История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - Юрий Рябинин

Посреди кладбища стоят две часовни. Большая — Никольская. И маленькая, единственная в Москве целиком чугунная, — Крестовоздвиженская, перед которой в аккуратной «одиночной» оградке находится надгробие-саркофаг из какого-то светлого камня. На нем написано: Под сим камнем погребено тело попечителя и учредителя Преображенского богадельного дома Московского купца Ильи Алексеевича Кавылина, скончавшегося в 1809 году августа в 21 день пополудни в 2 часу на 78 году от рождения его.

И. А. Кавылин вполне обустроил общину. К тому времени, когда он умер, на Преображенском кладбище, у самого большого в Москве Хапиловского пруда, вырос целый город. Имея немалый, по всей видимости, доход от собственных кирпичных заводов, суконной фабрики и от магазина заморских вин на Тверской, получая также щедрые пожертвования от многих состоятельных единоверцев своих, Кавылин построил вблизи кладбища с южной стороны большую Успенскую часовню (1792). Как считается, по проекту В. И. Баженова. Собственно, она представляет собой средних размеров храм, но поскольку беспоповцы не служат литургий, почему делают свои храмы безапсидными и не устраивают там алтаря с престолом, то и называются они у них часовнями. Тут же Кавылин поставил большой корпус с теплой моленной в два света. Но особенно много было сделано в северной части общины. Там поднялись шесть больших двухэтажных каменных корпусов с моленными в каждом. И все это было обнесено зубчатой стеной с псевдоготическими башнями. Спустя три года после смерти первого попечителя, его преемники построили на северном дворе Крестовоздвиженский храм, само собою без апсиды, с трапезной и колокольней в редком переходном от барокко к классицизму стиле. Вообще, это довольно удивительно, но отчего-то старообрядцы, не признающие икон «нового письма», не считают зазорным молиться в храмах новых архитектурных стилей. В равной степени это относится и к беспоповцам, и к старообрядцам «приемлющим священство», у которых главный их кафедральный Покровский собор в Рогожской общине выполнен в стиле зрелого, как говорят искусствоведы, классицизма.

Комплекс Преображенской общины в основном сохранился до нашего времени. Часть построек теперь возвращена верующим. Но многое так до сих пор и занято учреждениями, не имеющими к общине никакого отношения. Самый большой незваный арендатор здесь — это Преображенский рынок, занимающий половину северного двора. Как только не использовались монастыри в советское время: там устраивались и всевозможные предприятия, и лагеря, в лучшем случае — музеи. Но рынок в монастыре! — такое, кажется, было и осталось только здесь — на Преображенке.

У самого входа на кладбище находится высокая черная часовня с синим куполом-полусферой и громоздким восьмиконечным крестом на нем. Ничего подобного нет больше нигде в Москве. Эта часовня-склеп вся изготовлена из гранита. Но не по кирпичику сложена. А каждая ее стена — это единая колоссальная гранитная плита. У самого подножия ее выбита едва заметная надпись: Сооружена 7417 г. По проекту архитектора П. А. Заруцкого. Исполнил Георгий Лист. Год от сотворения мира 7417 соответствует 1899-му нынешнего летосчисления. О том, кто здесь похоронен, никаких сведений нет. Любопытно, но еще в 1916 году историк А. Т. Саладин в своих «Очерках» отмечает, что всякое упоминание о погребенных на часовне отсутствует. А тогда часовня была еще совсем новая.

По некоторым данным, под ней лежит Федор Алексеевич Гучков (1775 /1780?/–856), крупнейший фабрикант мануфактурных изделий и основатель известной в России династии. Особенно прославился его потомок Александр Иванович Гучков — председатель Третьей Государственной думы, один из самых решительных сторонников идеи отречения Николая Второго, сам же и принявший, в конце концов, его отречение. В последние годы жизни Федор Алексеевич был главным попечителем Преображенской богадельни и хранителем казны общины. К середине 1850-х, когда государь Николай Павлович ужесточил гонения на старообрядцев, Ф. А. Гучков по какому-то сомнительному обвинению был арестован и сослан в Петрозаводск, где и скончался вскоре. Федосеевцы перевезли тело своего наставника в Москву и похоронили на родной Преображенке. А спустя сорок лет над его могилой поднялась бесподобная часовня.

Теперь она в состоянии близком к руинам. Одна из стен часовни завалилась наружу и, кажется, вот-вот рухнет. Тяжелая дверь снизу сгнила. К тому же она настежь раскрыта. Внутри — мусор, листья. Однажды мы застали лежащую у двери гипсовую голову младенца, — по всей видимости, фрагмент какого-то памятника со столь же печальной судьбой. Еще несколько лет такого безынтересного отношения к часовне, и этой главной, может быть, достопримечательности Преображенского кладбища не будет.

Сколько всех купеческих захоронений на Преображенском кладбище, трудно даже подсчитать. В «исторической» его части вообще почти все могилы купеческие, кроме новых, конечно. Типичное старообрядческое родовое захоронение устраивалось так: крепкой кованой оградой, обычно на каменном цоколе, огораживался участок аршин 30–50 в квадрате. На противоположенной от калитки стороне участка устанавливался большой мраморный или гранитный крест на широком основании, на котором было написано, например: Род Любушкина, или При сем кресте полагается род Матвеевых, или При сем кресте род Ивана Никитича Зимина, или На сем месте погребен род Федора Павловича Смирнова. А перед крестом в ряд, а потом и два ряда, выстраивались могучие надгробия-саркофаги, на которых уже подробно излагались сведения об умершем — кто именно он такой, когда почил, сколько было всех лет его жития, когда отмечается его день ангела. Вот такие делались надписи в старину: Под сим камнем погребено тело рабы Божией Хионтии Львовной Соколовой урожденной Борисовой, супруги московского 3-й гильдии купца Л. М. Соколова, скончавшейся 1858 года генваря 6-го дня в 2 часа пополудни, жития ея было 38 лет 9 месяцев и 19 дней. День Ангела ея бывает апреля 16 дня. В супружестве жила 17 лет и 2 месяца. Под соседним саркофагом похоронен ее муж купец первой уже гильдии Леонтий Мартинович Соколов, умерший в 1873 году, 55 лет. Похоронив жену, Леонтий Мартинович развил такую коммерческую деятельность и так увеличил свое состояние, что удостоился высшей гильдии. Кроме почета, доставляемого имущественным цензом его, первая гильдия давала купцу право по своему усмотрению торговать за пределами империи, а, следовательно, еще больше увеличивать этот ценз.

Таких родовых участков на Преображенке много. Там покоятся со всей своей фамилией купцы Челноковы, Кудряшевы, Шишкины, Курдашевы, Анисимовы и многие другие. И в основном эти родовые участки неплохо сохранились и по сей день. Правда, в ХХ веке их вполне в духе времени уплотнили. По современным стандартам, купцы лежали чересчур вольготно. И теперь в их старинных кованых оградах, по соседству с могучими саркофагами, на всяком свободном месте ютятся невзрачные памятники советской эпохи — мраморные дощечки или бетонные плиты.

Неподалеку от часовни-склепа Ф. А. Гучкова находится монумент, который иногда также называют часовней. Но если под часовней понимать строение с каким-то помещением внутри, то этот монолитный памятник часовней не является. Такого типа сооружения раньше иногда называли каплицами или капличками. Под этим исполинским монументом с врезанными в стены огромными цельными беломраморными крестами лежит камень, на котором написано: Могилы рода мануфактур-советника Викула Елисеевича Морозова. Это род Морозовых так называемых Викуловичей, владельцев многих предприятий в Москве и в губернии. Перед смертью Викул Елисеевич (1829–1894) завещал сыновьям 400 тысяч рублей на строительство детской больницы. Больницу сыновья построили в Замоскворечье в 1903 году. В советские годы многие больницы, основанные купцами, фабрикантами или какими-то сановными особами, были переименованы. Новая власть не хотела хранить память о всяких, с ее точки зрения, лихоимцах и мироедах, как бы щедры они иногда ни были. Но детская больница, основанная Викулом Елисеевичем и его сыновьями, всегда неизменно называлась Морозовской.

Увы, и капличка на родовом участке Викуловичей, похоже, доживает свой век: снизу, у земли, облицовка разрушилась, осыпалась и обнажилась кирпичная основа, тоже уже осыпающаяся. Если срочно не начать его реставрировать, памятник может скоро превратиться в груду камней.

Вообще, безынтересное отношение кого бы то ни было к купеческим захоронениям на Преображенке поражает. Это же мемориальное кладбище, по сути, музей, и его «историческая» часть должна бы охраняться, как историческая часть древнего города. Скорее всего, заниматься реставрационными работами в обязанности администрации кладбища не входит, но поправить завалившийся памятник, кажется, можно, не считаясь с обязанностями. А сколько на Преображенке завалившихся купеческих надгробий: иные саркофаги покосились, иные вообще съехали с постамента и валяются рядом на земле на боку. Нет у нынешних могильщиков любви к отеческим гробам. Нет, в отличие от коллег из датского Эльсинора, и понимания, что крепче их никто не строит. Кажется, они к кладбищу относятся как к средству производства, доставляющего им заработок. И не более того. О культурном его значении они понятия не имеют. Но любопытно, какое же усердие проявил директор Преображенского кладбища, когда привезли однажды хоронить какого-то первой гильдии бизнесмена, судя по лакированному гробу. Мы случайно стали свидетелями этой сцены. В дождь, в ненастье, он заблаговременно вышел из своей конторы на улицу караулить дроги. А завидев их издали, бросился лично отворять ворота, как лакей, мечтающий получить на чай. И ведь не молодой человек… Хочется думать, что директор Преображенки встречает так каждого своего новопреставленного. Как хочется так думать.