Запретные навсегда - М. Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, Саша. — Мое имя срывается с его губ, и произносится оно в моей любимой манере. То, как он это произносит, звучит как молитва, пожелание, надежда. — Саша…
Макс протягивает руки к моему лицу, притягивая меня ближе к себе.
— Я никогда не смогу относиться к тебе по-другому. Ничто не может изменить того, что я чувствую, как я хочу тебя. Ничего. Я просто…я не хотел, чтобы тебе приходилось жить с тем, что я делаю. Я не хотел, чтобы у тебя было такое чувство вины.
— Тогда мы оба получили то, что хотели, потому что я не чувствую никакой вины.
Мы долго смотрим друг на друга, слова повисают между нами.
— Ты уверена? — Наконец спрашивает Макс, и я киваю.
— Это было правильно.
* * *
В любом другом месте мы с Максом не смогли бы уснуть до конца ночи. Но когда Левин спит напротив нас, мы довольствуемся тем, что держим друг друга в объятиях, снова погружаясь в сон с обещанием продолжения позже. Утром мы завтракаем в номере, и Левин переводит взгляд с меня на Макса.
— Ты пока не можешь вернуться в Нью-Йорк, — задумчиво говорит он. — Виктору пока по-прежнему нужно соблюдать дистанцию. Но, возможно, есть что сказать в пользу Бостона. Я поговорю с Коннором и Лиамом сегодня. Я думаю, они захотят помочь тебе, если смогут.
— Я хочу вернуться в поместье, прежде чем мы уедем, — говорит Макс. — Еще раз оглянуться вокруг, прежде чем мы уйдем.
— Я не думаю, что это хорошая идея… — начинает говорить Левин, но Макс бросает на него многозначительный взгляд, который Левин, кажется, понимает.
— Это важно, — тихо говорит Макс. — Мы будем осторожны и возьмем охрану.
После еды мы с Максом отправляемся в путь, за нами следует еще одна машина с охраной, и мы возвращаемся в то, что раньше было поместьем Агости. Мы избегаем сгоревшего дома и воспоминаний о том, что произошло две ночи назад. Вместо этого Макс отвозит нас к виноградникам и амбару, которые остались нетронутыми. Он паркуется у входа, открывает передо мной дверцу и ухмыляется, глядя на выражение моего лица, когда я выхожу.
— Ты действительно влюбилась в это место, не так ли? — Спрашивает он, переплетая наши пальцы, пока мы смотрим на виноградник.
— Не так сильно, как ты, — поддразниваю я, на мгновение кладя голову ему на плечо. — Но да, мне это нравится. То, что случилось с домом, разбивает мне сердце.
Макс издает низкий горловой звук.
— Дом, о котором я не так уж сильно забочусь, — говорит он наконец. — Там было много воспоминаний, но не слишком много хороших. Я могу перестроить его, лучше, новее, больше по своему вкусу и, возможно, по твоему. Но все это здесь… — он указывает на виноградники и конюшни. — Это то, что действительно имело для меня значение. То, за что я благодарен, было спасено. — Он делает паузу, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. — У меня есть планы на этот счет, в зависимости от того, что ты думаешь.
— О чем ты? — Я удивленно смотрю на него, и он смеется, первый полный, непринужденный смех, который я слышу от него за последнее время. Это снимает часть тяжести с моих плеч, заставляя меня чувствовать, что, может быть, только может быть, все снова станет немного более нормальным. Это займет время, но, возможно, так будет не всегда.
Может быть, у нас все-таки получится жить так, как мы мечтали.
— Ну, на самом деле у меня не было возможности поговорить с тобой об этом. — Макс криво улыбается мне. — Все это время мы были в бегах и пытались выжить…
— Мы также не очень много разговаривали, когда были одни. — Я многозначительно приподнимаю одну бровь, и он усмехается.
— Это определенно правда. — Он улыбается мне, его карие глаза загораются.
Было время, когда мы не смогли бы шутить по этому поводу, когда Макс сделал бы все, чтобы не думать о том, как сильно мы хотим друг друга. Просто это небольшое изменение неизмеримо поднимает мне настроение, заставляя мир казаться более прочным вокруг меня. Он любит меня. Он хочет меня. Независимо от того, что произойдет дальше, все будет по-другому.
— Итак, какова твоя идея? — Я смотрю на виноградники. — Мы не можем сейчас оставаться в Италии.
— Нет, мы не можем. — Макс прикрывает рот рукой. — Но там больше нет большого дома, который можно было бы содержать, и в нем никто не жил, даже если бы он не сгорел дотла. Долгое время это было пустой тратой времени, когда так много денег поместья уходило на содержание этого дома и даже на то, чтобы содержать лишь небольшой штат прислуги в лице Джианы и Томаса.
Я смотрю на него с удивлением и ужасом, мои глаза расширяются.
— Ты же не собираешься оставить их без дохода…
— Нет, конечно, нет! — Макс выглядит не менее удивленным. — Я бы и не думал об этом. Я хочу заплатить им, чтобы они сделали что-нибудь еще. — Он указывает на виноградники, раскинувшиеся внизу, где мы стоим. — Когда я был моложе, я надеялся, что как второй сын буду управлять винным бизнесом. Это было единственное, от чего я сожалел отказаться, когда решил стать священником. Я, конечно, не могу остаться и сделать это сейчас, но они могут.
Он смотрит на меня, и на его лице мелькает улыбка.
— Может быть, когда-нибудь мы даже сделаем что-нибудь с лошадьми. Возможно, купим скаковых лошадей или откроем какую-нибудь школу. Кто знает? Однажды мы вернем себе свободу, и с этим, а также с деньгами Агости, мы сможем делать все, что захотим.
Я тихо смеюсь, чувствуя себя так, словно нахожусь во сне.
— Раньше все всегда спрашивали меня, чем я хочу заниматься в конце концов. Мой психотерапевт, Катерина и даже Виктор. Они все говорили, что я не могу вечно быть просто няней. У меня никогда не было на них ответа. Живя так, как я жила раньше, из приемной семьи в приемную, в детском доме и на улице, я никогда не думала о мечтах, надеждах или планах на будущее. Я просто делала это день за днем. Я была счастлива с Виктором, Катериной и детьми, поэтому не думала об этом дальше. Но теперь…
Я смотрю мимо Макса, на виноградники и конюшни, на то, что осталось от его дома и места, в которое я так быстро влюбилась точно так
