BRONZA - Ли Майерс

«Поближе к хозяину… – фыркнул Марк, с каждой минутой пьянея все больше. – Какой же ты дурак… – посмотрев на молодого немца, пожалел он вдруг человека. – Эта сволочь еще никого не сделала счастливым…»

И тут увидел Шибан.

– А-а, уже набегались… славные песики… Ну повиляйте, повиляйте хвостами! – хихикнул он, подбирая ноги на кресло, так, на всякий случай. Восхитившись приливом собственной отваги, громко шикнул:

– Кыш, к-ш-ш… Нечего тут вертеться возле меня! Я вам не по зубам!

Оуэн покосился в его сторону, не понимая, с кем это брат неожиданно разговорился. Рядом с Марком никого не было. «Все-таки он ужасно милый, когда так важно надувает губы… Не отнести ли мальчишку в спальню и немного напугать…» – подумал он, но сразу же отбросил эту идею. Знал, если начнет заигрывать с ним, уже не сможет остановиться. Потому что тело его и так изнывало от внутреннего жара, сгорая в огне неудовлетворенности и собственных запретов. Желать чего-то и отказывать себе в этом… Для Оуэна стало настоящим откровением – приносить себя в жертву!

– Так куда ты хотел пригласить меня, когда так настойчиво звал в Берлин? – спросил он у Герхарда и полез в карман за портсигаром.

Тот просиял. Оуэн усмехнулся, узнав, что его приглашали на первое, после долгого перерыва, представление всевидящего оракула – магистра ордена иоаннитов, великого Эдгара Виллигута. Этот стареющий бонвиван дважды возникал на его жизненном пути, и вторую встречу он сделал для него незабываемой. Закурив, Оуэн уставился в огонь. В глазах его отразилось пламя…

Юный Генрих стоял на балконе, и легкий ветерок, играющий его волосами, заставлял тонкий батист ночной сорочки льнуть к телу. Облокотившись на перила и оставаясь в тени, Оуэн с живым интересом наблюдал за ним. Юноша был прекрасен. Совершенное творение природы, безупречное, без единого изъяна тело – достойное принадлежать богу. К сожалению, платой за совершенство была недолгая жизнь. Ангел смерти уже сидел у юноши на плече.

Единственный сын вдовствующей эрцгерцогини. Последний отпрыск благородного семейства, мальчик умирал от наследственной гемофилии, и это лето, возможно, было последним в его жизни. Чтобы немного развеять его грусть, мать привезла сына в поместье троюродного брата. В его многочисленное, дружное, жизнерадостное семейство. Она надеялась, что дети кузена скрасят одиночество Генриха, сделав ожидание конца не таким тягостным.

Услышав ее молитву, Оуэн задержался в дверях. Маленькая, хрупкая женщина молилась своему Богу. О нет, она не гневила его напрасными жалобами, не попрекала за Божью волю отнять у нее самое дорогое – сына. Для этого она была слишком горда, эта дочь королей. Но и в этом гордом сердце, наполненном глубокой печалью, отчаянно билась надежда узреть чудо.

Оуэну было знакомо безумие этого чувства – удержать дорогое тебе существо любой ценой. Повинуясь сиюминутному капризу или, может быть, желанию поиграть в распятого, только, вместо глухого к мольбам Бога, лукавый демон, убив ее сына и вселившись в его тело, совершил для нее это чудо. Чудо воскрешения.

«Ты подобен белоснежной лилии, срезанной в полночном саду, чтобы с первыми лучами солнца нежные лепестки осыпались, плача каплями росы…» – разглядывая свое будущее лицо, Оуэн усмехнулся поэтичности пришедших на ум сравнений. Сказывалась восточная созерцательность от слишком долгого пребывания в тех краях.

– Кто вы? – только и спросил Генрих, разбуженный его прикосновением. Не испугался. Не закричал. Не позвал на помощь. Спокойно смотрел на чужеземца в необычной одежде, с длинными черными волосами и продолговатыми, чуть раскосыми, темными глазами.

– Я новый хозяин твоего тела… – ответил Оуэн, коснувшись его щеки тыльной стороной ладони.

И было так странно прикасаться к себе «будущему».

– Понимаю, – мягко улыбнулся Генрих. – Я… умру… В любом случае…

Получив утвердительный ответ, кивнул головой. Оуэн помедлил, заметив какую-то просьбу в его взгляде, но юноша так и не высказал своей просьбы. На его кровати ведь сидел не Божий ангел. Одобрительно хмыкнув, Оуэн склонился к нему, поцеловал «себя» в губы.

– Не волнуйся, я буду холить и лелеять это тело… – с ласковой улыбкой пообещал он, отбирая жизнь.

– Я всегда верил в ангелов, живущих на небесах! Но, грешный, даже не надеялся когда-нибудь увидеть хотя бы одного из них. Мой мальчик, вы так прекрасны, что мое сердце трепещет и почти не бьется! – обратился к нему незнакомый мужчина средних лет, когда, вволю наплававшись в горном озере, он вышел из воды и обнаженным стоял перед незнакомцем. С его матово-белой, без единого пятнышка кожи, ловя солнечные блики, скатывались капельки воды. Незнакомец говорил об ангелах, а сам пожирал его наготу жадным взглядом стареющего сластолюбца.

«Сатир!» Он рассмеялся на предложение мужчины отдать прекрасному юноше свое сердце. Навечно.

– А как насчет других органов? Вдруг я предпочитаю печень?! – поинтересовался он у ловеласа. Тому повезло. Оуэн еще не успел разозлиться.

Раздался топот копыт, и на берег выехал Людвиг.

– Вот ты где, Генрих? Твоя матушка в истерике! Ты сбежал с помолвки сразу же, как она закончилась. Почему не сказал, что идешь купаться, я бы составил тебе компанию! – заметил он, спешиваясь. Покосился на незнакомца. Узнал. – Добрый день, герр Виллигут! Вы тоже решили прогуляться? – спросил, заметно нахмурив брови.

Сразу откланявшись, тот заспешил вверх по тропинке. Проводив его долгим изучающим взглядом, Людвиг повернулся к Оуэну.

– Да прикройся ты чем-нибудь, наконец! Не смущай меня! – воскликнул он.

– О, нет… Виго, – рассмеялся в ответ Оуэн, назвав Людвига его детским именем, – кто у нас тут монашка, что не видела ни одного голого мужчину? Кроме своего небесного жениха, конечно! – он зашагал обратно к озеру. – Раздевайся – и пойдем купаться, вода после дождя – просто парное молоко!

Разбежавшись, нырнул в воду. Несколько мощных гребков, и берег остался далеко позади, он лег на спину, раскинул руки. Отфыркиваясь, подплыл Людвиг. Растянулся рядом.

– Ты не очень доволен выбором эрцгерцогини? Но знаешь, матери все таковы…

– Да нет… – ответил он, – если это ее порадует, я женюсь…

Людвиг скосил на него хитрый взгляд.

– Жаловаться, впрочем, не на что! Твоя невеста свежа и невинна…

– Уже не так невинна… – отозвался Оуэн, – но, ш-ш-ш… я обещал сохранить ее маленький секрет.

Весело рассмеявшись, они поплыли назад, к берегу. Одеваясь, Людвиг озабоченно нахмурился.

– Все, конечно, очень рады твоему выздоровлению. Но не переусердствуй. Если вдруг почувствуешь себя неважно, скажи! Я понесу тебя на себе…

– Зачем же на себе? А лошадь на что? Да, а где же она? Ты разве не привязал ее? – огляделся по сторонам Оуэн.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});