Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира - Ирина Анатольевна Никитина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ирина: Получается, что жизненная сила у вас в роду. К тому же вы делаете то, что по-настоящему любите. Я вот к чему заговорила о Тосканини. Вы представитель его школы, ваша школа – от Вотто, то есть получается вы музыкальный внук Тосканини.
Мути: Si, si.
Ирина: А как вы себя чувствуете теперь в Америке? В Чикаго, на фоне теней Аль Капоне?
Мути: Аль Капоне? Альфонсо Капоне. Во-первых, хорошо, что Чикаго случился… О, мне на мгновение захотелось стать надменным, как Радамес. Ведь мою карьеру сделали оркестры. Этим я горжусь больше всего. Когда я дирижировал во Флоренции с Рихтером, после успеха нашего концерта оркестр, который был тогда без музыкального руководителя, предложил мне место. Так же происходило и в Лондоне в 1972-м с оркестром «Филармония». После генеральной репетиции, даже не после концерта, а до, музыканты предложили мне стать их главным дирижёром. И в Филадельфии было то же самое. И с Ла Скала вышло так же.
Ирина: В Ла Скала вы были 19 лет!
Мути: Дольше, чем Тосканини. 19 лет. А потом я ушёл с большим скандалом. Я хотел, чтобы Ла Скала двигалась в одном направлении, а художественный руководитель настаивал на другом. В Чикаго меня пригласил оркестр на пост главного дирижёра с эксклюзивным контрактом, и теперь в Америке я могу дирижировать только Чикагским симфоническим. Я могу дирижировать в Европе, но в Америке у меня только один оркестр. Uno matrimonio – один брак. Но я очень люблю этот оркестр. Он невероятный. Мне показалось, что, когда мы приезжали в Россию несколько лет назад, россияне тоже очень полюбили нас.
Ирина: Звук у оркестра удивительно чарующий и в то же время поразительно здоровый.
Мути: А теперь у них еще усилился лирический аспект, благодаря операм. В этом и есть особенность этого оркестра. Они по-прежнему сохраняют сильные стороны своего прошлого – знаменитая секция духовых из Чикаго, но у них добавился певучий лиричный звук. То есть теперь это не только здоровое тело, но ещё и душа, понимаете?
Ирина: Вы невероятно точно сформулировали то, чего часто не хватает американской культуре – фантастическое тело, а души нет.
Мути: Я думаю, это связано с тем, что их не окружает история так, как нас. Только представьте себе, самый центр Неаполя, Via Spaccanapoli, вдоль которой стоят все эти дворцы аристократии, здания XV–XVI веков, а улицы такие узкие, что невозможно толком разглядеть бесподобные фасады. Во дворах стоят колонны, созданные величайшими архитекторами этого периода, а бедные люди, которые живут в этом районе, вешают там сушиться своё нижнее бельё, рубашки прямо на колоннах. В Америке такие колонны стояли бы в музее с полицейскими на входе. А там – носочки вешают. Но это не значит, что они не понимают, что такое красота.
Ирина: Они в ней живут.
Мути: Они в ней живут, браво. И даже если ты не умеешь писать, у тебя нет образования, всё равно атмосфера культуры проникает в тебя сквозь поры, ты дышишь ею. И в этом большое отличие. Но сейчас в Америке, я говорю в первую очередь о Филадельфии и Чикаго, у музыкантов есть счастливая возможность много путешествовать. Сейчас всё не так, как сто лет тому назад. Мир стал очень маленьким. Трудность для нас, европейцев, заключается в том, что, если мы не будем осторожны, мы потеряем свою идентичность. Это будет настоящая катастрофа. Одна из проблем заключается в том, что правительства всего мира до сих пор не поняли то, что знали мои родители, простые люди.
Ирина: Что такое музыка и образование?
Мути: Образование с самого, самого начала. Я как раз этим и пытаюсь заниматься с помощью моих концертов, которые называются «Дороги дружбы».
Ирина: Это феноменальная программа. Вы же ездили и в Найроби, и в Бейрут, в Ереван. Идея проекта бесподобна: вы приглашаете для совместного музицирования исполнителей из разных стран… Вы ведь были первым в подобного рода проектах, так ведь?
Мути: Мы начали в 1995-м и делаем это не ради рекламы. Мы живём на очень небольшие деньги. Мы хотим продемонстрировать, что музыка лучший посланец мира и лучшее средство исцеления. Поэтому мы и отправляемся в горячие точки. На фестиваль в Сараево мы даже летели военным самолётом. Первые годы я давал эти концерты с оркестром Ла Скала. Потом с «Флорентийским музыкальным маем», когда я ушел из Ла Скала, а теперь с оркестром Керубини.
Ирина: Жалко, что мало об этом знают и мало говорят. Это же такой положительный пример! У меня в Санкт-Петербурге в рамках фестиваля «Музыкальный Олимп» есть социальная программа: концерты в хосписах, домах престарелых, в тюрьмах. Я видела, как люди в чёрных робах с осунувшимися лицами, послушав 45 минут музыку, начинают улыбаться, разговаривать друг с другом. Нужно больше об этом рассказывать.
Мути: В Чикаго мы играем в тюрьмах, привозим солистов оркестра. Я что-то объясняю, рассказываю о музыке. А как-то раз я рассказывал о Макбете и предложил женщинам впервые прочитать текст Шекспира. И, как вы сказали, через сорок минут произошла трансформация этих людей.
