Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX—XX столетий. Книга III - Алексей Ракитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зал замер в напряжении, ожидая, чем же закончится эта в высшей степени необычная сцена. После пафосного монолога прокурор потребовал, чтобы коронер ещё раз вызвал Беннета Хайда для приведения к присяге.
Коронер так и поступил. Он в третий раз потребовал, чтобы Беннет Хайд подошёл к секретарю, принял присягу и занял место свидетеля… И в третий раз адвокат Уолш заявил, что его подзащитный последует данному ему совету и не станет присягать.
Далее последовала немая сцена, наверняка достойная пера великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя. Прокурор Конклин перевёл дыхание, подумал о возможных вариантах развития событий, понял, что Хайда нельзя арестовать и невозможно заставить говорить и… снисходительно фыркнул. Повернувшись к коронеру, прокурор крикнул так, чтобы его голос был слышен всем, присутствовавшим в тот момент в зале заседаний: «Что ж, достаточно, для меня этого вполне достаточно!» («Enough, that’s enough for my case!»).
Заголовки статьи, посвященной событиям последнего дня работы коронерского жюри, говорят сами за себя: «Драматическая сцена вызывает почти что панику в суде в Индепенденсе. Сюрприз для прокурора. Прокурор и коронер тщетно настаивают на допросе, после чего прокурор заявляет, что для его целей доказательств достаточно». Случившееся 19 февраля 1910 г. и впрямь следует признать исключительным как по своей форме, так и содержанию.
Подтекст сказанного был понятен: прокурор Конклин увидел в отказе Хайда от дачи показаний жюри признание собственной вины.
Но как показали дальнейшие события прокурор несколько переоценил присяжных. То, что было понятно ему, членам жюри таковым не показалось.
Во второй половине дня 19 февраля коронер Цварт закончил своё следствие и отправил жюри в совещательную комнату для выработки вердикта. Трудно отделаться от ощущения, что вердикт этот оказался не совсем таким, каким его рассчитывали увидеть окружной прокурор и сам коронер.
Процитируем этот документ полностью, он не очень большой: «Вердикт присяжных коронера. Мы, присяжные коронера, должным образом вызванные, отобранные и приведенные к присяге, имели поручение тщательно расследовать и получить истинное представление о том как, кем или какими средствами был умерщвлен Томас Х. Своуп, чьё тело мы осмотрели и выяснили из представленных нам доказательств, и из наших собственных знаний, что указанный покойный нашёл свою смерть в результате отравления стрихнином, и, исходя из доказательств, мы полагаем, что указанный стрихнин был получен им в капсуле около 20:30 в день его смерти по указанию доктора Б. К. Хайда, но с умыслом ли на убийство мы, присяжные, решить не можем. Указанный покойный нашёл свою смерть в особняке миссис Логан О. Свуп в Индепенденсе, округ Джексон, штат Миссури, Канзас-Сити. Миссури.»32
Таким образом члены жюри согласились с тем, что Полковник умер от отравления стрихнином, который содержался в пищеварительной капсуле предложенной Беннетом Хайдом, но вынести решение об умышленности отравления отказались. Из подобного вердикта выводы можно было делать диаметрально противоположные, вплоть до полной невиновности Беннета Хайда, ведь капсулы для улучшения пищеварения могли принадлежать вовсе не ему! Мало ли где он мог их приобрести и кто их изготовил, верно?
Ещё до окончания работы коронерского жюри, а именно – 14 февраля – к работе приступило Большое жюри, собранное окружным прокурором. Этот момент очень интересен своей нетипичностью, поскольку в американском правоприменении работа Большого жюри начинается после окончания работы коронерского. Строго говоря, выводы коронерского жюри являются одним из оснований для созыва Большого жюри, что представляется логичным: коронерское жюри принимает решение о криминальном характере смерти человека, а Большое жюри оценивает шансы на выдвижение и успех в суде обвинений против конкретного человека. В данном же случае мы видим очевидный ляп: решение о возможном убийстве Полковника Своупа ещё не было принято, а Большое жюри уже приступило к обсуждению весомости и достоверности улик против Беннета Хайда!
Ощущение странности ещё более возрастёт, если мы вспомним вердикт коронного жюри, в котором нет ни слова о вине именно доктора Хайда в смерти Полковника и умышленности его действий. Да, вердикт связывал смерть уважаемого Полковника Своупа с приёмом «пищеварительной капсулы», но откуда известно, что это именно та капсула, которую Хайд отдавал медсестре?! А вдруг Перл Келлар её подменила? А если Хайд вообще не давал никаких пилюль, ведь известная версия смерти Полковника основана сугубо на показаниях медсестры [Беннет Хайд, напомним, не произнёс ни слова под присягой!].
В общем, всё это выглядело очень странно. Автор должен признаться, что это единственный известный ему случай из истории американского уголовного права, когда возникла такого рода необычная коллизия [т.е. работа Большого жюри началась до вынесение вердикта коронного жюри]. Возможно, существуют и иные примеры такого рода, неизвестные мне – автор ни в коем случае не претендует на исключительную эрудированность в истории американского уголовного права – но они явно очень редки.
Этот момент важно сейчас зафиксировать. Большое жюри начало свою работу 14 февраля, а коронное закончило свою только 19, причём, совсем не тем вердиктом, на который рассчитывал окружной прокурор.
Сразу скажем, что Большое жюри работало очень неспешно и под эту неторопливость была подведена мотивировочная база. Заключалась она в следующем: окружной прокурор установил, что свидетели по-разному описывали смерть Полковника Своупа в гражданском суде по иску Беннета Хайда и во время заседаний коронерского жюри, а потому детали дела надлежало изучить тщательно и максимально полно. По этой причине в первый день работы Большого жюри оказались допрошены всего два свидетеля – работник похоронного бюро, занимавшийся бальзамированием тела Полковника, и чиновник муниципалитета, оформлявший свидетельство о его смерти.
На протяжении последней декады февраля и в начале марта Большое жюри методично исследовало всевозможные обстоятельства заболеваний членов семьи Логана Своупа: кто куда ездил, что пил, что ел, кто прислуживал за столом, кто управлял автомобилем, кто приходил в гости и что дарил… В эти детали нам сейчас углубляться совершенно незачем, поскольку из дальнейшего станет ясно, что перед нами своего рода дымовая завеса. Прокурор Конклин «набрасывал» фактуру, умышленно перегружая обвинительную базу разнообразным материалом, в действительности имея в виду сосредоточиться лишь на нескольких фрагментах. Особенно интересно то, что эту игру, судя по всему, Фрэнк Уолш, адвокат Беннета Хайда, полностью разгадал. Более половины заседаний Большого жюри Уолш и его подзащитный пропустили, показав тем самым, что их не интересует тот обвинительный материал, что старательно собирает окружной прокурор. В такие дни на заеданиях жюри присутствовал один из помощников Уолша – обычно это был Джеймс Эйлимард (James Aylemard) – который методично конспектировал всё услышанное и ни во что не вмешивался.
Во время работы Большого жюри произошло, пожалуй, лишь два действительно важных моментов, о котором следует сейчас упомянуть. Первое оказалось связано с тем, что 27 февраля Фрэнк Уолш в во время общения с журналистами, упомянул о том, что «пищеварительные капсулы», которыми его подзащитный угощал членов семьи Своуп, приобретались у местного аптекаря Оливера Джентри (O. H. Gentry). Капсулы эти изготавливались провизорами в аптеке и содержали в себе микродозу стрихнина, который повсеместно использовался в тогдашней медицине как эффективное стимулирующее средство широко спектра действия [как для стимуляции сердечной деятельности, так и пищеварения]. Никакого особенного акцента на этой детали Уолш тогда не сделал, он упомянул о покупке капсул в аптеке лишь для того, чтобы доказать полную прозрачность всех приобретений медпрепаратов, сделанных Хайдом, но читателю следует запомнить эти слова адвоката. По мнению автора, заявление Уолша повлекло важные последствия, о которых в своём месте
