Ужасный век. Том I - Андрей Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кинжал ни к чему, сир Робин. Он и бесполезен, и не нужен. Разве так приходят в ночи враги?..
Тихий голос, почти шёпот в самое ухо. Женщина? Или показалось? К сиру Робину прижались плотнее, приобняли. Ну точно: женщина. Формы её тела рыцарь спиной ощущал.
— Я знаю, сир Робин, что вы видели дурные сны. А явь — и того дурнее.
Рыцарь было попытался убедить себя: очередной кошмар. Без толку. Сон перепутать с явью ещё недолго, но явь ото сна всегда отличишь. Вновь попробовать шевельнуться? Оказалось, что слушается только лицо: оно сжалось в гримасе. Ничего более. Слыхал Робин сказки о демоне, садящемся ночью на грудь, вызывающем кошмары и удушье — но то сказки. Они рассказывали и о драконах, и о призраках, и ещё обо многом, чего никто в здравом уме не видел. В реальности всё оказалось гораздо страшнее, чем в устах престарелой служанки. Страх забрал силы, бессилие подпитывало страх — замкнутый круг ужаса.
Тонкие женские пальцы, расстегнув верхние пуговицы, скользнули под акетон, к груди Робина. Холодная рука.
— Как у вас сердце колотится, сир… чего же вы испугались? Я не хотела, чтобы вам стало страшно. Напротив — желала чуть сгладить кошмар. Уж не об этом ли вы думали, засыпая: вот бы кто-нибудь согревал вас в такую сырую ночь? Хоть ваша Мэри — или кто получше?..
Это было похоже либо на издёвку, либо на искреннее непонимание, отчего сердце Робина едва не выскакивало из груди — раз уж иное движение оказалось невозможным. Ничего, кроме ужаса, рыцарь сейчас не чувствовал.
Голос у самого уха звучал, впрочем, приятно: и при всём страхе Робин не мог этого не заметить. Почти музыкальное, мурлыкающее полилось дальше.
— Жаль, Мэри прийти сюда никак не может. Горька её судьба, кстати… и печально, что приходится вам об этом сообщать. Вы мало что человек, так ещё человек молодой и наивный: оказывается, вас так легко обмануть! Не отличаете ни лжи разбойника от правды, ни сна от реальности. Ну да хватит о бедняжке Мэри: ей уже не поможешь. Зато я… Я более приятная компания ночью, чем вам пока кажется.
Робин не удивился, что ночная гостья знает и его имя, и Мэри, и что-то о её судьбе. Ясное дело: встретился он таким странным образом не с человеком. Или, по меньшей мере — не с простым человеком.
— Да не бойтесь вы. Я не кусаюсь… — женщина, кем бы она ни была, коснулась губами уха Робина — …если только вам самому это не нравится, конечно. Я не враг, по крайней мере сейчас. Поверьте: в ином случае ваша жизнь давно бы угасла. Как свечку задуть. Мы пришли сюда не за вами, но уж раз вышла такая встреча — желаю поговорить. Вы ведь не против?..
Робин не мог ответить, но в любом случае — едва ли у него имелся выбор. Женщина приподнялась: рыцарь только почувствовал это, не имея возможности повернуться и увидеть гостью. Её рука забралась рыцарю под шею, острые ногти попробовали кожу на прочность.
— Вам вернётся дар речи, но только давайте условимся: это разговор, вы не будете кричать. Всё равно никого не разбудите. Здесь кричи, не кричи… всё едино. Просто не люблю шум. Хорошо?..
Робин действительно не закричал, хотя хотелось — когда стало ясно, что он в силах ответить. Но и никакие толковые слова на ум не пришли. Пришли лишь такие, которые люди вечно повторяют, если не знают, что делать и говорить.
— О святая Белла, Благостная Дева, силы небе…
Молодой Гаскойн молился редко, но сейчас было самое время.
Женщина тихонько рассмеялась, и смех вышел жутковатым. Не безумным, как у рыжей из сна — скорее фальшивым. Словно гостья знала, как и когда надо смеяться, однако не могла понять, зачем именно люди это делают.
— Да что вы! Ну откуда здесь Благостная Дева? Я разве на неё похожа? Разве это Святую Беллу желают встретить ночью, ммм?.. Толку-то от неё в ночи?
— Ты… кто ты?
— Уж точно не святая Белла! Да и Творца Небесного можете не кликать: он не придёт сюда. Называйте меня Гелла. А кто я… Да вы ещё вечером догадывались, кого в этом доме можно встретить, не правда ли? Это паладинам грезится, что они больно много знают о моей породе.
Последние слова спокойствия сиру Робину не прибавили. Говорить он уже мог, но шевелиться — по-прежнему нет, и собеседницы не видел; только ощущал ласковые прикосновения.
— Не волнуйтесь. Вы храбрый, благородный рыцарь. Воспринимайте это комплиментом. Я, знаете ли… — холодная ладонь пригладила его волосы. — …в рыцарях кое-что понимаю.
— И… что тебе здесь нужно?
Снова послышался смех.
— Мне? Здесь?.. Это наш дом, вообще-то. И вы в моей постели. Я бы лучше вас о том же спросила, но не буду: сама знаю. Это не случайность, что добрые рыцари пришли сюда. Ведь Мартин не должен был оказаться у вас. А раз так вышло, то не было ему дороги короче. И вам вместе с ним: так уж выходит. Случайности бывают случайными гораздо реже, чем вам кажется…
— Оставьте Мартина…
— Мартин немного изменился, вы могли это заметить. У него теперь другие заботы и другая роль: не быть ему рыцарским сквайром, да и рыцарем не стать. Но не волнуйтесь за мальчика. Ничто плохое не грозит ему. Скорее наоборот: поверьте, мы его вовсе не разочаровали.
Гелла нащупала золотой крестик на груди Робина. В церкви говорили, что крест хранит от всякой нечистой силы, страшнее огня для неё: либо ошибались, либо женщина в постели Робина была чем-то другим.
Эту мысль она словно прочитала. Или не «словно».
— Вы все так веруете в силу этой милой безделушки! Даже жаль, что она защищает от всякого… зла, как вам угодно выражаться — не лучше, чем от меча или стрелы. Но я не о крестиках и не о Мартине хотела побеседовать. Есть важный разговор.
— Почему со мной?..
— А с кем же? Тиберий фанатичен в своей вере, дальше носа едва ли увидит… Как ни стучись, хоть и стоит попытаться. А вы, сир Робин, дело другое... И мне есть что вам сказать. Но хочу прежде убедиться, что вы относитесь ко мне серьёзно и поутру не станете обманываться, будто лишь видели кошмарный
