Молчание золота - Андрей Таманцев

— Да, я отвечу тебе, — растерянно отозвался Густери. — Но неужели ты сам ничего не помнишь?.. А ведь я искал тебя, Ламбер. Я чувствовал, что мы требуемся друг другу, чтобы снять все недоговоренности. Неужели ты думаешь, что это по моему распоряжению сорвали тормоза в твоей машине? Бедный, бедный…

Я взял со стола свой автомат и, сверля глазами Арбена Гусеницу, перебил его:

— Ничего, что я тут? Не мешаю, нет? Мне тоже о многом нужно у тебя узнать, правда, об остальном говорить будем не здесь… Но сейчас ты уж ответь, Арбен, человеку — кто сорвал тормоза на его машине? Нам пришлось немало помучиться из-за его тяжелой травмы, мы до сих пор не можем решить некоторых вопросов — и все из-за этой дурацкой автокатастрофы. Так что ты уж просвети нас, Арбен.

Густери уселся обратно в кресло и пожевал губами. Ответил, обращаясь к Ламберу:

— Ну что же, хорошо… Ты можешь мне не верить… я сам некоторое время думал, что это сделали люди Эмира… Но они тут ни при чем. Знаешь, мне тут припомнились твои слова, Леон. Как-то мы сидели с тобой, Леон, беседовали. Ты говорил о своей женщине…

— С тобой, Густери?! — вырвалось у Леона Ламбера.

— А что ты удивляешься? Степень доверия между нами установилась куда большая, чем, скажем, у меня вот с ним — с Эмиром. Да, ты говорил со мной. О своей женщине говорил. Прежде чем уехать сюда, в Самарканд, осенью прошлого года говорил.

Ну и ну! Интересные вещи рассказывает Густери! Самое примечательное, что он, кажется, не врет, да и нет смысла ему врать здесь, сейчас и по ЭТОМУ поводу. А Густери продолжал, оживляясь все больше (его темные глаза лихорадочно сверкали, как от сильного возбуждения):

— Ничего, что я буду разглашать интимные вещи? Ну так вот, твоя Елена тебе изменяла. Все время изменяла, и ты решил ее наказать. Ты давно хотел подарить ей новую машину, ну вот и подарил. Собственный новенький «пежо». Разве ты не помнишь, Ламбер, что САМ сорвал тормоза на своей машине? Я не могу знать этого точно, но, судя по тому, что ты мне говорил, ты собирался поступить именно так, причем мечтал разбиться вместе с ней! Я тогда взвился на дыбы, услышав всю эту чушь… потому что разменивать свою ценнейшую жизнь на жизнь какой-то изменившей мокрощелки… это просто гнусно, нелепо и недостойно сильного мужчины!

Ламбер выпустил из рук автомат. Подвижный угол его рта загнулся книзу. Мученически изломилась бровь, а глаза словно запали вглубь, когда он спросил:

— Значит… не ты и не Эмир?..

— Эмир не знает, насколько ты ценен для меня. Но все равно без моего прямого распоряжения он не посмел бы. Ты подвел меня, Ламбер, я хотел разобраться с тобой, но убивать тебя… убивать курицу, которая несет золотые яйца, — этого никогда не сделал бы даже я!

— Мне особенно нравится это «даже», — наконец вставил слово и я, — одного я не понял, Густсри: какие такие золотые яйца несет Ламбер? Нет, что Эмир и вы очень хотите с ним побеседовать по душам, это уже давно знаем и я, и мое руководство. Но на самом-то деле какова причина вашего тотального интереса… интереса к месье Ламберу, а?

Арбен Гусеница откинулся на спинку кресла. Покачал массивной головой, промолвил:

— Ну что же… Наверно, придется раскрывать карты. Даже Эмир не знает об этом… Даже Эмир.

— Чего я не знаю? — повернулся к нему Рустамов.

— Вот ты давно интересовался, Тамерлан, кто такой Мантикора, создавший препарат. Ты догадывался, что он — европеец. С некоторых пор ты даже начал подозревать, что Мантикора — француз, кроме того, ты предположил, что им является вот он, Картье. Ни-че-го подобного! — вдруг прогремел Арбен Густсри. — Ничего подобного… Картье — мое доверенное лицо, и он единственный из всех моих приближенных знает, КТО такой Мантикора! Да-да! Летом прошлого года дела мои стали довольно плохи, через Картье до меня довели информацию о том, что меня собираются устранять, сообщили и время, и место этой операции. Причем информация шла из таких источников, что не могло быть сомнения в ее достоверности! Примерно в те же сроки ко мне должен был явиться Мантикора. У него тоже возникли проблемы. Работать в Европе ему стало тяжело и опасно… Я решил проверить, не Мантикора ли навел на меня киллеров, и допустил, чтобы он встретился с моим двойником. Впрочем, мой двойник Гаракис недолго прожил со знанием того, кто такой Мантикора! Так вот, Мантикора попросил воспользоваться моими связями в Узбекистане и перевести лабораторию по синтезу препарата на Восток. Тем более что доставку товара в Европу можно было наладить по уже наработанным каналам трафика героиня и опия. Оборудование лаборатории в двух ящиках было привезено в Самарканд и загружено в подвал… в доме Рашида Радоева, карманного мента Эмира! В то же самое время Мантикора в составе археологической партии прибыл в Самарканд. Ведь вы уже поняли, что он — археолог, что это его основная профессия, а химик он только так, по призванию и от Бога, точнее, от дьявола и… от тех дэвов, которых ты видел в тутовой роще, Пастухов!..

Он выдержал паузу. Никто и не пытался отомкнуть, как ключом, эту гулкую тишину. Ждали продолжения. Густери одним махом выпил бокал вина, смахнул рукой красную струйку, стекшую по подбородку, и заговорил снова:

— Я верил Мантикоре. До ноября прошлого года он никогда меня не подводил. Но тут произошло то, что заставило меня пересмотреть рабочие и дружеские отношения с ним. Не сразу понял, что же произошло. Только потом, сопоставив факты, я уверился в том, что Мантикоре повезло так, как может повезти ученому его профиля только раз в жизни. Да и то вероятность такого единственного случая ничтожно мала. Голованов, который был приставлен мною курировать все действия археологов, был совершенно не в курсе того, что археологическая партия — это только ширма для переброски сюда оборудования лаборатории. Голованов был вообще не самый умный человек, зато он никогда но подставлял и не кидал, это я проверил уже многократно. Впрочем, я о нем не жалею: как жил, так и умер.

Густери снова замолчал. В этот момент в помещение вошли Артист и Док. У последнего лицо было перемазано в крови, с подбородка сочилась тонкая струйка, как минутой раньше — вино по лицу Густери. Кажется, других повреждений ни на том, ни на другом не было. Артист произнес:

— Все зачистили. Еще четверых выключили. Одного пришлось завалить, остальные живы, хотя и не скажу, что здоровы. Дом теперь чист.

— Молодцы… — отозвался я. — Джалилова вызвали?

— Да. А ты узнал у этих, где Боцман и Муха?

— Они в подвале, за свежевыложенной стенкой, — быстро ответил Густери. — Слева от входа. Там была ниша, ее замуровали.

— Их замуровали в нише?! — взревел Док. — Да вы что, сучары?!

— Там воздуховод, они не могут задохнуться.

Я резко поднялся и воскликнул:

— Бегите освободите их! Прихватите с собой Эмира, пусть покажет где… чтобы не пришлось тратить время на поиски! А мы тут пока что продолжим беседу с господином Густери!

Док подошел к Эмиру и, схватив его за отворот золоченого халата, буквально швырнул к развороченным дверям. Тот попытался что-то кудахтать, но тут и Артист внес свою лепту в общение с соратником Арбена Гусеницы, больно подтолкнув его автоматом.

— Иди, иди, хромой!

Все трое, исчезли. Мы остались вчетвером: с одной стороны — Картье и Густери, с другой — я и Леон Ламбер. Впрочем, теперь вопрос о том, на ЧЬЕЙ СТОРОНЕ Ламбер, был открытым. Я взглянул на него, и он, не дожидаясь моих, вопросов, произнес:

— Недавно ты хотел узнать, ЧТО я вспомнил. Ну так вот. Я долго колебался, мучился. У меня были сомнения… Наконец, я просто не хотел в это верить, но слишком знакомым казалось… все это. И только когда я услышал запись разговора, где Мантикора разговаривает с двойником Густери, я уверился, что это именно так. Это я и хотел честно сообщить вам, Сергей… но меня опередил Арбен Гусеница. Человек по имени Мантикора — это в самом деле я.

Я стоял неподвижно. Густери переглянулся с Картье, у которого сохранялось все то же окоченелое выражение лица, Ламбер же продолжал свое неожиданное признание;

— Для меня тут остается еще немало неясного, затемненного. Но основное уже восстановилось вот тут!.. — Он вдруг с ожесточением ударил себя кулаком по голове. — С некоторой долей допущения… но могу сказать определённо: Густери во всем прав. Я на самом деде нашел древнее захоронение. Я на самом деле решил, что лучшее место для лаборатории найти сложно. Наверно, я в самом деле перевез оборудование в тех двух ящиках из дома Радоева, а помогал мне тот дехканин Ислом, которого потом нашли под скалой с переломанной шеей. Даже не хочу думать о том, что послужило причиной его смерти… Обидно только то, что во всей этой жути виновен один человек, и он все время был рядом с вами, Сергей, — это я.