Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. Часть 1 - Александр Беляев

В Душет мы спустились около полудня. Это довольно порядочный городок, также с крепостью. Все строения каменные и довольно красивые. Площадь обстроена множеством лавок. Этот признак обширной торговли в кавказских городах для приезжего из России, где в маленьких городах увидишь весьма немного лавок, поражает. Но надо вспомнить, что на Кавказе вся торговля в руках армян, самого торгового, деятельного и способного племени. Мы приехали прямо в заезжий дом с большими опрятными комнатами, хорошею мебелью и зеркалами. Перед окном нашей комнаты, где мы поместились, и по обе стороны крыльца роскошно цвели огромные кусты роз, усыпанные крупными благоуханными цветками, разливавшими свой аромат в воздухе и по всем комнатам. Здесь нам пришлось пробыть более двух дней, так как все почтовые лошади были сняты под корпусного командира Головина, возвращавшегося из редута Кале в Тифлис. Впрочем, мы этим замедлением были очень довольны. Сюда же приехали и также остановились с нами майор Ершов, Николай Иванович, и князь Лобанов-Ростовский, который кончил курс в университете, ехал поступить в военную службу, впоследствии флигель-адъютант и зять фельдмаршала Паскевича. Оба наши спутника были люди очень приятные и умные собеседники; приходили также к нам некоторые офицеры, местный доктор, и все это время мы провели очень приятно. Вечером гуляли и, встретив все душетское общество из дам и мужчин, присоединились к нему, так как с некоторыми уже познакомились при их посещении. Между гуляющими было несколько прелестных дамских лиц.

Из Душета мы выехали мимо гигантских орешников через речку Душетка и поднялись в гору, потом спустились в деревню, где было множество виноградников, и на 7-й версте спустились к Арагве и потом кустарниками приехали в Гарцискар. Из Гарцискара снова поднимаются в гору по правую сторону Арагвы, а на второй версте поворачивают вправо под обрыв берега, идущего гранитною стеною, и тут влево от впадения Арагвы в Куру открываются развалины Мцхета, некогда столицы Грузии.

По преданию, Мцхет восходит до времен самых отдаленных, построен он Мцхетом, сыном Картлоса, родоначальником грузин, по имени которого он доныне называется Картлосом; сам Картлос считается ближайшим потомком Ноя. Известно то, что Мцхет во времена Александра Македонского уже был цветущим городом.

Нынешний собор построен в XV веке, но на этом месте первая христианская церковь, деревянная, была построена царем Иберии Марианом, первым принявшим христианскую веру от святой равноапостольной Нины. Вместо этой церкви в половине V века построен великолепный собор, потом разрушенный землетрясением, в исходе XII века, вместо которого в XV уже веке построен нынешний собор во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Влево от дороги видна другая церковь, возле которой стоит часовня, воздвигнутая, как говорят, святой Ниной. Упадок Мцхета начался с начала V века, когда царь Дочи перенес столицу в Тифлис. Потом его разоряли персиане и он остался до сих пор в развалинах. Между тем он имеет прекрасное местоположение и воздух гораздо здоровее тифлисского. Теперь в Мцхете живет до сотни семейств.

На шестой версте от Мцхета виден древний каменный мост через Куру, построенный, по преданию, Помпеем, во время преследования царя Митридата. От моста дорога поворачивает влево по берегу Куры, под гранитными стенами горы. По ту сторону реки довольно густое народонаселение. На 10-й версте от Мцхета открывается Тифлис. Старый город в котловине между высокими горами, его окружающими. По мере приближения умножаются селения и повсюду сады и шпалеры с виноградниками.

Мы въехали в предместие Тифлиса, по левую сторону Куры, и остановились в гостинице немца Зальцмана, колониста и пивовара. Дом прислонен к высокой горе, и все здания его постройки идут уступами в гору. Мы заняли две чистенькие комнаты по 1 рублю 50 копеек в сутки. Обед в трактире у него же очень хорош и не дорог. Бутылка пива пол-абаза или 10 копеек серебром, бутылка красного грузинского вина, очень хорошего, — 1 рубль, это, разумеется, только в гостинице, а в городе не более абаза.

Пообедав и приятно отдохнув после обеда, мы отправились ходить по городу. Пройдя мост через быструю Куру, живописно омывающую каменный Караван-сарай, которого балкон возвышается над самой пучиной, мы вошли в грузинскую часть города, где на площади кипела пропасть народа у бесчисленных лавок с зеленью, плодами, разными съестными припасами и дровами. Воду возят на ослах. Пройдя площадь, мы вошли в ряды. Над каждой лавкой устроен навес от солнца, и тут взору представляется множество азиатских и европейских товаров самого разнообразного вида. Пройдя ряды, вошли в узкие улицы, где у каждого дома внизу лавки всех возможных ремесел, и все ремесленники работают на их порогах. Тут и портные, и сапожники, и столяры, и слесари, и кузнецы. Все это стучит, пилит посреди бесчисленной толпы проходящего, покупающего люда, как в "Тысяче и одной ночи". С наступлением темноты лавки освещаются, и это придает этому средоточию торговли очаровательный вид гарун-аль-рашидского города. Семейства после дневного жара собираются на галереях, окружающих дома, где преимущественно сидит все женское население, так что, проходя дома, наверху слышится говор тоненьких женских голосов, воображение рисует, конечно, красоту обладательниц этих нежных гармонических звуков, но, к сожалению, сокрытых завистливым сумраком ночи. При свете луны, сиявшей в полном свете, можно было, впрочем, рассмотреть откинутые белые чадры, перехватить блестящий взор черных глаз, но очертаний рассмотреть было невозможно и надо было довольствоваться призраком воображения. Кой-где среди этой очаровательной южной ночи слышались иногда нежные звуки голоса певшей какую-нибудь монотонную грустную песню.

Барабаны и трубы пробили и проиграли зорю, и мы направились в свою квартиру. За нами долго еще слышался шум, говор и пение; виднелись ярко освещенные лавки, но прошли мост, на этой стороне реки все было тихо и только слышалась музыка в освещенном доме, где в окнах мелькали тени танцующих; мы завернули сюда, втерлись в толпу, чтобы в открытые окна взглянуть поближе на танцующих, и затем вошли к себе и стали пить чай, сидя на галерее, но для этого понадобилось надеть шинели, так как тифлисские ночи бывают очень прохладны. Чай наш на этот раз был особенно приятен. Мы купили себе превосходного турецкого табака, который и курили с чаем вместо Ванитоба, с тех пор уже навсегда оставленного.

Мимо нашей гостиницы ежедневно проходило множество народа из немецких колоний. В Тифлисе в 1840 году было трудно достать хороших сливок и белых хлебов, хотя в городе и были булочники, но посылать туда далеко, да нам и некого было, и потому прислуга в гостинице по нашей просьбе покупала для нас превосходные сливки и хлебы от колонистов, рано утром приезжавших в город для распродажи своих произведений.

Сидя на балконе, мы находили большое удовольствие наблюдать проходящих в город и из города. Нас удивляло, как могли грузины в своих туфлях, с загнутыми вверх носками, огромными каблуками, ходить с такою легкостью и быстротою. Однажды случилось видеть всадника, ехавшего рысцой и возле него высокого грузина пешехода, не отстававшего от него ни на один шаг и в то же время громко разговаривавшего со своим товарищем. Вот и несостоятельность пословицы: "Пеший конному не товарищ".

Во время нашего пребывания в Тифлисе мы являлись к начальнику штаба генералу Коцебу, который принял нас очень любезно, спросил, в который полк мы желаем записаться: здесь ли, за Кавказом, или на линии. Мы пожелали последнего, так как там были наши товарищи декабристы в отряде генерала Засса за Кубанью: Михаил Михайлович Нарышкин, М.А. Назимов и Вегелин.

Мы пробыли в Тифлисе ровно неделю, и нам она показалась за один день: так приятно было нам здесь. На северного жителя южный край сам по себе, по своей живительной теплоте климата, по своей роскошной растительности, всегда производит сильное и приятное впечатление. В Тифлисе же еще возбуждал особенный интерес сам город со своею оригинальною восточною физиономиею, с пестрым населением всех возможных восточных народов, не исключая поклонников Брамы, с его оживленною торговлей. Мы с наслаждением бродили по его узким улицам, прислушивались к говору, всегда очень живому на востоке, и восхищались, когда встречали прелестных грузинок. Армянки же, напротив, производили неприятное впечатление своим похожим на саван костюмом. Это просто мумия, вся сверху донизу обернутая в белую простыню. Лица их, правда, открыты, и глаз часто останавливается на прелестных чертах, но зато ужасная штукатурка белил и румян уничтожает всю прелесть. Еще не совсем приятная особенность всех южных стран — это крик осла, который здесь часто слышится и который я в первый раз слышал еще в Испании во время нашего плавания в Брест и Гибралтар.