Страсть - Федор Раззаков

21 января 1953 года вся страна отмечала траурную дату – 29-ю годовщину со дня смерти Ленина. Как и во многих учебных заведениях страны, в Киевском институте театрального искусства студенты в тот день выступали перед преподавателями с патриотическими виршами, посвященными траурной дате. Не стала исключением и Быстрицкая, которая выучила «Сказку о Ленине» Натальи Забилы. И вот, когда до ее выступления оставались считаные минуты, некий второкурсник незаметно подкрался и, желая подшутить, свистнул ей из пищалки в ухо. Вполне вероятно, что сделал он это не со зла, однако, учитывая реалии момента (траурная дата, общая нервозность и т. д.), он получил вполне адекватный ответ – увесистую оплеуху, от которой отлетел метров на пять. Свидетелями этой сцены стали не только студенты, но и преподаватели, которые и дали этому делу ход. Быстрицкую обвинили в хулиганстве, припомнив ей, что только за последний месяц она умудрилась подобным образом поступить еще с двумя студентами. Короче, в тот же день один из педагогов вызвал к себе Быстрицкую и потребовал от нее, чтобы она немедленно написала заявление о переводе ее в Харьковский институт. В противном случае он пообещал отчислить ее из вуза. Но Элина ответила ему довольно резко: «Если завтра вывесят приказ о моем отчислении, то послезавтра вы найдете меня в Днепре». Если бы подобное сказала любая другая студентка, вполне вероятно, ее слова сочли бы дешевой бравадой. Но о Быстрицкой еще с первого курса утвердилось мнение как о человеке, который не бросает слов на ветер, поэтому реакция на ее заявление оказалась иной: руководство института побоялось брать грех на душу и переложило это дело на плечи комсомольской организации.

Собрание по «делу Быстрицкой» откладывалось несколько раз – сначала из-за каникул, затем из-за смерти Сталина. Наконец его дата была назначена на середину марта. Обстановка в стране была тревожная, всем мерещились происки врагов народа и заговоры империалистов, потому и атмосфера на собрании была соответствующей. Вспоминает Элина Быстрицкая: «Выступали мои товарищи, которые инкриминировали мне черт знает что. Одни говорили: «Враг не дремлет, мы должны быть бдительными, товарищи!» Другие: «А помните, она отказалась танцевать со студентом X.? От него, видите ли, деревней пахнет?! А деревня пахнет хлебом, товарищи!!!» Я слушала и ужасалась этой демагогии: с кем я учусь? Кто эти люди? Ведь они лгут! Я никогда не утверждала, что от X. пахнет деревней: от него пахло потом, и я не хотела танцевать в паре с неопрятным человеком, прежде чем подойти ко мне, мог бы и помыться…»

Собрание длилось до трех часов ночи. В конце концов подавляющим числом голосов было принято решение: студентку Быстрицкую из комсомола исключить и просить дирекцию об исключении ее из института. Когда она вернулась к себе домой, ее душа была опустошена, жить не хотелось. Весь остаток ночи Элина пролежала в кровати, не смыкая глаз…

Из института ее так и не исключили, посчитав, видимо, что одного наказания вполне достаточно. Однако большинство ее однокурсников считали это несправедливым решением и практически прекратили с ней всякое общение. Слава богу, что среди преподавателей нашлись люди, которые встали на ее сторону. Один из них – Иван Иванович Чабаненко – даже предупредил студентов, что если кто-нибудь при нем напомнит Быстрицкой о происшедшем, то тут же вылетит из института. Именно эта поддержка удержала Быстрицкую от рокового шага – самоубийства.

Через несколько месяцев Быстрицкая сдала выпускные экзамены и стала ждать распределения. При ином развитии ситуации ее могло ожидать хорошее будущее – например, труппа самого популярного в республике Киевского театра имени И. Франко. Однако после всего случившегося ожидать такого исхода не приходилось. И действительно – Быстрицкую распределили в Херсонский драматический театр. Забирать студен-тов приехал лично главный режиссер театра Павел Морозенко. При этом повел он себя так, словно был султаном, набирающим девушек для своего гарема. Увидев красавицу Быстрицкую, он с ходу назначил ей свидание у ресторана «Спорт» в семь часов вечера. Будь он помоложе, наверняка не избежал бы участи тех трех студентов, которые испытали на себе силу оплеух Быстрицкой. Ему же она ответила коротко, как отрезала: «Я никуда не приду!» – «Ну смотри, тебе у меня работать», – пригрозил он ей. Утром следующего дня Быстрицкая отправилась в Министерство образования и потребовала отправить ее куда угодно, но только не в Херсон. «Почему?» – удивились тамошние чиновники. Сказать правду Быстрицкая не решилась, поэтому в просьбе ей отказали. И тогда она приняла решение вообще уехать из республики. На ее счастье, в те дни в Киеве гастролировал Театр имени Моссовета, и его главреж – Юрий Завадский – согласился взять Быстрицкую в свою труппу. Но в дело снова вмешались интриги. Когда однокурсники Элины узнали, как ей подфартило, они накатали Завадскому «телегу», где рассказали о «скверном» характере девушки и сообщили, будто бы она хвастала, что станет любовницей главного режиссера. В итоге Завадский Быстрицкой отказал.

Из-за своего принципиального характера Быстрицкая часто не ладила и со своими партнерами по съемочной площадке. Так, например, было в 1954 году, когда актриса снималась в картине «Неоконченная повесть». Сюжет фильма был достаточно непритязателен. Талантливого кораблестроителя Ершова (Сергей Бондарчук) паралич ног приковал к постели. Навещать его каждое утро приходит участковый врач Елизавета Максимовна (Элина Быстрицкая). Постепенно между ними возникает любовь.

Работа над этой ролью вызывала у Быстрицкой противоречивые чувства. С одной стороны, ей доставляло огромное удовольствие работать под началом такого режиссера, как Фридрих Эрмлер, а с другой стороны, она испытывала откровенную неприязнь к человеку, который играл ее любимого, – Сергею Бондарчуку. Причем эта неприязнь имела давние корни. Оказывается, еще в 1950 году, когда Быстрицкая снималась в крошечной роли в картине «Тарас Шевченко», Бондарчук (он играл главную роль) повел себя бестактно по отношению к ней, унизив ее в присутствии членов съемочного коллектива (дело было в очереди в буфет). Быстрицкая ему этого не простила. И теперь, когда они вновь встретились на съемочной площадке, их неприязнь друг к другу вспыхнула с новой силой. Дело дошло до того, что Бондарчук однажды не сдержался и незадолго до начала очередной сцены вновь оскорбил свою партнершу. Она расплакалась и заявила, что отказывается от дальнейших съемок. Эрмлер бросился ее успокаивать, но все было бесполезно. Тогда режиссер пообещал Быстрицкой, что будет снимать ее крупным планом отдельно, без присутствия партнера. На том и порешили.