Рождение Темного Меча - Маргарет Уэйс

Он лежал в маленькой комнатке — ему никогда еще не приходилось видеть ничего подобного. Сквозь приоткрытое окно лились неяркие солнечные лучи, и в их свете Сарьон увидел сцену, которая, по его представлениям, могла существовать лишь где-то за Гранью. Стены комнаты не были оформлены из дерева или камня. Они были сделаны из аккуратно сформованных прямоугольников, уложенных друг на дружку. Выглядело это все настолько неестественно, что каталиста передернуло. По правде говоря, в этой комнате все выглядело неестественно — как заметил Сарьон, со всевозрастающим ужасом оглядываясь по сторонам. Стоящий посредине стол не был любовно создан из цельного куска дерева — его смастерили из нескольких кусков, грубо скрепленных между собою. Расставленные вокруг стулья были изготовлены точно таким же образом и казались уродливыми и ужасными. Даже если бы Сарьон увидел человека, чье тело было бы составлено из частей тел других, мертвых людей, он и тогда не пришел бы в большее смятение. Ему, словно наяву, представились крики боли исторгнутые деревом.

Тем временем тихий звук повторился. Сарьон нерешительно вгляделся в темные углы.

— Эй! — хрипло позвал он.

Никто не отозвался. Недоумевающий Сарьон снова улегся на спину. Он готов был поклясться, что слышал чьи-то голоса. Или это было во сне? В последнее время ему часто снились сны. Кошмарные сны. Волшебный народец, женщина невероятной красоты, прогнившее дерево...

Сарьон снова чихнул, сел на кровати и принялся искать, чем бы вытереть нос.

— Это тебе подойдет, о Ушибленный и Помятый?

И на одеяло рядом с рукой Сарьона опустился возникший прямо из воздуха лоскут оранжевого шелка. Каталист отпрянул от него, словно от змеи.

— А вот и я. Во плоти, если так можно сказать.

Оглянувшись на голос, Сарьон увидел Симкина, стоящего в изголовье кровати. По крайней мере, каталист предположил, что это тот самый молодой человек, «спасавший» его во Внешних землях. Но теперь и простая коричневая одежда лесного скитальца, и лиственный наряд эльфов исчезли. Их место заняли парчовый камзол невероятно яркого синего цвета, жилет — тоже синий, но посветлее, а под ними — красная шелковая блуза, пылающая ярче нынешнего бледного солнца. Зеленые обтягивающие брюки были застегнуты под коленями пряжками, усыпанными красными драгоценными камнями; ноги облегали красные шелковые чулки. И повсюду — на манжетах, на воротнике, на жилете — красовались зеленые пенные кружева. Темные волосы блестели, бородка была аккуратно расчесана.

— Что, восхищаешься моим ансамблем? — поинтересовался Симкин, проведя рукой по своим кудрям. Я называю этот цвет «Трупный синий». Графиня Дюпре однажды сказала мне: «Симкин, но это же ужасное название!» — «Я понимаю, — с чувством ответил я, — но это было первое, что пришло мне на ум, а мне на ум так редко что-то приходит, что я решил, что это стоит сохранить. Так сказать, для поощрения».

С этими словами Симкин неспешно подошел и остановился рядом с Сарьоном. Он изящным движением поднял с одеяла оранжевый шелковый шарфик и, взмахнув им, вручил изумленному каталисту.

— Да-да, я понимаю. Это все бриджи. Ты, должно быть, никогда не видел ничего подобного? Это последний писк моды при дворе. Все просто с ума по ним сходят. Должен заметить, что мне они нравятся. Правда, ноги натирают...

Тут Симкина перебили: каталист снова чихнул и зашелся кашлем. Симкин придвинул стул, уселся и скрестил ноги так, чтобы ему удобно было любоваться собственными чулками.

— Что, неважно себя чувствуешь? Тебя угораздило подцепить простуду. Наверное, тогда, когда мы грохнулись в реку.

— Где я? — прохрипел Сарьон. — Что это за место?

— Ой, ну какой же ты зануда. Естественно, ты находишься там, куда и стремился. В конце концов, ведь твоим проводником был я.

Симкин понизил голос:

— Ты у Техников. Я привел тебя к ним в общину.

— Как я сюда попал? Что произошло? Что за река?

— Так ты не помнишь? — обиженно переспросил Симкин. — И это после того, как я, рискуя жизнью, превратился в дерево, а затем прыгнул в пропасть, держа тебя в своих ветвях — э-э, в руках — нежно и крепко, как мать держит свое дитя!

— Так это было взаправду? — Сарьон взглянул на Симкина. Глаза у него слезились. — Не... не в кошмаре?

— Я уязвлен до глубины души!

Симкин фыркнул, показывая, как глубоко он задет.

— И это после всего, что я для тебя сделал! А ты даже ничего не помнишь! Я сам не понимаю, отчего отношусь к тебе как к отцу...

Сарьон, дрожа, поплотнее закутался в одеяло Он закрыл глаза и отгородился от всего. Симкин, «Трупный синий», кошмарная комната, голоса, что послышались или приснились ему... Молодой человек продолжал болтать, но Сарьон пропускал его болтовню мимо ушей. Ему было не до того. Он чуть было не задремал, но тут ему померещилось, будто он падает, у него перехватило дыхание, и он в ужасе очнулся. Потом Сарьон осознал, что слышит какой-то отдаленный звук, и узнал в нем тот ритмичный, размеренный грохот, что проходил сквозь все его кошмары, словно подводное течение.

— Что это? — спросил он и закашлялся.

— Что — «что»?

— Этот... шум... грохот...

— Кузня. Там куют железо.

Кузня. У Сарьона душа ушла в пятки. Ванье был прав. Чародеи этой общины заново освоили древнее запретное искусство — темное искусство, однажды уже едва не приведшее к уничтожению мира. Что же за люди здесь обитали — люди, продавшие души Девятому Таинству? Наверное, это сущие демоны. А он теперь среди них, совсем один. Один, если не считать Симкина. Но кто такой Симкин? Или что он такое? Если вся история с волшебным народцем и с деревом ему не приснилась, то, возможно, и голоса тоже были настоящими. Но тогда это означает, что Симкин предал его. «Его прислали сюда за тобой, Джорам». Эти слова звучали абсолютно серьезно, без свойственных Симкину дурацких интонаций. «Разве я виноват, Мосия, что наш мир столь жесток и опасен? И смею заметить, что наш каталист еще не скоро отважится путешествовать по этому миру в одиночку». Ни зеленых кружев, ни оранжевого шелка, ни сияющей улыбки. «Трупный синий». Холодный и острый, словно железо.

«Джорам знает, кто я и зачем сюда явился». Сарьон содрогнулся. «Он убьет меня. Он уже убивал. Хотя, возможно, они ему не позволят. В конце концов, им же нужен каталист. По крайней мере, так сказал Ванье. Но как я могу помогать этим злобным чудовищам, Техникам? Неужто мне следует помогать им совершенствовать их кошмарное искусство? Неужели Ванье об этом не подумал?»

Сарьон сел в постели. Ему было тяжело дышать, и мысли с трудом пробивались в одурманенный болезнью разум. «Нет! — решил каталист. — Я не стану им помогать! Как только мы с этим Джорамом окажемся наедине, я открою Коридор и уйду отсюда вместе с ним. Пускай он Мертвый — вдвоем у нас должно хватить Жизни, чтобы магия подействовала. Я верну его обратно и избавлюсь от него, и пускай Ванье делает с ним что хочет. А потом я уйду из их Купели со всеми ее шпионами, ложью и ханжескими, бессмысленными догмами. Возможно, я вернусь в дом отца. Он сейчас пуст. Он принадлежит церкви. Я запрусь среди моих книг...»