брови у него полезли вверх от изумления.

— Именно потому, что он выиграл как трехлетка скачки, где участвовали трехлетки, он и стоил этих огромных денег. Три года — возраст для лошади небольшой, но только лошадям этого возраста разрешается участвовать в классических скачках в Англии, ну и еще в скачках под названием «Тройная корона» в Америке.

— Я и понятия не имел, — пробормотал Брюс.

— На Перешейка было выписано шестьдесят акций, в равных долях, — продолжил я. — Это означает, что каждый из владельцев этих акций вправе продать свою долю. Рэдклифф сказал, что оставил себе две, стало быть, остальным держателям осталось ровно пятьдесят восемь долей, и каждый из них выплатил Рэдклиффу по миллиону долларов за свою долю. Подозреваю, что вскоре большинство этих владельцев потребуют свои денежки назад. Готов побиться об заклад, это чревато целым букетом судебных исков. Так что положение у него — хуже некуда.

— Но почему Рэдклифф не указал правильный возраст лошади и не выставил ее на скачки годом раньше? — спросил Джозеф.

— Большинство скаковых лошадей появляется на свет между первым февраля и концом апреля, ну и еще в середине мая, — ответил я. — Беременность у лошади длится одиннадцать месяцев, кобыл следует спаривать с жеребцами в определенное время. И трюк состоит с том, чтоб жеребенок как можно раньше появился на свет после наступления нового года, чтоб они были старше, хотя официально признавались годом моложе. В случае с Перешейком тут произошла или же какая-то путаница с датой покрытия кобылы, или, скорее всего, он просто родился недели на две раньше срока, так ведь и у людей случается. И Рэдклифф, должно быть, решил сохранить тайну о его рождении до наступления января. Если бы он зарегистрировал Перешейка по всем правилам, в декабре, тогда официально жеребенка признали бы годовалым, пусть на самом деле ему и месяца еще не исполнилось. И тогда бы у него отсутствовало преимущество перед другими скакунами, рождавшимися на протяжении почти всего года до него, но зарегистрированными как его ровесники, одногодки. Нет, конечно, он все равно бы был хорошим скакуном, но не выдающимся. Не тянул бы на шестьдесят миллионов долларов. Уже не говоря о призовых, которые получал Рэдклифф, выставляя его на все эти скачки. Одна только победа в Дерби в Эпсоме стоит свыше семисот тысяч фунтов, а победа в классических скачках на «Кубок производителей» — свыше пяти миллионов долларов. — Все эти цифры я узнал из Интернета. — Так что скандал грозил разразиться нешуточный.

— Но Милли знала правду, поскольку присутствовала при рождении Перешейка, — вставила Элеонор.

— Именно, — подтвердил я. — Возможно, Рэдклифф еще тогда решил от нее откупиться. Но девушка оказалась жадной до денег, и это стоило ей жизни. Нам страшно повезло, что ты смогла раздобыть тот снимок, где Милли сфотографировалась с новорожденным Перешейком, — с улыбкой добавил я. — Причем самое занятное в этой истории — это то, что если бы Рэдклифф не вырвал снимок из серебряной рамочки в доме Скота Барлоу и не забрал его с собой, я бы ни за что не догадался, насколько он для него важен. Он бы избежал обвинений в убийстве и крупном мошенничестве, если бы оставил снимок на месте. Наверное, Рэдклифф вообразил, что это избавит его от неприятностей, а получилось обратное.

— А как ты узнал о машине Милли? — спросила Элеонор.

— Я заподозрил неладное, когда не обнаружил в банковских бумагах Милли никаких регулярных выплат компаниям, торгующим автомобилями, — ответил я. — И еще — ни одной крупной выплаты, совпадающей со временем приобретения автомобиля, о котором ты мне рассказала. А в банковских отчетах Скота не было ни намека на то, что он купил для нее эту машину. Вот и решил послать Никки в автомобильный салон в Ньюбери и задать дилерам несколько вопросов. Никки улыбнулась.

— Однако вы поступили не совсем честно, уверяя Рэдклиффа, что эти люди опознали его по снимку, — заметила она. — Они сказали, что, может, это и он. Но твердой уверенности не было.

Я взглянул на своих друзей — похоже, их шокировала эта новость — и рассмеялся.

— Да, знаю, определенный риск был. Но в тот момент я был глубоко уверен в своей правоте, и видимо, эта уверенность убедила Рэдклиффа в том, что не стоит настаивать и вызывать дилеров для опознания.

— Ну а Джулиан Трент? — спросил Джордж. — Что будет с ним?

— Надеюсь, полиция уже разыскивает его в связи с убийством Барлоу, — ответил я. — Ну а пока его еще не арестовали, намереваюсь держаться от этого типа подальше.

— Как и мы все, — с озабоченным видом произнес Джордж. Его до сих пор страшила перспектива столкнуться с молодым подонком Трентом лицом к лицу. И страх этот был вполне оправдан.

— Ну а второй свидетель? — спросил Брюс и кивком указал на одинокого мужчину за столиком в углу, тот сидел и читал газету. — Ты собираешься вызвать его?

— Нет, — ответил я. — С самого начала намеревался вызвать только одного из них, и в прошлый четверг, когда добился выписки повесток для привлечения их как свидетелей, еще не знал, кто именно будет выступать. Понял это только в пятницу, когда показал снимок Рэдклиффа Джозефу и Джорджу и увидел их реакцию.

В пятницу в кармане у меня лежала еще одна фотография. Снимок моего второго свидетеля, вырезанный из «Рейсинг пост», но он мне не понадобился.

И я поднялся и, ковыляя на костылях, направился к этому человеку.

— Добрый день, — сказал я. — Спасибо, что пришли. Но боюсь, вернее, не думаю, что вы мне теперь понадобитесь. Вы уж простите.

Саймон Дейси развернулся и взглянул на меня.

— Значит, только время зря потратил, — с досадой произнес он. Свернул газету, поднялся из-за стола.

— Да, — сказал я. — Примите извинения.

— А что это у вас тут происходит? — спросил он и кивком указал на нашу дружную и веселую компанию. — Празднуете что-то, да?

— Ну, в каком-то смысле можно и так сказать, — ответил я. — Отмечаем победу. У Роджера Рэдклиффа возникли большие неприятности.

Повисла неловкая пауза, он явно ждал от меня дальнейших объяснений, но я молчал. Ведь формально суд еще не закончился, и Саймон Дейси, чисто теоретически, был потенциальным свидетелем.

— Что ж, не сомневаюсь, что в свое время узнаю, как и почему, — еще более раздраженно произнес Дейси.

Я тоже нисколько не сомневался. Начать с того, что Саймон Дейси тоже потеряет определенный процент от всех завоеванных Перешейком призовых. Возможно даже, он потеряет тренерскую лицензию, впрочем, я от души надеялся, что этого не случится. Лично я считал, что он ничего не знает о мошенничестве, да и об убийствах — тоже. Как не знал о том, что у его жены любовная интрижка со Стивом Митчеллом.

Почему-то мне никак не давала покоя эта история супружеской измены Франчески Дейси. Одно время я даже думал, что Стива Митчелла подставил ревнивый муж — просто чтоб убрать его с дороги. Но истина заключалась в том, что Стив в силу своей легкомысленности и вспыльчивости оказался как нельзя более удобным парнем, чтоб на него можно было навесить серьезное преступление.