Удар иглы - Илья Стальнов

Где-то вдалеке пошел в атаку Воронежский гусарский полк, чью форму носил и лже-Никитин, который до последней минуты был рядом со мной.

Несколько раз мы яростно атаковали Бросские ворота, но прорваться к ним нам никак не удавалось. Но вот часам к одиннадцати к нам присоединились сто восемьдесят спешенных казаков и три эскадрона Северского карабинерского полка. И мы вновь поднялись во весь рост и ринулись на штурм. Когда мы взломали оборону турок на нашем участке, пришло известие, что воронежскими гусарами взяты Бендерские ворота.

Но и в самой крепости нам пришлось драться буквально за каждый клочок земли. Я уже точно не помню, скольких врагов сразила моя рука. Вокруг меня то и дело слышались предсмертные хрипы, падали сраженные воины, а я как ни в чем не бывало шел вперед и вперед, пока не очутился в самой гуще турок и буквально нос к носу не столкнулся с начальником измаильского гарнизона сераскиром Айдос Мегметом. Тем самым трехбунчужным пашой, которого я уговаривал сдать крепость без боя.

– Так вот кто ты таков! – воскликнул он, едва узнав меня в новой одежде. – Тебе удалось ускользнуть от расплаты, но еще не поздно… Взять его! – крикнул он, указывая на меня своим воинам.

Меня окружала горстка егерей, оставшихся со мной с самого начала сражения. Они самоотверженно отбивались от турок, защищая меня. Но силы были уж слишком неравными. И вскоре нас осталось только шестеро. Когда надежды уцелеть уже не было никакой, я услышал знакомый голос полковника Золотухина:

– Держись, друг! Идем на подмогу!

И турок словно ветром сдуло – драться против гренадеров-фанагорийцев у них была кишка тонка. Я успел заметить, как большая толпа османов, предводительствуемая все тем же сераскиром, успела заскочить в какой-то каменный дом и укрыться там.

– А вот мы их сейчас выкурим! – крикнул полков-, ник и лично бросил в проем окна зажигательную бомбу, которая разорвалась прямо в помещении…

Тут что-то горячее ударило меня в правый бок, да гак, что я не смог устоять на ногах и без памяти повалился на землю.

… Сознание возвращалось ко мне медленно. Сначала я услышал громкий голос, скороговоркой произноивший какие-то имена и цифры. Я напряженно вслушивался и до моего сознания наконец дошло:

– … Побиты и переколоты тоже четыре двухбунчужных паши, а именно: Хаджи Магмут-паша, Селим-паша утфулла-паша, Мегмет-паша Килийский; шестеро гатарских султанов, а именно: Каплан-Гирей, Казы – ирей, Селим-Гирей, Батад-Гирей, Ахмед-Гирей и Чегмет-Гирей. В плен взяты мухафиз измаильский фехбунчужный паша, султан татарский Мехмед-Гиэей и прочие и прочие. С боем взято артиллерии двести шестьдесят пять орудий, пороха до трех тысяч пудов, ядер до двадцати тысяч. В трофеи взято до четырехсот знамен… Всего убитыми у турок насчитывается около тридцати одной тысячи… Взято в плен девять тысяч… Наши потери составили тысячу восемьсот пятнадцать человек убитыми и две тысячи четыреста ранеными…

Я приподнялся на локте и огляделся вокруг. Я лежал на охапке сена прямо под крепостной стеной. Рана моя была промыта и перевязана, а рядом хлопотала молодая турчанка, которая показалась мне хорошо знакомой. «Ба! – сказал я самому себе. – Это же Лейла, красотка Лейла, делившая со мной ложе в ту сумасшедшую ночь. Так вот кому я обязан своим спасением!»

И словно отвечая на мой вопрос, раздался голос полковника Золотухина, обходившего раненых гренадеров:

– Все обошлось, господин инженер. Вы обязаны этой женщине за то, что она не убоялась ни людской молвы, ни запретов шариата и помогла вытащить вас из горящего дома, куда вы заползли уже будучи в бессознательном состоянии.

– Спасибо тебе, Лейла! Я этого никогда не забуду, – сказал я по-турецки, обращаясь к женщине.

Она ласково положила на мой пылающий лоб свою прохладную ладонь.

– А сейчас я расскажу вам, как мы «выкурили» сераскира и его приспешников из их последнего убежища…

Однако выслушать полковника у меня не хватило сил, я прикрыл глаза. Осмотревший меня лекарь успокоил, рана неопасна, и, если не начнется заражение крови, вскоре буду на ногах.

Двое суток я провел в каком-то сумеречном состоянии. Укрытый теплым одеялом, лежал в тесном глинобитном домишке. Красавица турчанка самоотверженно ухаживала за мной, не отходя ни на шаг.

Хоть раны и начали заживать, но общее состояние было не из лучших. Меня то бил озноб, то охватывал жар. Когда я забывался во сне, меня одолевали кошмары, в которых участвовали барон, Магистр, Потемкин, Перебийнос. Они совершали дикие поступки, говорили непонятные слова и хотели одного: сжить меня со свету. Когда же я просыпался, то частенько не мог отличить яви от бреда. Так что, увидев однажды у своего изголовья Магистра, я никак не мог понять, что это – сновидение или настоящий, во плоти лже-Никитин, он же отец Пафнутий. Он пощупал мой лоб, и только тогда я уверовал в его подлинность.

– Я вас долго разыскивал, – сказал он. – Среди раненых вас не было, и у меня уже появились опасения, а не убили ли вас ненароком. Хотя этого, конечно же, никак не могло произойти.

– Это почему же? – прошептал я.

– Потому что вам не суждено умереть в этой войне. Вас ждет иная судьба.

– Вы-то откуда знаете?

– Ох, брат мой, чего я только не знаю! Дайте-ка я погляжу на вашу рану.

Осматривал он меня сноровисто, как настоящий врач. Закончив, усмехнулся:

– Никак не пойму, что это вы валяетесь с такой царапиной? Ведь еще столько дел осталось…

– Вам бы такую царапину! – раздраженно воскликнул я. Впрочем, мне только хотелось крикнуть, а на деле я лишь слабым голосом прохрипел эти слова.

Магистр вытащил из кармана флягу с золотым колпачком и налил из нее в походный стаканчик немного жидкости изумрудного цвета.

– Пейте, – сказал он, протягивая мне стаканчик.

– Не буду. Может, это яд! Вы же явно не в восторге от того, что я не умер. Вы боитесь моих разоблачений.

Этого мне говорить не следовало, после таких речей настоящему врагу следовало тут же покончить со мной.

– Ничего я не боюсь. Разоблачений не будет. Потому что вы: первое – ничего не знаете, второе – будете на моей стороне. И последнее – если бы я хотел вас убить, вы уже давно были бы мертвы.

– Значит, это лекарство, – саркастически хмыкнул я. – Вы хотите отплатить мне за то, что я несколько раз спасал вашу жизнь?

– Ни за что я не хочу отплачивать. Просто это моя обязанность. Пейте же!

И я выпил. И провалился в черноту… Когда я очнулся, солнце было в зените' У моей постели сидел Магистр. Я потянулся, встряхнул головой. Странно, но я чувствовал себя не только вполне здоровым, но и хорошо отдохнувшим.

– Вы проспали двадцать часов кряду. Кстати, снимите ваши повязки, они вам больше не понадобятся.

К своему изумлению, на месте бывшей раны я увидел лишь бледный рубец шрама.

– Что это вы дали мне выпить?

– Все равно не поймете. Что дал, то дал. Сейчас мы перекусим, а потом я расскажу вам историю, которая вас наверняка заинтересует. Лейла!

Турчанка принесла нам еду. Магистр жестом отослал женщину, а я набросился на вареное мясо. Аппетит у меня проснулся волчий. Магистр к еде почти не притронулся, а только с усмешкой глядел на меня, словно говоря, что видит меня насквозь и все про меня знает. Мне это не нравилось…

– Так что же вы хотели мне рассказать? – спросил я, покончив с едой и ополоснув руки.

– Сначала ответьте, что вы знаете о странных людях, с которыми вам довелось столкнуться? Хотя бы о Массаусе?

– Он мне сам говорил, что служит дьяволу и все его помыслы направлены на то, чтобы приблизить наступление конца света.

– А что вы думаете обо мне?

– Что вы из той же компании ненормальных сатанистов, которые молятся иконам, висящим вверх ногами, совокупляются на алтарях и изготавливают преглупейшие амулеты, помогающие якобы им общаться со злыми духами. Еще поговаривают, что они приносят в жертву людей, так что они не просто больны душой, но и опасны для других больных. Для меня откровение, что вы пытаетесь участвовать в играх высоких властителей и даже влиять на судьбы войн, целых народов. Мне кажется, это детская забава, поскольку достижение столь обширных целей не под силу горстке жестоких, продавших душу дьяволу властолюбцев.

– Все гораздо сложнее. И страшнее. Барон Массаус вовсе не страдал душевной болезнью, если, конечно, не считать, что душа его черна как сажа. Давным-давно, с тех времен, о которых большинству людей ничего не известно, идет великая война. Война тех, кто строит, и тех, кто разрушает. Тех, кто множит свет и истину, и тех, кто плодит гадов земных, мрак и невежество. Идет война Орденов – Ордена Великого Агрзбана и Ордена Светлого Лика. Она продолжается сто шестьдесят веков!

– В Библии сказано, что сам мир гораздо моложе!

– Мир стар и дряхл, как любил говорить Массаус.

Так я узнал о существовании Орденов и их вековечной борьбе. И если сначала рассказ вызывал у меня лишь недоверие и усмешки, то постепенно я начинал верить в него. Еще бы – он объяснял все, что произошло со мной в последнее время.