Благословенный (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Ну, так и что вы хотите?

Иван Логгинович слегка замялся.

— Вы, Ваше высочество, известны любовью к флоту — испросите государыню, нельзя ли переменить сие назначение? Уж очень многое сейчас от флота нашего зависит! С Адмиралом Грейгом мы были покойны — он дело своё знал, а вот этот…

Я обещал при первом же случае поговорить с нею об этом деле. Как-то раз, воспользовавшись случаем, когда Екатерина освободилась от дел, отпросившись у Ла-Гарпа, пришёл к ней с деловым разговором.

— Скажи мне, бабушка, отчего же командиром эскадры назначен Чичагов? Вице-Адмирал Александр Иванович Круз достойнейшей был бы кандидатурой, и морские офицеры все за него! Ей-богу, давай назначим Круза, а ещё лучше, Нельсона!

Но на все эти горячие речи императрица лишь грустно покачала головой.

— Сам ведаешь, душа моя, и Круз, и Кроун, и Нельсон твой — англичане. Мы их флот со дня на день с нападением ждём, а ты говоришь — назначить их командовать! Нет, Сашенька, сейчас Балтийскому флоту нужен русский командир, пусть он даже и хуже названных господ англичан. С Чичаговым же, я хотя бы спокойна буду, что не увижу как-нибудь с утра, как на Неве бросают якорь фрегаты короля Георга!

Ччёёррртттт! Вот это я не подумал. Действительно, англичан на Балтийском флоте и так уже воз и маленькая тележка. Ещё несколько лет назад они считались союзниками, и их охотно вербовали; к тому же, в морском деле британские офицеры, несомненно, компетентны.

В общем, Василий «ни рыба не мясо» Чичагов остался на посту командующего Ревельской эскадры. И как же, скажите на милость, в этих условиях завоевывать Финляндию?

Глава 29

28 марта, в «Александров день», в Эрмитажном собрании нас с Константином окончательно допустили до взрослого «кавалерского» стола. В этом были свои преимущества — теперь можно было попробовать ранее не подававшиеся нам «взрослые» напитки и блюда, в том числе кофей, вино и шоколад. Но, увы, был и существенный минус — теперь мы, как все, в положенные дни будем поститься. Впрочем, по общему с Костиком мнению, достоинства взрослого стола вполне искупали его недостатки, тем более, что повара даже постные блюда готовили с редкостным искусством.

На собрании мне на глаза снова попалась графиня Дашкова, бессменный директор Академии, в последнее время вообще часто появлявшаяся при дворе.Это было очень кстати: у нас с нею оставалось одно незаконченное дельце.

— Екатерина Романовна, — пристал я к ней, улучив момент, — всё вас никак не выловлю на предмет нашего совместного визита в Академию!

— Да я вам вроде бы всё рассказала, Ваше Высочество! Что же вы ещё ищите там?

— Вы меня просто по имени-отчеству называйте, или даже просто по имени. Тут дело вот в чём: надо бы наладить нам химическую опытную лабораторию на постоянной основе. Очень хочется знать, как бы поставить дело так, чтобы в ней проходило не только обучение школяров, но и развитие химической науки!

— Как в Париже, у месье Лавуазье?

— Лучше! Чтобы лучше всё было, чем даже у Лавуазье.

Графиня тут как-то досадливо вздохнула.

— Александр Павлович, да разве же я против? Тут средства надобны, а их недостаток. С каждым годом всё дорожает, профессора плачутся о недостаточности жалования, до лабораторий ли тут? Мы с обучением еле-еле справляемся, куда там ещё и опытовые работы?

— Ну так, а зачем тогда обучение? Вот, выучился у вас химии некий молодой дворянин — и что? Раз научных заведений никаких нет, пойдёт он в армию, и будет на бивуаках хвататься, что обучен наукам. А толку? Всё это его обучение пропадёт втуне — убьют его на войне, да и все дела. Надо, чтобы лицо, обученное и склонное к наукам, науками и занималось! Нужны химические лаборатории, да и не одна. И студентов — сразу туда!

— Фантазер вы, Александр Павлович! На то нужны деньги немалые, нам таких не выделяют.

— Ну, про деньги попытаюсь я проведать. Поговорю при случае и с Александром Романовичем, и с Григорием Алексеевичем, пока он не уехал обратно к армии. А пока давайте сделаем, что сможем, на существующей Ломоносовской лаборатории.

— Извольте, можно проехать туда в любое время. Только надобно предупредить Соколова, чтобы у него в тот день не было студентов!

Вскоре мы в экипаже графини ехали на Васильевский остров. Александр Яковлевич не решился отпустить меня одного, и поехал с нами.

Экипаж графини оказался довольно скромной венской каретой, сильно покоцанной в предыдущих поездках и опасно кренящейся на поворотах.

— Не в обиду вам будет сказано, Екатерина Романовна, но вам надобно уже починить экипаж! — самым деликатным тоном заметил Протасов.

— Ах, Александр Яковлевич, Никто ведь не знает, а я экономлю на всём! Ведь вы, должно быть, думаете, что я богата, когда это совершенно не так! Весь свет так считает; а ведь поместье гетмана Огинского, пожалованное мне императрицею, в действительности существует только на бумаге!

— Как же это может быть? — поразился я.

— Просто, Александр Павлович, вершители суде́б редко вникают в подробности дела. Государынею императрицею мне даровано было поместье изменника гетмана Огинского. Оно, конечно, обширно чрезвычайно, и гетман был сказочно богат; но люди готовившие указ, не учли, что большая часть его владений по-прежнему находится в Польше, за границей! Конечно, русские указы там недействительны, и мне достались самые крохи. Притом, владение его было страшно разорено — лишь каждый пятый двор имел корову, и только каждый десятый — лошадь! Нищета крестьян — сверх всякого разумения; Огинские держали их в положении хуже скота. Мне за свои деньги пришлось всё поправлять, и теперь я крайне бедна, когда все считают меня богатой!

Тем временем мы подъехали к уже знакомому мне зданию лаборатории. Профессор Соколов с двумя помощниками ждал нас у входа.

— Добрый день, господин профессор! Сегодня позвольте дать вам задание для исследований! Я знаю, что возможности лаборатории невелики, и времени у вас тоже немного, но думаю, что дело будет вам посильно.

Я давно хотел озадачить кого-то на предмет нитроглицерина. Сам я про эту штуку имел довольно смутное представление, да и то в виде рецепта из «Таинственного острова» Жюля Верна, намертво впитавшегося в юную память. Помнится, меня тогда поразила его простота: глицерин и азотная кислота, а на выходе — взрывчатое вещество, что в десять раз сильнее пороха!

Но, оказалось всё не так просто. Если с глицерином мы более-менее разобрались, то вот с кислотой вдруг возникла проблема. Профессор не знал, что такое «азотная кислота»! Более того, он не знал, что такое «азот»!!!

— Ну а какие кислоты у вас в обиходе? — с надеждою спросил я.

— Купоросная кислота, крепкая водка, непременная водка, царская водка, летучая серная кислота, постоянная серная кислота, селитряная кислота, соленокислая магнезия, сернокислая сода, уксуснокислая ртуть…

Мне все эти термины, кроме «водки» и «серной кислоты», ни о чём не говорили. И как тут работать? Я и так-то в этой химии не силён, а тут ещё и бардак в названиях. Вот что из перечисленного является азотною кислотою? Ужас!

Соколов с сочувствием наблюдал за моими попытками хоть в чём-то разобраться.

— Да, Ваше Высочество, есть у химиков сейчас такое затруднение. При переводе иностранных трудов мы, не находя подходящих русских слов, вынуждены выдумывать их сами. Оттого в терминах страшный разнобой; и не только у нас, а и по всей Европе такое происходит.

— Я слышал, что господин Лавуазье как раз не так давно решил все термины привести к одним основам — заметил один из помощников Соколова.

— Вот дельный человек! Его бы к нам, сюда…

— Сомнительно, что столь именитый учёный, возглавляющий не один год Парижскую Академию наук, имеющий образцовую лабораторию и огромные доходы с откупов, решит вдруг поехать в нашу страну, даже если императрица передаст ему мой пост! — резонно заметила графиня Дашкова.

— Ну, хотя бы получить его труды… Но, давайте вернёмся к кислоте. Надобно найти нужную кислоту и применить ее к глицерину!