Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков

Однако от этих строк Высоцкий в итоге отказался, дабы не дразнить гусей. Но суть песни от этого все равно мало изменилась. Как пишет Я. Корман:

«Все то, что большинство советских людей считало истинным (власть, партию, идеологию и т. д.), оказалось ложным, фальшивым, о чем говорят, в частности, фотографии лирического героя в „Пародии…“. И все эти ложные ценности объединены одним, но выразительным образом — серость. Именно так поэт характеризует советскую власть…»

В этой песне и в самом деле слышится явная издевка автора по адресу «того, что любит, чем гордится наш советский коллектив». У либеральной интеллигенции это и раньше считалось модным — с пренебрежением относится к символам советского образа жизни, — однако со второй половины 60-х эта мода от интеллигенции перекинулась и в низы, в народ. И в немалой степени этому способствовали песни Высоцкого. Хорошо помню, как на одной из его записей (это был концерт-«квартирник») в строчке «чем гордится наш советский коллектив» он намеренно искажал слово «советский» — пел «совейский» (кстати, подобным образом он поступал во многих своих песнях, где фигурировало это слово). Вроде бы мелочь, но именно из таких мелочей у молодежи потом и формировалось нигилистическое отношение к символам своей страны. Сначала к символам, а затем и к самой стране. Как же: сам Высоцкий так пел! А петь он умел великолепно: повторить его интонации до сих пор никто так и не может.

Кроме этого, «Пародия…» зло высмеивала подозрительность советского социума (еще один объект вечных насмешек со стороны либералов). Дескать, в каждом иностранце советские власти видели потенциальных врагов и эту установку спускали вниз, в народ. Из-за этого советские люди стремились по возможности избегать контактов с иностранцами, якобы опасаясь, что в противном случае все может завершиться вербовкой. Как пел Высоцкий: «так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел». А ведь подобная вербовка имела место быть очень даже часто. Только это не обязательно могла быть шпионская вербовка, а, к примеру, идеологическая — в форме восторженной пропаганды западного образа жизни.

Когда в середине 80-х начнется горбачевская перестройка, либералы не случайно главным объектом своих атак изберут именно эту подозрительность советского социума (на самом деле это была элементарная осторожность, диктуемая реалиями «холодной войны»). Разрушив ее, они легко сдадут страну вместе с ее народом в услужение иностранному капиталу (на научном языке это называется более красиво: «включиться в мировое разделение труда»). После этого миллионы бывших советских девушек отправятся в заграничные бордели (по данным только за 2007 год, за пределами России будет находиться около 100 тысяч российских проституток), тысячи детей станут жертвами педофилов со всего мира, столько же молодых людей — наркоманами и т. д. и т. п. Подсчитать точное число исковерканных и загубленных душ этого «мирового разделения труда» вряд ли когда удастся. Но учитывая, что в этом процессе в разных пропорциях приняли участие все жители бывшего СССР (а это целых 15 республик), можно смело сказать, что цифры эти не маленькие — своеобразный ГУЛАГ развитого капитализма. Доживи Высоцкий до наших дней, вполне вероятно, написал бы об этом песню — этакую «Баньку по-белому-2».

В самом начале 67-го года Высоцкий приехал в Ленинград. Всеволод Абдулов привел его к кинорежиссеру Геннадию Полоке, который на «Ленфильме» собирался снимать «Интервенцию» по пьесе Льва Славина. Полоке был нужен актер на главную роль — одесского подпольщика Воронова, выдающего себя за Бродского, и Абдулов активно сватает на эту роль своего друга. Полока обещал подумать, поскольку прекрасно знал о том реноме, которое приобрел Высоцкий в «верхах».

19 января Высоцкий уже в Москве — играет на сцене «Таганки» в «Жизни Галилея».

На следующий день он с группой коллег по театру выступал в 8-й «немецкой» спецшколе, что в 5-м Котельническом переулке. Концерт, естественно, был не для учеников, а для преподавательского состава и членов родительского комитета. Хотя пригласи дирекция туда школьников, они валом хлынули бы туда. Как пишет О. Ширяева: «Высоцкий произносил вступительное слово, читал Кульчицкого, спел „Братские могилы“, а потом с Золотухиным и Жуковой — „Дорогу“, с Золотухиным вдвоем — „Ворчунов“. Впервые я увидела Высоцкого за пианино — он аккомпанировал пантомиме Черновой. Потом они с Иваненко (впервые видела их вместе на сцене) читали „Римские праздники“ из „Антимиров“. В конце вечера Высоцкий спел „На Перовском на базаре“…»

23 января Высоцкий повел Золотухина и Смехова в ресторан ВТО, чтобы отметить завершение работы в картине «Короткие встречи». В тот вечер Высоцкий много говорил о своей жене, Людмиле Абрамовой, ради детей совершившей шаг, на который способна далеко не каждая актриса, — она отказалась от кинокарьеры. Высоцкий подбивал друзей помочь ей, может быть, написать сообща какой-то сценарий специально под нее. Друзья в ответ поддакивали. Но дальше пьяного трепа это дело в итоге так и не пойдет.

24 января Высоцкий играл в «Десяти днях…». Причем он заменял там получившего травму актера Голдаева, и смотреть на его игру в этой роли сбежалась чуть ли не вся труппа во главе с Юрием Любимовым. Как вспоминает все та же О. Ширяева: «Володя вылетал на сцену размалеванный красной краской, маленький, страшненький, в огромном красном халате с плеча Голдаева, который больше его раза в два. Он бодро покрикивал на свой „батальон“. Чего он только не вопил: „Довели! Уйду к чертовой матери!“ Когда произносил речь: „По России бродит призрак. Призрак голода“, — то „путал“ слова и говорил „признак“.

Володя нес сплошную отсебятину, при этом имел такое право: он ведь не знал текста. Керенского за ним не было видно, тот терялся в массовке. Высоцкий неистовствовал, переходя из одного состояния в другое. То вдруг подлетал к Ульяновой и орал: «Клава! Ну хоть ты меня не позорь!» — то начинал шататься, показывая, что унтер вдребезги пьян, и охране Керенского приходилось его поддерживать. Он то истерически рыдал, когда Керенский говорил, что Россия в опасности, то разом выпаливал команду: «Справа налево ложись!» — а потом, собрав с пола бабьи юбки и уткнувшись в них носом, безудержно плакал, после чего с блаженной, почти идиотской улыбкой слушал своих подопечных…

Ничего подобного я в жизни не видела! Зрители рыдали от смеха…»

28 января Высоцкий играл в ночных «Антимирах».

На следующий день он был приглашен на творческий вечер автора «Антимиров» — Андрея Вознесенского, который проходил в здании старого университета, что на Моховой. В разгар вечера хозяин бала внезапно пригласил на сцену Высоцкого, представив его публике как «замечательного артиста, здорово делающего Галилея на сцене „Таганки“». Стоило Высоцкому выйти на сцену, как тут же появился и «рояль в кустах» — гитара. Пришлось спеть «Оду сплетникам» из тех же «Антимиров». Посчитав свою миссию выполненной, Высоцкий засобирался было на свое место, как из зала понеслись крики: «Спойте еще! Пожалуйста!» Высоцкий в расстерянности — вечер-то не его. Но когда и сам Вознесенский просит уважить публику, Высоцкий вновь берет в руки гитару. Причем его просят исполнить «Нейтральную полосу» (это делает сам Вознесенский) — одну из самых двусмысленных песен на тот момент в его репертуаре, но Высоцкий решает «не дразнить гусей». И поет «Песенку про сентиментального боксера».