Воспоминания корниловца: 1914-1934 - Александр Трушнович

В бухгалтерии МТС работали старший бухгалтер, два его помощника, три делопроизводителя, кассир, две машинистки и еще две девушки. Бухгалтерия отставала на шесть месяцев, хотя все работали с утра до вечера, а часто и до ночи. В штаб, или правление МТС, входили директор, три замдиректора, один из них завполит-отделом, технический и хозяйственный помощники, завмастерскими, завскладами, завснабжением, старший агроном и два младших. В Средней Азии с ее искусственным орошением к МТС причисляли еще водных техников с их штабами. Мастерские МТС были тоже многолюдны, однако старых мастеров оставалось немного, а от новых было мало толку. Но самое замечательное: за два с половиной года в МТС нашего района сменилось двадцать директоров, а уезжая, мы на переправе через Кызылсу встретили двадцать первого. Трудно было бы поверить, но это происходило на наших глазах.

Рядом с больницей, участок к участку, находился хлопкоочистительный завод. Он существовал еще до советской власти, и его пропускная способность равнялась примерно теперешней. Тогда постоянный штат завода состоял из хозяина, трех помощников и двух мастеров при машинах. В сезон там было занято до 150 рабочих. Хлопок очищали, сортировали, прессовали в тюки и отправляли, как и при нас, верблюжьими караванами к железной дороге. Из хлопковых семян, чигита, давили столовое масло, низшие сорта семян шли на топку. (Топить надо было, подбрасывая чигит малыми порциями, иначе перегревшееся в семенах масло могло вызвать и вызывало взрыв.)

У меня на заводе почти ежедневно бывало какое-нибудь дело, и я знал его жизнь до мелочей. В 1933 году завод выпустил 42 вагона прессованного хлопка. На заводе 45 штатных работников. Директор — русский, партиец, бывший батрак из Пензы, его помощник, киргиз 24 лет, бывший конюх, секретарь ячейки — еврей, главный бухгалтер, три помбуха, экономист, статистик, несколько делопроизводителей, завзаготчастью, заврасчетной кассой, завтранспортом, завклубом, завстоловой, старшая кухарка и две ее помощницы, три табельщика, завскладами, машинистка, завпунктами, они же приемщики по району, каждый с двумя помощниками, весовщики, шесть человек в машинном отделении. И так далее, до сорока пяти. Председатели групкома часто менялись; председатель завкома — таджик и два коммуниста ушли в Афганистан. Еще двое коммунистов пытались уйти. Их расстреляли.

Бухгалтерия завода считалась лучшей в районе, так как отставала всего лишь на три, иногда на четыре месяца, работая как угорелая, с бесплатной общественной нагрузкой, по 10–12 часов ежедневно. Как-то один из бухгалтеров сказал мне:

— Не удивляйтесь, доктор, если мы в один прекрасный день придем к вам и попросим отправить всех в сумасшедший дом.

В шестидесяти километрах от Пархара был громадный Дангаринский совхоз, обрабатывавший несколько десятков тысяч гектаров земли. На него большевики возлагали большие надежды: совхоз должен был «разрешить вопрос о рабочем снабжении всего Таджикистана». Он располагал мощным парком тракторов и большими денежными средствами. В нем работало около 600 русских со всех концов страны. Жили плохо, но в хлебе не нуждались. На уборку нанимали в «добровольно-принудительном порядке» колхозников из соседних колхозов. Весной 1932 года в совхозе отравилось более 500 русских, из которых 275 умерли мучительной смертью. Комиссии установили, что мука для хлеба хранилась в мешках, в которых до этого были мышьяковистые средства для борьбы с полевыми вредителями, в основном с саранчой.

Это не было чьим-то сознательным преступлением. Я говорил, по крайней мере, с двадцатью из пострадавших. Один из них коротко и ясно объяснил истинные причины катастрофы:

— Зачем далеко ходить за причинами? Они должны на кого-то свалить, но это их дело. Скажите, доктор, во что оценивается человеческая жизнь в Советском Союзе? Ни во что. Самый последний винтик в тракторе дороже человеческой жизни. Сколько у нас здесь хозяев? Сотни. Сегодня один директор, завтра — другой, послезавтра — третий… Новый директор, я уверен, и не знал, что эти мешки из-под яда, а мешки у нас, как вы знаете, дефицит. Как у нас работают? Только бы выполнить норму и план. И тут тебя кроют матом, угрожают тюрьмой и расстрелом. И сколько будет существовать это заведение, всегда будет так.

К 1933 году после трехлетней обработки земли с помощью «науки и тракторов» поля совхоза настолько засорились, что их решили на некоторое время бросить и перейти на обработку другого участка.

Весной к нам в Пархар из Дангары приехал «треугольник совхоза» — директор, секретарь ячейки и председатель профсоюза — осматривать пустовавшие уже несколько лет богарные земли, хозяева которых предпочли пахать в Афганистане. Я сопровождал их для санитарного осмотра выбранной ими стоянки для рабочих. Они решили засеять зерновыми 8000 гектаров. Участок был невдалеке от границы, и я думал, сколько рабочих уйдут отсюда пахать на той стороне.

Бруно Ясенский и Вахшстрой

За год до нашего приезда в Таджикистан Пархар осчастливила своим посещением делегация иностранных писателей. Они жили здесь «в самой толще местного населения» — в здании погранотряда. В сопровождении чинов погранохраны и ГПУ делегаты досконально изучили жизнь народов этой горной страны. Вернувшись домой, написали статьи, книги, как уж им было заказано. Начальник погранотряда, мой пациент, веселый украинец, прибегавший к нам домой после купания в арыке в одних купальных трусах, помнил фамилии Киша, Кутюрье и Ясенского, автора романа «Человек меняет кожу», в котором он воспевал Вахшстрой. Мне по работе пришлось побывать на Вахшстрое по горячим следам описываемых Ясенским событий.

Вахш — бурная горная река, протянувшаяся на пятьсот километров. В ее нижнем течении — Вахшская долина. Когда-то она была цветущей и плодородной, но после набегов монгольских орд стала пустыней. Для этого большого труда не требовалось, надо было всего лишь нарушить систему арычного орошения. Во всем Туркестане вода — это жизнь.

В Вахшской долине хорошие условия для выращивания «египтянки» — египетского хлопка. И большевики решили: долину в ударном порядке оросить и — даешь египтянку!

Вахшстрой считался одним из гигантов пятилетки. Заказали машины, завербовали людей, затем двадцать могучих американских экскаваторов прибыли по Аму-Дарье в Файзабад-Кале. А дальше транспортировать их было не на чем. Автомобильный парк был в таком состоянии, что перевозка экскаваторов в разобранном виде продлилась бы полгода.

Но Москва уже составила план, наметила сроки и постановила: такого-то числа экскаваторы должны начать работу. Ясенский восторгается этим героическим творчеством большевиков. Он, надо думать, бывал на собраниях, где секретари партячеек или директора били себя в грудь, восклицая:

— Мы, большевики, не знаем преград!

Не знавшие преград, они отправили экскаваторы к месту работы собственной тягой. Очевидцы мне говорили, что американский инженер, сопровождавший экскаваторы, сначала подумал, что большевики сошли с ума, но, поняв, что сумасшествие здесь называется творческим энтузиазмом пролетариата, сбежал от греха подальше. В результате энтузиазма сто километров пути усеялось частями экскаваторов. К финишу прибыли два в потрепанном виде, но их быстро починили: в пустыне валялся богатый ассортимент запасных частей. Ясенский (как уж это там было согласовано) приписал все неудачи вредительству инженеров и вообще интеллигенции.

Рабочие Вахшстроя — крестьяне, бежавшие сюда от голода со всех концов России, и согнанные дехкане жили в юртах или под навесами. При сухом климате это еще не беда. Настоящей бедой был недостаток воды, а в жаркой пустыне это что-нибудь да значит. Началось бегство.

Когда на Вахшстрое появилась делегация, снабжение водой улучшилось. И вообще, рабочие хотели, чтобы делегация пробыла как можно дольше: в это время их сносно кормили и выдавали махорку. В конце 1932 и начале 1933 года строительство Вахшстроя развалилось, рабочие разбегались. Тут-то и началось подлинное творчество по-большевицки. Наркомюст приказал направить на Вахшстрой заключенных, кроме осужденных на большие сроки.

На базарах милиционеры вылавливали отлучившихся из колхоза дехкан; всех, оказавшихся на дорогах, волокли в кузов грузовика, прозванного «шайтан-арба» (чертова телега). Мы в Пархаре наблюдали за этой деятельностью, сравнивая ее с ловлей рабов в семнадцатом веке в Африке. Наловив в «шайтан-арбу» человек 20–30, милиционеры с добычей неслись на Вахшстрой. Эта охота то затихала, то снова возобновлялась.

Судья, прокурор и другие

Правящий класс в нашем районе был разнообразен. Для ответработников был закрытый распределитель и дом с удобными квартирами для них. Жили они там вольготно и нередко устраивали «пир во время чумы».