Гном. Трилогия - Александр Шуваев

Теперь значительная часть тех самых "Ил‑20" действовала против аэродромов. Отличием от прошлых операций стало то, что на дальности до трехсот‑трехсот пятидесяти километров теперь их сопровождали реактивные "лавочкины". Это стали делать после неприятнейшей атаки высотного истребителя против кружившего, по своему обыкновению, на огромной высоте "Т‑6М", в результате чего разведчик оказался поврежден. Для "лавочкиных" тринадцать километров являлись высотой попросту оптимальной. "Илы" сыпали на авиабазы "минскую смесь": бомбочки с напалмом, ОДАБы, и, под конец, мелкие, прочные, совершенно круглые бомбы, набитые стеклянной картечью. Те имели обыкновение закатываться в самые неожиданные места, а вот взрывались в самое разное время после падения, от двух минут и до одного‑двух часов. Бетонобойные бомбы против взлетных полос не применялись. Вообще. "Лавочкины", как заколдованные, не потеряв никого, никого не сбили, но по‑прежнему исправно штурмовали аэродромы, достигнув в этом приличного мастерства. Главная причина такого парадокса состояла в том, что у них ни разу не возникло настоящей нужды вступать в бой. Истребители противника их больше не касались, то есть ни их, ни их подопечных, когда они спокойно следовали по своим делам на высоте тринадцати километров, на крейсерской восемьсот пятьдесят, на них попросту незачем было обращать внимания, а бомбардировщики что‑то не попадались. Давно не попадались.

Абсолютное превосходство – это когда имеешь возможность не обращать на действия врага внимания.

В утреннем небе растопыренными пальцами протягивались "белые стрелы", как будто указывая дальнейший путь громыхающему позади фронту.

Происходящее слишком сильно напоминало ситуацию лета сорок первого, вывернутую наизнанку, только, пожалуй, похуже. Принцип глубоких обходов и охватов очень недурно дополнила практика "боевого преследования". Москаленко мог быть доволен: его идея с "бригадами полной комплектности" дала щедрые всходы. Толком окопаться, стать в оборону теперь было почти невозможно, немыслимо, упершихся замечали с воздуха потерявшие последний страх разведчики, после чего прилетали вездесущие "Пе‑2" и приходила пара подвижных групп с шестьюдесятью‑семьюдесятью танками в общей сложности, с двумя десятками самоходок, двумя генераторными ротами, с дивизионом "катюш" и семью‑восемью сотнями осатанелых мотострелков с автоматами. В основном это были "ППШ", но во многие части уже начал массово поступать "КА‑43" под промежуточный трехлинейный патрон без "закраин".

Еще чаще попытки стать в оборону замечали ставшие страшно хитрыми наблюдатели самих подвижных групп, что двигались, как правило, на расстоянии трех‑четырех километров позади отступающих.

Поспешное отступление перед более подвижным противником оказалось не менее разрушительным, чем однообразная череда окружений, пребывания в "блуждающих котлах" и прорывов к своим на последних патронах. Каждый километр такого бегства оборачивался потерей техники, тяжелого вооружения, множеством потерь отставшими, невозможностью вывезти раненых. И – лютые, постоянные, непрекращающиеся, безнаказанные бомбежки всех переправ, всех мало‑мальски заметных железнодорожных станций. А еще успеху наступления много способствовало то, что стремительно бегущие оккупанты никак не успевали всерьез уничтожить инфраструктуру, промышленные предприятия, не поспевали угнать оставшийся скот и вывезти население. Более того: места все были партизанские, и неуверенных от спешки поджигателей очень часто подстерегали и били из чего попало и чем попало. Это не способствовало особому их усердию. А еще местное население, до войны не больно‑то любившее Советскую власть, теперь становилось в очередь у мобилизационных пунктов: после этих бесконечных двух лет тихим, безропотным, серьезным белорусам до слез, до смерти, до потери чувства самосохранения хотелось добраться до горла панов из СС. Немаловажно также, что в армии было гораздо, гораздо лучше с харчами, но главным было все‑таки не это. Главным было участвовать в главном. Тот, кто участвовал, – поймет. Так что на этот раз армия восстановила свою численность после кровопролитнейших боев июня в считанные дни, и даже увеличила ее. Да, новобранцы – плохая замена ветеранам. Но это были очень‑очень сознательные новобранцы. Всей душой проникшиеся. У них был, можно сказать, только один недостаток: пленных почти не брали. А еще у них были хорошие, старательные учителя. Твердо усвоившие: чем лучше будет рядом с тобой воевать молодой, тем больше шансов уцелеть у тебя лично.

Раз‑два. Да нет, не так, скорее – раз, два. Или даже нет. Раз. Два. В отличие от классических "мокроступов", ЛЮБУЮ трясину можно преодолеть при помощи "переметной клади". Способ простой, лесные люди славяне, как и лесные люди финны, в старые времена знали его хорошо, и нередко пользовались: одну кладешь перед собой, ступаешь на нее, а предыдущую – поднимаешь из хлябей позади и переметываешь вперед. Потом те, кто поцивилизованней, про дедовскую хитрость забыли. Или, может быть, предпочли забыть, потому что способ этот – не для слабаков. И когда перед тобой каких‑то пятьсот метров непроходимой трясины, поклониться ей, матушке, нужно раз триста‑четыреста. А ведь бывает не полкилометра, а километр целиком. Два. Три. А перебраться надо быстро и незаметно. Вот и тренируются малые штурмовые группы целые дни напролет. А потом, когда научились, – ночи. В "богомольцы" выбирают самых жилистых, выносливых и кормят на убой.

Для того, чтобы переправить батальоны, полки и дивизии, для того, чтобы переправить с ними технику, способ не годится вообще, для такого, как этот, случая, специально разработан и доведен совсем другой, новый способ. Но перед тем, как навести новоизобретенную переправу для полков и дивизий, и впереди всех должны переправиться малые группы "богомольцев" которые не оставят за собой следа. Их задача – всеми способами обеспечить переправу, прикрыть ее со стороны вражеского берега. А еще потом, дождавшись, когда на эту сторону переправятся достаточные силы, им предстоит уйти вперед, чтобы обрушить оборону противника в узостях дефиле, там, где он ждет наступления. Там, где может остановить и измотать многократно превосходящие силы, как не без успеха поступал прежде. Самое смешное – дождется, только с небольшой поправкой. И успеха не будет.

К концу второго года войны пришло, наконец, окончательное понимание того, что при прорыве на тактическую, а там – и на оперативную глубину правильная пехота в большинстве случаев заменяет сотни артиллерийских стволов и сотни вагонов со снарядами, и никакая артподготовка не заменит правильную пехоту. Какой вывод? Обязательно нужно и то, и другое, да побольше, побольше. А пока, чтобы уцелеть и победить, – тренировки в деле, требующем дикарской выносливости и дикарского же терпения. Ничуть не изменившемся за сотни и тысячи лет. Ну, не вполне. В качестве "клади" теперь выступала здоровенная доска из какого‑то вовсе невесомого материала, наглухо обклеенного резиной[31], чтобы, не дай Бог, не соскользнула по ночному времени нога. Ручки на обеих сторонах они придумали уже сами: если расстояние было порядочным, так получалось заметно легче и быстрее, начальство не возражало. Потом привязали к ручке стропы, чтобы выдергивать кладь, не нагибаясь.

А еще, с месяц тому назад, сюда прибыл "кап‑два" молчаливый и жилистый морячок‑дальневосточник. Посидев вечер, он изготовил на манер этих досок специальные поплавки на ноги и, действительно, пошел по воде. По озеру, аки по суху. Из отобранных им двадцати гвардейцев этот трюк освоили половина, так что, скорее всего, попытке предстояло так и остаться эффектным экспериментом. Зато для болот его "лыжи" во многих случаях годились, ускоряя передвижение и делая его не таким непомерно‑трудным. "Кладь" стали захватывать с собой на случай особо трудных участков. Постепенно люди осваивались в звенящих тучами комаров болотах, преодолевая самую непролазную трясину вдвое, втрое быстрее, чем поначалу. Пожалуй, до них никто не преодолевал болота с такой быстротой и ловкостью. В лесах и болотах бойцы привыкали молчать, обмениваясь жестами, так крепко, что вечером, на отдыхе, могли разговориться не вот и не сразу.

– Что, Александр Михайлович, может, так и в Берлин влетим, ни разу не зацепившись?

– Хорошо бы, Константин Константинович. Ох, как хорошо бы! Только так не бывает. Слишком много крупных рек впереди. Одна Висла чего стоит, а Варту вообще раз три придется форсировать. И тыловых рубежей, еще довоенных, их тоже никуда не денешь. Умоемся еще кровушкой. В Германии совсем другая война начнется.

– Так‑то оно так… Да вот только я думаю – а что они смогут противопоставить? Кто у них воевать‑то будет? Они за семь месяцев потеряли больше ста дивизий, а мои завтра возьмут Брест.