Бретер на вес золота - Дмитрий Евдокимов

— Я не понял, Рене, ты убил Кривого Нэша? — лицо зеландца неестественно вытянулось.

— Если он и есть одноглазый толстяк, то выходит так.

— Рене, — Фло в изумлении уставилась на меня, — ты убил Кривого Нэша и не знал этого?

— Он подвернулся под руку, когда я прорывался к тебе. Так уж получилось, что кинжал прямо ему в здоровый глаз попал…

— Но как можно было забыть?

— Да ничего я не забыл! — вспылил я. — Спрашивать имя было некогда!

— Хочешь сказать, — медленно выдавил из себя Ван Гален, — что ты не знал о том, что Кривой Нэш — это упитанный одноглазый коротышка?

— Не знал конечно!

— Но прозвище-то отчего у него такое?

— Я думал, что у него одна нога короче другой, или лицо перекошено, или еще что-нибудь в этом роде!

— О! Рене, ты неподражаем! — Фло быстро чмокнула меня в щеку. — Пойдем посмотрим!

Мы вышли на улицу и чуть не бегом направились к месту схватки. На Второй Ремесленной по-прежнему было полно народу. Местные жители пытались навести порядок возле своих жилищ. Добровольцы охраняли взятых в плен бандитов. Похоронные команды уже начали забирать погибших. Лекари оказывали помощь раненым. Чуть поодаль священник причащал какого-то несчастного, которому лекари уже не могли помочь. Со всех сторон на улицу стекались толпы зевак, но оказавшиеся здесь волею случая стражники и гвардейцы удерживали их на расстоянии от места событий.

Тело бедняги Рамиреса уже унесли, но тела погибших бандитов были все на своих местах. Ван Гален окликнул одного из горожан, и вдвоем они перевернули трупы на спину.

— Ну вот же! — радостно заявил неизвестно откуда снова появившийся Жак Марше. — Вот же — Мышонок Гомер, — он указал на доставившего мне определенные хлопоты здоровяка с метательными кинжалами на портупее. — А вот и Нэш, — предводитель бандитов с развороченной глазницей выглядел совсем неприглядно.

Несколько мгновений все мы ошеломленно молчали, боясь поверить в такую удачу.

— Все, Жак, исчезни, — я сунул вору в руку золотую монету, — это тебе за хорошую весть, а теперь исчезай быстро, вон показалась карета де Бюэя!

На этот раз дважды повторять не пришлось.

Глава 26

Королевский дворец выглядел опустевшим и мрачным. Несмотря на то, что шел уже десятый час утра, в помещениях царила полутьма — роскошные портьеры были задернуты, словно оставшиеся во дворце люди пытались отгородиться от происходящих за его стенами событий. Ранее мне не доводилось бывать в основном здании Лазурного дворца, или замка Монтерье, или просто королевского дворца. А теперь вот побывал, да только было мне совершенно не до созерцания его красот.

Даже сквозь закрытые окна и двери с улицы доносился невнятный шум собиравшейся перед дворцом толпы. Монтера бурлила. Горожане были напуганы, чувствовали себя обманутыми и брошенными на произвол судьбы. Слухи, один невероятнее другого, расползались по столице, сеяли зерна страха и сомнения и, отразившись от городских стен, возвращались назад уже в новой, еще более невероятной форме.

Король Филипп неделю назад убыл на север с большей частью регулярных воинских частей, расквартированных в Монтере и близлежащей местности. По доходившим из армии донесениям, со дня на день должно было состояться сражение со вторгшимися нугулемцами в окрестностях городка Даве. Но не это тревожило столицу Эскарона. Позавчера пришли тревожные вести с другой стороны — нугулемский принц Роберт высадился со своей наемной армией близ Валансьера, а следовательно, теперь угрожал практически беззащитной Монтере с востока. Но и это еще было полбеды. Едва получив первые донесения, генерал Виваро бросился со своим трехтысячным корпусом навстречу врагу, надеясь еще застать того в стадии высадки на берег. Но все обернулось очень плохо. Судя по всему, корпус пришел прямиком в подготовленную засаду и был практически истреблен имевшими четырехкратное превосходство нугулемцами.

По словам графа де Бюэя, лишь только смерть на поле боя может избавить теперь генерала от позорной казни. Ведь его задачей было охранять столицу, а не оставлять ее беззащитной. И если до безрассудных действий Виваро ситуация была плохой, то теперь стала просто катастрофической.

Если по внешнему периметру дворца дежурство несли синие гвардейцы роты Репнина, то во внутренних помещениях чуть ли не на каждом углу торчали бойцы лимонной сотни — в большинстве своем наемники с севера континента, преимущественно из Гергона. По степени разгильдяйства в свободное от службы время они ничем не выделялись в ряду гвардейцев других рот, но вот на боевом посту неукоснительно выполняли приказы лишь своих командиров. Как иностранцам им было абсолютно наплевать: герцог ли перед ними, граф, кардинал или епископ — если нет приказа пропустить, значит пропустить невозможно.

За это многие вельможи недолюбливали «лимонников», но в свете происходящих событий я был совершенно согласен с человеком, распорядившимся расположить во внутренних покоях именно роту капитана Ульмарка.

На втором этаже при выходе с лестницы нас впервые остановили, и гвардеец в камзоле лимонного цвета долго и вдумчиво изучал предъявленную лейтенантом Васкесом бумагу. Когда у меня уже начали возникать подозрения о том, что гергонец в принципе не знаком с эскаронской грамотой и сейчас просто издевается над нами, он молча вернул бумагу и учтиво показал рукой в дальний коней коридора:

— В зал совещаний.

Мы с лейтенантом на мгновение склонили головы в жесте ответной вежливости и поспешили дальше. Мой сопровождающий уверенно и даже как-то бесцеремонно распахнул двери совещательного зала, но за этой дверью оказался своеобразный предбанник, битком набитый пажами, оруженосцами и посыльными офицерами. Васкес трижды стукнул кулаком в следующую дверь и, когда она приоткрылась, в полголоса что-то сказал. После чего пропустил меня внутрь, а сам остался в «предбаннике».

Мог ли кто-нибудь еще час назад предположить, что я окажусь в королевском зале совещаний? А вот ведь, кому-то я понадобился. Понятно, что еще дней десять назад, в присутствии короля, состав заседающих здесь лиц был гораздо более внушительным. Но сегодня совещание было, что называется, «на злобу дня», ибо за большим овальным столом расположились те люди, кто имел хоть какое-нибудь отношение к судьбе столицы в данный момент.

Не всех из присутствующих я знал в лицо, но поспешивший мне навстречу де Бюэй быстро восполнил этот пробел. Место во главе стола, естественно, пустовало, ближайшие к нему кресла занимали справа — первый министр Огюст де Флавуа, слева — губернатор столицы герцог де Рохалес. Далее за первым министром расположились: начальник королевской канцелярии, он же канцлер или хранитель королевской печати барон Жан-Пьер де Нарсильяк, интендант финансов виконт де Лимантен, комендант Монтеры, по совместительству тесть короля и отец королевы Марии граф де ла Фронтир, капитан синей гвардии князь Репнин и капитан лимонной сотни Петер Ульмарк. По левой стороне вслед за губернатором располагались: престарелый маршал, ныне советник короля герцог де Калонже, адмирал д' Орио, начальник городской стражи Монтеры граф де Фризе и сам начальник Департамента безопасности Эскарона граф де Бюэй. Еще по пять или шесть кресел с обеих сторон оставались свободными.