Заговор генералов - Владимир Понизовский

Достал трубку, сунул мундштук в рот.

- Господа! Дорогие гости! Разрешите нашу встречу считать начавшейся, поднялся от столика в красном углу зала изможденный старик. Кожа его лица и рук была желтой. Лимонным цветом отливали даже глаза. - Позвольте мне сказать несколько слов.

Раздались хлопки.

- Кто это? - шепотом спросил Путко.

- О, мой друг! Да это же сам хозяин, выдающийся муж земли русской Рябушинский.

- Господа, я надеюсь, что здесь собрались единомышленники, всем сердцем чувствующие боль за судьбу России, недавно еще такой великой и могучей, а ныне отданной на поругание разбойникам без роду, без племени, действующим под знаменами красного петуха и черного передела! Давайте же, господа, вложим персты в язвы: уясним для себя причины наших бед и найдем лекарство для оздоровления нашей матери-родины! - спазма перехватила жплпстое горло старика. Антон увидел, как судорожно бьется его кадык. Рябушинский справился с приступом. - Прежде чем передать права председателя нашего собрания глубокоуважаемому и всеми горячо любимому Михаилу Владимировичу Родзянке, я позволю себе повторить слова, которые сказал пять дней назад здесь же, в первопрестольной, на Всероссийском торгово-промышленном съезде - да пусть услышат их по всей Руси! Я сказал: "Нужна костлявая рука голода и народной нищеты, чтобы она схватила за горло лжедрузей народа, членов разных комитетов и Советов, чтобы они опомнились!"

Антон содрогнулся. Представил, как эти суставчатые желтые пальцы старика впиваются в горло Наденьки. Зал разразился аплодисментами.

- Святые слова, - наклонился к Путко Павел Николаевич. - Рябушинский рыцарь без страха и упрека!.. И весьма удачно, что мы избрали для этой встречи Москву: в Питере такие речи были бы невозможны. А белокаменная как французский Версаль.

Версаль? Ну-ну... С первой же минуты подтверждалось предположение Феликса Эдмундовича: именно здесь замышляется заговор против "Петроградской коммуны" - и он, Антон, оказался в центре заговорщиков. Благодаря Милюкову. Поручик с признательностью посмотрел на профессора. Тот поймал его взгляд и отечески, одобряюще улыбнулся.

Путко настроился на то, что сейчас же и начнется конкретное обсуждение плана контрреволюционного заговора, и весь обратился в слух. Но произошло нечто странное. Каждый бравший слово - а выступали один за другим старался блеснуть красноречием, однако эти разглагольствования не обнажали сути замысла.

- Офицеры русской армии, промышленники и общественные деятели - вот те три силы, на которые, как на якорь спасения, должна опереться ладья "Русь", закрученная бурей анархии! Необходимо признать "Приказ No 1" и декларацию прав солдата подложными и создать декларацию обязанностей нижних чинов! В этой декларации необходимо охранить личное достоинство офицера!..

(Кто-то из генералов).

- Мы считаем, что ссылка в Сибирь государя без суда - это возрождение прежней административной ссылки! Вот вам и новорожденная революционная Фемида!..

(Кто-то в вицмундире).

- Нынешнее правительство таково, что если оно и не может быть подведено под рубрику шайки политических шарлатанов, то, во всяком случае, образует лишь случайное сочетание лиц, представляющее какой-то министерский ералаш!..

(Безукоризненный смокинг).

- Пусть проявится стойкая купеческая натура! Люди торговые, надо спасать землю Русскую!..

(Конечно же один из тузов).

- В дни революции нельзя быть Антонием, нужно быть Цезарем. А когда народ обращается в толпу Спартака, долг власти - стать Крассом! - поднялся со своего кресла Милюков и привычно удостоился овации.

"Может быть, товарищи в Питере переоценили? - подумал Антон. - Или это сборище - ширма, а где-то в ином месте как раз и совершается главное?.." Но нет: за председательским столом - туша Родзянко, в зале - лидеры партий, высший командный состав армии, тузы... Надо слушать - и ждать.

Одно непонятно: чего это профессор так благорасполо-жился к нему? Сын коллеги? Отец был математиком, а Милюков - гуманитарий. Разные корпорации и клубы. Да и не мог Антон припомнить, чтобы в их семье среди близких - не друзей, а хотя бы знакомых - упоминалась фамилия Павла Николаевича. Чем же вызвана такая усердная опека?..

Он покосился на Милюкова. Тот после речи отдыхал в кресле, посасывая пустой мундштук и уютно откинувшись на спинку. Казалось, дремлет, а вроде бы и оценивающе поглядывает на Антона из полуприкрытых век. Странно... Какой резон был профессору приглашать безвестного младшего офицера в эту сиятельную компанию?..

Павел Николаевич действительно ни на минуту не выпускал поручика из-под наблюдения. Его вкрадчивый голос, неторопливо-спокойные движения могли бы напомнить грацию тигра, поигрывающего со своей беспечной жертвой и выбирающего лишь момент для удара мягкими, но тяжелыми лапами.

"Вроде бы подходит по всем статьям: судя по наградам, решителен и смел; по строю мышления - логичен и умен. Нашего круга. Мать и того выше аристократка. Фронтовая мясорубка перемолола романтические принципы в реалистический фарш, поэтому не должен быть чрезмерно щепетилен... Профессор посмотрел в зал. - Генералов - вон их сколько, пруд пруди. А нам больше нужны вот такие, молодые и самоотверженные, коим в окопах верят. Сей юноша рекомендован "Союзом офицеров". Значит, уж бесспорно, не сторонник большевиков и Ленина. Однако не следует и торопиться..."

Он поймал испытующий взгляд Антона и добродушно улыбнулся.

2

У Керенского гудела голова. Скорей всего, от резкого падения стрелки барометра. Позавчера еще было солнце, а потом вдруг нагнало от залива тучи, обложило; вчера, ночью, когда возвращался из тюрьмы, забарабанило - и вот уже льет второй день. А может, недоспал?.. Нет, он привык спать мало. Уже не те полуобмороки, как в первые дни, однако ж пяти-шести часов вполне доставало. Жена нервничала: "Шура, ты растрачиваешь себя!" - "Ты же должна понимать, "Июлю, я как атлант, который держит весь небосвод!" "Атлант!.." в голосе Ольги Львовны ему угадывалась и язвительность. Можно понять: для жены у него не остается ни времени, ни сил, ни желания - все мысли и чувства отданы единственной его любовнице - Политике. Когда-нибудь он устроит Люлю райскую жизнь: Лазурный берег, Азорские острова, белую яхту, виллу на взморье. Когда все потечет по проложенному им руслу. Пока же пусть терпит...

Но нет, непрерывный гул в голове - от впечатлений прошлой ночи, когда он в сопровождении помощника главнокомандующего Петроградским округом Козьмина и своих адъютантов приехал в "Кресты". Прежде чем направиться в камеры к большевикам, объявившим голодовку, министр-председатель проверил караулы и заглянул в крыло, где содержались бывшие царские сановники, коим не достало помещений в Петропавловке. "Какие жалобы? Просьбы?" Им грех было сетовать: Керенский разрешил, чтобы домочадцы передали заключенным постельное белье и личные вещи, доставляли обеды хоть из ресторана, только без вина и водок. Некоторые камеры устланы персидскими коврами. Кабинет министров принял временный закон о внесудебных арестах. Поэтому премьер мог своей властью и заключать в тюрьму, и освобождать из оной. Той ночью он распорядился освободить бывшего товарища министра внутренних дел и командира отдельного корпуса жандармов Курлова - "серьезно болен", - а также бывшего начальника отделения по охранению общественной безопасности и порядка в столице, иными словами, питерской охранки генерала Горбачева. На того и другого Керенский имел свои виды. Еще двое сановников были освобождены под крупный залог. Один из них - бывший директор департамента полиции сенатор Трусевич.

Затем министр-председатель по внутренним коридорам и железным лестницам перешел в крыло, где содержались участники июльских событий и большевики, арестованные в последние дни. Начальник "Крестов" доложил, что арестантка Александра Коллонтай находится в тяжелом состоянии - сердечный приступ. Керенский разрешил допустить к ней врача. Поинтересовался, сколько человек объявили голодовку. "Все большевики, а также матросы из Кронштадта". - "Мотивировка?" - "Непредъявление конкретных обвинений". "Пусть успокоятся - в ближайшие дни предъявим. Хотят похудеть? Не препятствуйте. Ограничьте и выдачу воды". Подумал: Николай был чересчур либерален. Всех этих большевиков департамент полиции знал наперечет, многих арестовывал дважды и трижды, а результат? Гласный надзор полиции, высылка по месту жительства, на поселение, лишь в крайних случаях - крепость или каторжные работы. Прав Савинков: "Только мертвые не..."

Он шел по коридорам, останавливаясь у глазков. Камеры были мутно освещены лампочками под потолком, забранными в сетки. Арестанты в этот заполуночный час спали. Нет, вот один бодрствует, сидит в позе роденовско-го "Мыслителя".

- Отворите.

Засов лязгнул. Арестант не пошевелился.

- Какие будут просьбы? Желания?