Генерал-марш - Андрей Валентинов

Тот, кто был похож на Касимова, покачал головой.

– Как вам угодно, Ольга Вячеславовна.

Шагнул ближе, по-прежнему держась за стену, поглядел выжидательно. Девушка вдруг сообразила, что трости у неизвестного нет, потому и на ногах стоит плохо.

– Калеку – не могу, – вздохнула. – Катись, в общем, хоть сквозь дверь, хоть через решетку.

– Но вы же мне вызов бросили? Неспортивно!..

Их взгляды встретились, и в тот же миг свет для Ольги погас, сменившись не тьмой, а гулкой, едва ощутимой пустотой. Все сгинуло, потеряв цвет и размер, и только где-то в невероятной дали, на самом донышке небытия, эхом отдавались звуки чужого незнакомого голоса.

– …Мы не боимся. Мы не вмешиваемся. Мы не обещаем. Вы, люди, столь же разумны, как и мы, а потому вправе сами выбирать путь. Мы ошиблись только однажды, позволив старшему из нас прийти к вам, одеться плотью и отравить вас ядом искушения. Мы спорили и убеждали, вместо того чтобы действовать. Сейчас сами люди взялись исправить ошибку, и мы не вправе отказать в помощи. Вы, Ольга Вячеславовна, не способны помешать, но можете посодействовать. Присоединяйтесь к нам, это будет справедливая война! Этот разговор вы сейчас забудете, но в подходящий момент мы вам напомним.

Девушка открыла глаза, скривила губы, еле сдерживая стон. Привстала, огляделась… Каменный пенал никуда не делся, как и деревянный топчан, на который ее пристроили. На самом краю узкого ложа – маленький яркий прямоугольник. Открытка…

Зотова осторожно прикоснулась к холодной гладкой бумаге, поднесла к глазам. На рисунке – избушка с бородатым дедом в красной шапке и чужие буквы веселого золотистого цвета в ярких праздничных блестках. «Happy New Year!»

Ниже цифры – «2011».

4

– Выходим! – сопровождающий кивнул в сторону бегущей за окном поезда платформы. – Герасимово.

Леонид поправил тулуп, попытавшись застегнуть верхний крючок, но пальцы слушались плохо. Вагон не отапливался, а перчатки он оставил в кармане шинели. Тулуп выдали перед самой поездкой, пообещав ледяную ночь и сильный северный ветер.

Ночь уже наступила. Теперь предстояло узнать, откуда дует.

Паровозный гудок… Вагон качнуло, завизжали тормоза, мир за окном дрогнул. Товарищ Москвин запоздало вспомнил, что остался не только без перчаток, но и без оружия. Все было велено сдать, даже верную «заначку» в рукаве. С приказом товарища Кима бывший чекист предпочел не спорить.

Два последних дня прошли тихо и спокойно, третий тоже начался, как обычно, но после обеда руководителя группы срочно вызвали в начальственный кабинет…

Проводник долго возился с дверью, наконец, справившись, опустил железную лесенку и спрыгнул на платформу. Леонид взялся рукой за холодный поручень и, негромко, чертыхнувшись, последовал за ним. На платформе, как он успел заметить, народу было немало. Некоторые в таких же полушубках, но большинство в очень знакомых шинелях.

– Вам в тот конец, товарищ Москвин! – сопровождающий показал в сторону стоявшего на краю платформы черного авто, но оттуда уже спешили двое в серых шинелях с темно-зелеными петлицами. Синие суконные шлемы, неулыбчивые внимательные глаза…

– Документы предъявите.

Удостоверение смотрели недолго, а вот небольшую, написанную от руки бумагу, полученную перед самым отъездом в канцелярии, изучили вдоль и поперек. Внизу имелась подпись Кима Петровича Лунина, а наверху темнели большие прописные буквы:

«ГОРКИ».

Наконец бумаги вернули. Один из встречающих скупо улыбнулся:

– Уж вы извините, Леонид Семенович. Приказ – один на всех. Пойдемте, вас ждут.

Товарищ Москвин уже это понял и даже узнал того, кто стоял возле автомобиля. В эту ночь ветер был северным…

– Согрейтесь, товарищ Москвин!

Бокий, протянув плоскую металлическую флягу, оскалился, поглядел в черное небо.

– Еще до революции удалось мне как-то побывать на помещичьей охоте – настоящей, прямо по «Графу Нулину». «Пора, пора! рога трубят; псари в охотничьих уборах чем свет уж на конях сидят, борзые прыгают на сворах…» Нынешняя ночь мне очень ее напоминает…

Во фляге оказался коньяк. Леонид, отхлебнув, не чувствуя ни вкуса ни крепости, вернул обратно.

– А мы здесь в каком качестве? Псарей или борзых?

Председатель ОГПУ быстро оглянулся и, взяв Леонида под локоть, отвел в сторону: шептать не стал, но говорил тихо, еле двигая губами.

– Самому интересно. Я подготовил батальон, но товарищ Троцкий дал отбой. Сюда переброшен ОСНАЗ Частей стратегического резерва. Ребята Фраучи – те, которыми раньше командовал Слава Волков. Приказано не стрелять ни при каких обстоятельствах. Будут ловить пули грудью, им не привыкать. Абрам Беленький в последнюю минуту сообразил, чем пахнет, и согласился нас пропустить, но внутренняя охрана станет драться до конца.

Товарищ Москвин понял не все, но решил не расспрашивать. Главное ясно: объектом «Горки» занялись всерьез.

– Внутри командует товарищ Сталин, – заметил он. – Неужели он такое допустит?

Бокий нехорошо оскалился:

– А его нет! Был товарищ Сталин – и пропал. Никто не знает куда, даже Феликс, хотя мы его крепко спрашивали. Потом, конечно, Коба найдется – когда здесь все в крови по щиколотку будет. Как фокусник в белом фраке… Ничего, справимся без него, а потом, дайте срок, и этим семинаристом-недоучкой займемся. Много работы будет, Леонид Семенович! Я уж так вас у товарища Кима выпрашивал, но он – ни в какую!..

– Помню! – хмыкнул бывший чекист. – Мне добрые люди на работе заночевать посоветовали, а в общежитии ваш наряд до утра дежурил, пас раба божьего.

Глеб Иванович взглянул удивленно:

– Това-а-арищ Москвин? Неужели вы меня подозреваете?

Леонид молча достал папиросы, щелкнул зажигалкой. Не подозревает, само собой. Подозрение – оно от отсутствия уверенности.

– Открою тайну. Я вас планировал включить в коллегию ОГПУ. Такие опытные работники, как вы, сейчас на вес золота. Но у Кима Петровича на вас, Леонид Семенович, свои виды. Жаль, поработали бы вместе!

Товарищ Москвин попытался изобразить на лице горькое сожаление. Не вышло, губы сами собой растянулись в усмешке. Думал Фартового Колобка поймать, ушастый? Не-е-ет! Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя, Глеб Иванович, и подавно!..

Вновь отхлебнул из протянутой фляги, поблагодарив кивком. Вспомнилась Зотова, такая же, как и он, везучая, только счастья своего не ценящая. Может, не зря Мурка ревнует? Стать бы с такой, как Ольга, спина к спине – от всего мира отбиться можно!

Побывал бы я, добрый молодец, в Столице кременной,Погулял бы я, добрый молодец, днем остатошным,А купил бы, братцы, на Пожаре три ножика,А порезал бы я, братцы, гончих-сыщиков…

Бокий прислушался, прищурил глаза:

– Не найдешь ты на меня ножик, Фартовый! Не потому что я Феликса съел, зубов не обломав. Этим не горжусь, уж больно поляк всем стал поперек горла. И не потому что Троцкому друг, тут все тоже вилами по воде писано. В другом моя сила. Кто за тобой стоит? Ким? Страшный человек, не спорю. Только учти, главная битва не здесь начнется, не в Столице. Товарищ Лунин считает без хозяина, а к хозяину его могут не пустить. Дорогу мы оба знаем, а кто в дамки пройдет, еще поглядим.

– В Агартху, что ли, собрался, Глеб Иванович? – Леонид тоже не без удовольствия соскользнул на «ты». – Не понимаю! Вроде реальный ты человек, а в чертей веришь. Да никакие тибетские монахи нам не указ, пусть они хоть по воздуху ходят и мертвецами командуют. Здесь все решится!

Председатель ОГПУ, взглянув не без жалости, искривил тонкие губы:

– И кто из нас фанатик? Монахи нам, конечно, не указ, и Агартха – не царство духов, а место встречи вроде конспиративной квартиры. Неужели главного так и не понял? А песню я эту знаю, правильная она, хоть и старая. «Мне зелено вино, братцы, на ум нейдет. Мне Россия – сильно царство, братцы, с ума нейдет…» Не ссорься со мною, Леонид Семенович, не искушай удачу. Проживешь долго и счастливо, и даже на Тускуле своей побываешь…

– Товарищ Бокий! Глеб Иванович!..

Из открытой дверцы выглянул шофер, держа в руке что-то очень знакомое. Товарищ Москвин всмотрелся – точно! Наушники с проводками, почти такие же, как на борту «Линейного». Там они из-за шума нужны, чтобы говорить без помех. А здесь для чего?

Бокий был уже возле машины. Сбросив шапку на сиденье, натянул наушники, схватил протянутый шофером провод с черным набалдашником на конце.

«Микрофон, – вспомнил товарищ Москвин. – Яшка говорил, что там уголь внутри».

– Здесь Третий, – негромко проговорил Глеб Иванович. – Мы на станции, Москвин со мной, ждем приказа. Понял… Понял!..

Аккуратно снял наушники, отдал шоферу вместе с микрофоном, подмигнул:

– У вас, Леонид Семенович, такое вроде бы называется «ТС»? Ну мы и сами с усами. Поехали, они уже начинают!..

В машине было тепло, и товарищ Москвин не пожалел о расстегнутом воротнике. Бокий, напротив, застегнулся на все крючки, зябко передернул плечами.