Последняя Мона Лиза - Сантлоуфер Джонатан

95

Ривервью Террэс представляла собой тупичок из шести стильных таунхаусов в конце Восточной Пятьдесят Девятой улицы, с частной дорогой, красивым закрытым сквериком и живописным видом на Ист-Ривер и мост Куинсборо. В этой части города мне до сих пор не доводилось бывать. Она словно сохранилась с прошлого века, и так оно, безусловно, и было. Здесь не было уличного движения и шума проносящихся мимо машин и автобусов, слышался только плеск воды да изредка сигнал противотуманной сирены.

Железные ворота с жужжанием открылись, и голос Бейна, искаженный переговорным устройством, объяснил, как пройти к его дому, описав деревянную дверь с вычурной резьбой. Я ожидал, что дверь откроет слуга, но меня встретил сам хозяин, одетый с элегантной небрежностью: темно-синий свитер, брюки и топсайдеры.[88] Стены фойе были отделаны темным деревом, пол – мрамором.

– Я понятия не имел, что этот район вообще существует, – сказал я.

– Да, можно десять раз пройти мимо и не заметить его, – ответил Бейн. – Он совершенно скрыт от окружающего мира, потому мне здесь и нравится.

Да и кому бы не понравилось? Я окинул взглядом широкую изогнутую лестницу с дубовыми перилами и дорогим ковром на ступенях.

– У вас тут красиво.

– Спасибо. – Он повел меня по коридору, украшенному расписанной орнаментами керамикой на подставках.

– Греческие? – спросил я.

– А вы разбираетесь. Середина восьмого века. Поздний геометрический стиль.

– Значит, все-таки коллекционируете.

– А, это у меня уже тысячу лет стоит. Почти не шучу. – Бейн улыбнулся. – Пойдемте сюда, к Рембрандту.

Мы прошли в небольшой кабинет, также отделанный темным деревом, с мягкими стульями, встроенным шкафом и ковром цвета крови.

– Вот, – он указал на картину в тяжелой раме, стоявшую на антикварном письменном столе прислоненной к стене. – Взгляните, а я пока принесу вам выпить.

Он отвернулся к барной тележке с бутылками и хрустальными бокалами разных форм и размеров.

– Вы ее не вешаете? – спросил я, подходя к гравюре.

– Она была упакована, я принес ее сюда для вас.

Я сказал, что не стоило беспокоиться, и он ответил, что это не составило труда.

– Вина? – предложил он. – Или чего-нибудь покрепче? У меня есть прекрасный односолодовый скотч.

– Звучит заманчиво, – ответил я, – но я не пью.

– Может быть, передумаете? – Бейн поднял бутылку. – Макаллан, двадцать пять лет выдержки. Уверены?

– Я бы с удовольствием, но нет, спасибо. Мне воды, если можно.

– Напрасно. – Бейн налил себе скотча, а мне «перье».[89]

– За искусство, – произнес он, чокаясь со мной стаканами, затем взял со стола большую лупу с костяной рукояткой, протянул ее мне и предложил изучить детали.

Водя увеличительным стеклом по гравюре, как когда-то по «Моне Лизе», я испытал жутковатое чувство «дежа вю». В деревьях и облаках обнаружились скрытые фигуры, удивительные и красивые. Я отметил, что «вживую» картина производит гораздо более сильное впечатление – как будто раньше видел ее.

– Это относится ко всему искусству, не так ли? В наше время люди думают, что они что-то знают, потому что видели это на экране компьютера, но так невозможно оценить мастерство художника, манеру письма, текстуру, краски… Извините, я увлекся.

Я ответил, что мне нравится слушать человека, по-настоящему увлеченного искусством.

– Мне кажется, некоторые из моих студентов предпочтут распечатать такую гравюру у себя с ноутбука. Так проще и удобней – не нужно толкаться в шумной толпе.

– Насчет толпы и шума должен согласиться. Я перестал ходить в музеи. Мне не нравится смотреть из-за чужого плеча и выслушивать мнение каждого. Так невозможно оценить искусство, – сказал Бейн, стоя рядом и вместе со мной глядя на картину. – Эта гравюра – одна из трех существующих в мире сегодня, хотя я не знал этого, когда ее покупал. Я просто восхитился тем, сколько труда Рембрандт в нее вложил… Так расскажите мне об этой вашей статье.

Он повернулся ко мне, и я начал пересказывать позаимствованную из Интернета теорию о способе работы Рембрандта. В это время до нас донесся тихий стук закрываемой входной двери.

– Жена пришла, – Бейн извинился и спустился вниз.

Я продолжил рассматривать гравюру, но меня отвлекали голоса Бейна и какой-то женщины, приглушенные расстоянием, толстыми стенами и коврами. Так прошло пять минут, десять… Еще через пять минут я, не утерпев, вышел в коридор.

Здесь их слова еще трудно было разобрать, но голоса звучали громче, и стало понятно, что они о чем-то спорят.

– Оставь его в покое, – донеслись слова женщины.

– Извини, этого я не могу себе позволить, – отвечал Бейн.

Мне не хотелось вмешиваться в супружескую ссору, но что-то в их голосах влекло меня вперед. Сделав еще несколько шагов по коридору, я услышал, как женщина сказала: «Ну, пожалуйста». В голосе, произнесшем эти слова, звучала такая мольба, что по моему телу пробежал холодок.

96

Когда я вошел в комнату, она подняла глаза и застыла, приоткрыв губы на полуслове.

– Боже мой… – она медленно моргнула, не веря своим глазам.

Я тоже пытался осознать происходящее и избавиться от ощущения нереальности этой сцены. Окружающая обстановка превратилась в некий размытый фон вокруг двух центральных персонажей. Несколько секунд потребовалось, чтобы собраться с мыслями и обрести голос.

– Это тот, на кого ты работаешь?

– Ты не понимаешь, – сказала Аликс. – Ты думаешь, что все понял, но это не так.

– Ну, что ж, – вздохнул Бейн, – теперь, когда мы разобрались с этим, давайте немного усложним условия игры.

Он открыл ящик стола и достал маленький пистолет. Сквозь шум в ушах я слышал обрывки того, что он говорил: «Эд браун компакт… без отдачи… адаптированная рукоять… менее 3000 долларов».

Он направил пистолет на меня.

– Перейдем к делу, не возражаешь? Мне нужна твоя помощь кое в чем.

Я все никак не мог прийти в себя, воспринимая окружающий мир как некий коллаж: пистолет Бейна, лицо Аликс – сознание продолжило этот калейдоскоп клочками мыслей и образов: вырванные страницы дневника, тело брата Франческо на носилках, мертвые книготорговцы… Неужели за всем этим стоит Ричард Бейн?

– Пожалуйста, – повторила Аликс.

– Перестань хныкать, – сказал Бейн. – Как тебе не стыдно!

– Иди к черту! – огрызнулась она.

– Аликс, – обратился к ней я. – Скажи мне, что происходит?

– Ты получишь ответы на свои вопросы, когда ответишь на мои. – Бейн приставил пистолет к моей спине, подталкивая меня и Аликс вперед.

– Ты сумасшедший, – сказала ему Аликс.

– Радость моя, перестань обзываться, пожалуйста.

Бейн провел нас по коридору, затем вниз по лестнице в кабинет. Там он приказал мне взять из тайника ключ, объяснил, как отодвинуть книжный шкаф и открыть хранилище. Когда дверь открылась, он приказал нам войти и щелкнул выключателем. Комната залилась светом. Стоя рядом, мы с Аликс хором ахнули. Переводя взгляд с одного произведения искусства на другое, я увидел две картины «Мона Лиза»: одна висела на стене, другая стояла под ней на полу.

– Господи, – произнесла Аликс. – Я никогда…

– Нет, ты никогда, – согласился Бейн. – Это у меня для личного пользования.

Мне потребовалась какая-то секунда, чтобы разглядеть инициалы на «Моне Лизе», стоящей на полу – это была наверняка подделка Шодрона.

– Все картины краденые? – спросил я.

– Не все. Некоторые получены в обмен, за другие заплачено больше, чем вы можете себе представить.

– Отчего же, могу, – я вспомнил брата Франческо, Кватрокки и книготорговцев. – Скажите, все это доставляет вам удовольствие?

– Ты даже не представляешь какое. – Бейн недобро улыбнулся.

– У вас очень хороший вкус, – продолжал я, надеясь заговорить ему зубы и дождаться момента, когда он утратит бдительность.