Училка и мажор - Маша Малиновская

Я увлеклась им, волновалась, чтобы о нас не узнали в университете, и совершенно не задумывалась, что будет, если о романе своего сына с преподавательницей узнают его родители. Вряд ли они будут этому рады.

Внутри засаднило. Эта мысль, которая ранее даже не возникала, засела внутри и начала горчить.

— Сейчас включу сауну. Любишь сауну? — спрашивает Семён, что-то набирая на электронной панели возле затемнённой стеклянной двери.

— В ней душно, — ощущаю какую-то растерянность от набежавших мыслей.

— Тогда не буду высокую температуру ставить. Разберёшь пока пакет?

Киваю и иду к кухонному гарнитуру, там на стол Семён поставил пакет. Достаю бутылку вина, сыр, колбасную нарезку, какие-то морепродукты, несколько готовых салатов в контейнерах и ещё что-то горячее в фольге. Мясо, наверное. Снова задумываюсь о том, что всё это стоит немало, и я если бы я покупала, то потратила бы приличную сумму, относительно своей зарплаты.

— Сём, ты зачем столько всего накупил, тут же на неделю…

— Значит, будем тут целую неделю, — пожимает он плечами и подходит ко мне совсем близко. Смотрит удивлённо в ответ на мои слова.

А потом его взгляд меняется. Как-то всего за секунду. Темнеет, тяжелеет, дыхание становится глубже, когда ползёт взглядом по мне сверху вниз, а потом обратно.

— Знаешь что, Василина… — его голос звучить будто чуть сел. — Я вот хотел всё чинно, красиво. Ну, ужин там, винишко, сауна. Но чёт горит аж. Давай сразу к делу, а потом уже поедим и попаримся? Пожалуйста… Пока на мне шмот не сгорел нахрен.

Семён такой Семён. Его слова могут казаться грубыми, пошлыми, хамскими, но они однозначно возбуждающие. Ну а я не нежная фиалка.

Уж не знаю, что там с салатами и вином, но вот конфеты и апельсины точно падают на пол и катятся в разные стороны, когда он возгромождает меня задницей на стол.

— Я, блять, себя уговаривал, чтобы не остановиться по дороге на обочине и не засадить тебе, — припаивается поцелуем к моей шее, лижет, кусает, дышит горячо. — Два дня, Василина, целых два дня я в тебе не был. Это же с ума сводит.

Он просто бешеный. Неудержимый. Я горю в его руках, и огонь этот нестерпимый. Он изнутри и снаружи. Жжёт кожу, плавит кости и органы. И требует немедленного утоления.

Продолжая впиваться в мою шею, Радич нервно стаскивает с меня спортивную кофту и уставляется на грудь в том самом — лиловом лифчике.

— Фотка — херня по сравнению с реалом, — бормочет и начинает целовать и облизывать мою грудь.

Вытаскивает её из чашки, сдавливает сосок аккуратно, несмотря на бушующую страсть, нежно втягивает в рот. Семён заставляет лечь на стол на спину и стягивает мои штаны вместе с трусами до колен.

Всё между нами очень откровенно. Без ужимок и стеснения. Может, это слишком, но нам ведь хорошо. Тогда зачем думать, что это как-то неправильно.

Я чувствую его голод, вспыхиваю от внимательного, накачанного чистой похотью взгляда прямо туда. Семён резко дёргает молнию на своих джинсах и спускает их. Трусов на нём нет.

Меня насквозь прошибает электричество, когда головка его члена касается моей набухшей влажной плоти.

Но…

— Стой, — сажусь и сползаю со стола. Вот так вот, прямо со спущенными штанами.

— Вася, блядь…

— Я тебе должна извинения…

Под горящим взглядом я опускаюсь на колени. Самой бы не кончить в процессе…