Затаив дыхание - Адам Торп

— Поставь «Noir Desir», — попросила она. — До чего мне надоела Англия! Просто обрыдла.

Они открыли для себя группу «Noir Desir», когда ездили во Францию, и очень увлеклись ею. Позже солиста надолго упекли в литовскую тюрьму за то, что во время киносъемок в Литве он до смерти забил актрису, свою подружку. Очень французская история. Вопреки своим политическим взглядам, Милли была околдована опасно-порочным голосом солиста. Джеку, однако, достоинства солиста представлялись весьма сомнительными.

Послышались тяжелые звуки бас-гитары, и мужской голос запел по-французски, унося их обоих далеко-далеко.

— Давай переедем во Францию, — предложила Милли. — На худой конец просто купим там дом. Как все нормальные люди. Представляешь: мельница, луг, речушка, лошади. Давай купим, а? — в ее голосе слышалась насмешка, эхо давнишних девчачьих забав в спальне привилегированной школы. — «Мельница Милли»! Уйма земли, простор. А присматривать за хозяйством наймем местных, — Милли посерьезнела: — Они будут до смерти рады любой работе. Во Франции сейчас дикая безработица, процентов восемьдесят или около того.

— Похоже, ты имеешь в виду Сомали, — заметил Джек.

— Я имею в виду не Париж, естественно, а сельскую местность.

— Тогда моей карьере конец, — подытожил Джек и откинулся на спинку дивана.

— Какой карьере?

— Вот спасибо.

— Я лишь передразнила тебя, — проворчала Милли и, убрав подушку, прижалась к мужу.

— А фактически мы оба правы.

— Ой, прекрати! Не заводи опять свою песню. Это вообще не карьера. Это искусство.

— Да я не обиделся, — вполголоса сказал Джек и поцеловал ее в голову; от волос пахло чужими сигаретами, поездами, конторами Халла. Подкрашенная натуральной хной седина слегка золотилась. Он бы с радостью проводил с Милли целые дни.

Приникнув к его плечу, она сказала:

— Я не исключаю, что рано или поздно вся экосистема найдет способ отторгнуть нас. Как пораженные смертельным вирусом антитела. Мы же норовим захватить все вокруг.

— Угу.

— И никогда не знаешь, чего от нас ждать. Страшно подумать. Даже не сознавая того, мы разрушаем все нежное, тонкое — такие уж мы самонадеянные наглецы. Мне начинает казаться, что я зря потратила лучшие годы жизни.

Джека обрадовало признание жены: в отличие от него, Милли редко жалеет о чем бы то ни было, а тут вдруг разжалобилась, да как! Не надо только путать сожаление с горем. Перед ним всплыл абсолютно пустой экран аппарата ультразвуковой диагностики, черный, застывший. И уже пять лет такой!

— Уверен, Милл, что ты потратила их не зря, — подчеркнуто строгим, но неубедительным тоном произнес Джек.

— Я тут бьюсь за сухие биотуалеты, а в это время проклятая сибирская мерзлота берет и тает! — Милли в отчаянии откинулась на спинку дивана. — С тем же успехом можно торговать дамскими сумочками.

— Ага, из лучшей итальянской кожи, с неброскими молниями.

— Питаться одной морковью, — продолжала она. — Все мои деньги отдать Фонду по борьбе с нуждой. А жуткие полноприводные джипы сжечь вместе с ублюдками-водителями.

Джек пристально разглядывал пивную банку; его внутренне передернуло от словечка мои: «мои деньги», — но виду он не подал.

— Жизнь никогда не оправдывает ожиданий, все складывается не так; чудно. Но ничего страшного — в конце концов привыкаешь и к безрадостной жизни.

Джек даже не успел осознать, что слетело у него с языка; особенно поразило слово «безрадостный». Прихлебывая пиво, он силился вспомнить, употреблял ли он это слово прежде хотя бы раз.

Милли потрепала ему волосы, густая прядь упала на глаза.

— Ты когда последний раз стригся? Нет, извини, спрошу иначе: когда ты последний раз причесывался? Слушай, а клево получилось! С ума сойти!

Резким движением головы Джек откинул со лба волосы:

— Знаешь, я вот что подумал: если я с виду смахиваю на Бетховена — чем черт не шутит, может, и моя музыка будет смахивать на его сочинения.

— Что ж, еще не поздно, — отозвалась Милли, глядя в окно на парк. На улице моросил дождь, в комнате было душно. — А может, и поздно.

— Это жестоко, — запинаясь, выдавил Джек.

— Необходимо дать народу право на истинно демократическое мнение, а не манипулировать людьми.

— Ты имеешь в виду тех людей, которые, по твоим же словам, не должны вторгаться в поместье твоих родителей? Или существует несколько разновидностей людей?

Милли пропустила его реплику мимо ушей; Джека разбирала злость, но она вдруг сказала:

— Роджер взял машину Клаудии и на Примроуз-Хилл разбил ее в хлам. А сам отделался лишь головной болью. Пьян был в стельку.

— Роджер разбил ее машину?

— Ну да. Клаудия мне сказала.

— Когда?

— Когда я ехала в поезде. Она мне позвонила.

— А мне сегодня никто не звонил, — сказал Джек. — Кроме одного типа, который пытался втюхать чудодейственное средство для пропитки древесины. Знает, небось, что я — сухостой, — добавил он, удивляясь убогости собственной шутки. До зарезу хочется выяснить, с каким счетом закончился матч; наверно, поэтому он и не может расслабиться, решил Джек.

— Ты что, вообще не выходил из дому?

— Только я собрался прогуляться по Хиту, как из-под земли вырос какой-то хмырь и стал наяривать на флейте Скотта Джоплина [89]. Я немедленно нырнул — именно нырнул- обратно, от греха подальше.

— Значит, ты ничего не купил на ужин. — Милли устало прикрыла глаза. — И даже Мариту не попросил.

— Да, не купил, — подтвердил Джек, хотя на самом деле ужин просто вылетел у него из головы. — Решил, что закажем мясо или рыбу с карри.

— Мы уже ели карри в пятницу.

— Ну и что? Индийцы каждый день карри едят, — буркнул Джек, пытаясь устроиться поудобнее на громоздком диване.

— Сиди спокойно, не толкайся, — сказала Милли и после короткого молчания спросила напрямик:

— Забыл купить еды?

— Не то чтобы забыл. Просто утратил чувство времени. Не соображал, который час.

Джек слез с дивана, чтобы сменить диск. «Noir Desir» сейчас не к месту: чересчур мрачен. Он охотно послушал бы «Fratres» Пярта, но Милли увидела, какой диск он выбрал, и попросила поставить «Мать с атомным сердцем» [90]: эта музыка сразу переносит ее в юность, объяснила она. Джек возражать не стал; ему всегда нравилась у «Пинк-Флойд» ярко выраженная линия баса, определяющая всю гармонию.

Милли закрыла глаза.

— «Суон энд Эдгар» [91], — мечтательно проговорила она. — Мы ходили туда за обновками, когда жили одни в наших квартирах в Бэйсуотере. А теперь родители их даже не сдают — не видят смысла; вот глупость-то! Они приезжали бы к нам гораздо чаще, если бы могли здесь расположиться на какое-то время. Мама, между прочим, считает, что нам надо посадить айву.