Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

Коген с готовностью раскрыл портфель, опрокинул его содержимое на обеденный стол. Посыпались блокнотики, папки со статистическими отчетами, затрепанные книги, пайковая вобла...

— Издеваешься, гад?! — главарь ткнул профессора стволом нагана в лицо. Коген пошатнулся, отер ладошкой кровь со щеки. Воскликнул звонко, по-юношески:

— Так бы сразу и сказали! Вам очень нужны пятьдесят тысяч, которые я получил вчера по чеку в банке?

— Гони монету!

— Минуточку, — профессор вынул из бокового кармана листок. — Вот это и есть чек. У меня просто не было времени сходить за деньгами. Очень извиняюсь. Не знал, что пожалуют гости. Не могли бы вы прийти завтра?

Банду охватила звериная ярость. Они поставили Когена спиной к стенке, притащили из кухни некоего Шанина, который, на свою беду, также пришел в гости со своей женой. Но не к хозяйке, а к ее кухарке. Беднягу тоже поставили к стене. Максимова, видя, что может случиться непоправимое несчастье, принесла свои четыре тысячи, сняла с себя перстень с изумрудом, браслет, бриллиантовые серьги.

Главарь бандитов засунул награбленное в карман кожаной куртки. Но все равно он бесился от ярости. Раздались два выстрела — и Коген с Шаниным упали мертвыми.

...Цируль молча вынул из холодной руки профессора банковский чек, отпечатанный на пишущей машинке, положил на стол. Аракелову приказал: «Запишите чек в протокол».

В эту же ночь было зарегистрировано еще два вооруженных налета. Преступников пятеро. Все в черных кожаных куртках.

Кручинина навещала теперь Муфельдт по выходным дням. Правда, и в будни иногда забегала на минутку-другую. Но по выходным они виделись дольше. Иногда Елизавета Эрнестовна, будучи в хорошем настроении, угощала «подругу» завтраком. В этот раз хозяйка особняка была в особо приподнятом состоянии духа. Напевала шансонетки, улыбалась без видимой причины.

Отношения между «подругами» носили несколько странный характер. Муфельдт говорила Кручининой «ты», а Мария ей — «вы». Она безропотно сносила покровительственный тон Муфельдт, иногда и услужала ей — то приберет в доме, то еще что.

— Мари, я еще не завтракала, — заявила Елизавета Эрнестовна. — Садись со мной за компанию. У меня есть кое-что вкусное.

За завтраком спросила Марию как бы невзначай:

— До меня дошли слухи, что тобой уголовный розыск интересовался. Не так ли? По какому случаю?

— Ах! — Мария махнула рукой. — Прицепились с тем потеляховским чемоданчиком. И зачем я его взяла?

— Глупо, конечно. Сперва надо было заглянуть в чемоданчик. Что же от тебя все-таки хотят красные агенты?

— Строго предупредили. Припугнули. И приказали устроиться на работу, поскольку нынче объявлена всеобщая трудовая повинность.

— Ну и поработай, Мари. Я ведь работаю. В госпитале тоже свои люди нужны. Мало ли что, вдруг заболею?

— Лучше не надо. Не болейте.

— Ах, ты душечка! — Муфельдт подмигнула Кручининой черным своим огненным глазом. — Если б ты только знала, как мне сегодня радостно на душе. Хочешь, я тебе замечательный подарок сделаю?

— Нет... Зачем же? — смутилась молодая женщина.

— А вот подарю! — упрямо воскликнула Муфельдт. — Прошу не перечить. Я не теряю надежды выдать тебя замуж. А невесте необходимо приданое.

Муфельдт поднялась со стула, подбежала к трельяжу и, взяв изящную пудреницу, вернулась к столу.

— Смотри! — она откинула крышку, вынула пару замечательных бриллиантовых серег. — Чистой воды! Полыхают синим пламенем. Бриллианты редкостные!

— Ой, какие чудные сережки! — восторженно воскликнула Кручинина. — Разве вам не жаль с ними расставаться?

— Это не мои серьги. Твои. — Елизавета Эрнестовна сощурилась, прошептала: — Подарок твоего жениха... Абрека. Вот еще и браслет. И еще сорок пять тысяч рублей николаевскими!

Сердце Кручининой сжала когтистая лапа. По спине пробежали мурашки. Даже подумалось: «И зачем ты согласилась!..» Но Мария тут же подавила в себе страх. Долг прежде всего. Если не разоблачить эту кровавую бандитку, душегуба Абрека, других негодяев... Сколько еще жизней они погубят, оставят вдов, сирот, калек!

Помолчав, Кручинина спросила с довольной улыбкой:

— Николаевские — это хорошо, конечно. А больше у него нет? И еще «колесовских?»[12]

— Вот так Мария! Ай да скромница! — воскликнула весело Муфельдт. — Недаром же говорят: «В тихом болоте черти водятся». Это я понимаю. Одумалась. Умничка. Однако серьги и браслет я пока тебе не дам. Это свадебный подарок. Наденешь фату, наденешь и серьги с браслетом.

Через час Аракелов уже знал в подробностях о встрече в особняке Муфельдт. Энергичный, порывистый, он уже готовился явиться с обыском в особняк «полувдовой» генеральши. Однако Цируль с Пригодинским сдержали отчаянного кавказца.

— Не спеши поперек батьки в пекло, — увещевал его Цируль. — Еще выясняется, на чьей машинке был заполнен банковский чек бедняге Когену.

— А серьги и браслет разве не улика? — не сдавался Аракелов.

Пригодинский словно вылил на Аракелова ушат ледяной воды:

— А где гарантия, что серьги и браслет именно те, которые бандиты забрали у Максимовой? Но не это главное. Ты поручишься, что эта гадина, Муфельдт, чтобы ее черти забрали, не проверяет Кручинину?.. Она вроде бы мимоходом поинтересовалась вызовом Кручининой в угрозыск. Все может быть. Главное — не наломать дров. Возможно, что Муфельдт показала Марии другие серьги и браслет. Ты нагрянешь в гости, увидишь, что совсем не то... Как ты все объяснишь? И еще неизвестно, что ты Осипову ответишь? И между прочим, Осипова совсем нам трогать не резон.

— Боязно, да?

— Не болтай ерунды. Если хочешь знать, за Осиповым тоже понаблюдать не грех. Что у него общего с Муфельдт?

— Любовь зла, полюбишь и козла, — процитировал Аракелов веселую шутку Чехова.

— Святая истина. Но все же посмотреть требуется.

— Ладно, подождем.

К вечеру проверка по Комиссариату земледелия была завершена. Как оказалось, банковские чеки обычно печатала машинистка Анисимова. Но она заболела. Поэтому чек Когену попросили отпечатать Муфельдт[13].

Розыскники стали изучать все дела об ограблениях. Выяснилось, что многие из них совершены бандой, одетой в черные куртки. Совершенно очевидно, что это одна и та же шайка.

И вдруг — новый сигнал.

На улице Пушкинской в доме тридцать семь убит бывший генерал Мельников. Жена его тяжело ранена, вряд ли выживет.

Оперативная группа застала жену еще живой. Она успела сказать, что преступники долго искали золото, драгоценности, но ничего не нашли. Тогда они забрали только одно — мягкое полукресло екатерининских времен. Вскоре генеральша умерла.

Осмотр места трагедии дал