Иногда они умирают - Наталья Турчанинова

Дик выглядел уставшим так, словно поднимался на гору вместе с нами. Но старался держаться бодро и независимо, делая вид, что наш поход без него не имел никакого значения.

Передохнув, мы отправились дальше. Нас ожидал совсем недолгий переход, так что, как я и думал, останавливаться в Горак Шепе не имело смысла, да и мест здесь не было.

Путь продолжился в молчании. Высота пять с лишним тысяч давила на всех. Временами ощущалось головокружение, дышать становилось тяжело, боль в висках уже не проходила, и потеря рецепторов вкуса, из-за чего любая еда стала пресной, больше не казалась таким уж неудобством по сравнению с постоянной выматывающей, ноющей тяжестью в голове. Дорога, идущая мимо Черной горы, была относительной ровной до тех пор, пока мы не свернули с основного пути на едва видимую тропу, которая все сильнее удалялась от оживленного трека, углубляясь в дикий мир гор, недоступный основной массе туристов. Мы только сошли с него, но сразу показалось, что здесь вообще никогда не было людей. В холодном воздухе разливалось нечто трудноуловимое – еле заметное напряжение. Предостережение идущим по запретным территориям.

Наш путь захватывал часть ледника Хумбу – могучего гиганта, ползущего с Престола богов.

Мельком взглянув на длинную белую стену Престола, я вспомнил о том, что на одном из его карнизов, рядом с тропой маршрута, ведущего на самый высокий пик, лежит тело кайлатца. Когда-то он поднимался на гору, сопровождая группу альпинистов вместе со своей помощницей – местной девушкой. Вся группа погибла. Тело девушки спустил вниз ее муж. Но отказался вытаскивать из вечных льдов мужчину, с которым она шла. И тот остался лежать, протягивая черные, обожженные солнцем и морозом руки к холодному небу. А теперь иногда бродит по склону, подолгу останавливаясь у палаток базового лагеря Локхотце.

Облако начало быстро затягивать гору, словно показывая, что сейчас не время для подобных воспоминаний.

Я поспешил вперед, пробираясь между ледяных завалов, обходя огромные валуны. Среди нагромождений этих глыб виднелись круглые окошки синей воды и кобальтовые сколы старого льда.

Пару раз тропа терялась среди вычурных каменных фигур, арок и узких трещин. Тогда я шел наугад, полагаясь только на внутреннее чутье. Однажды едва не наступил в лужу, наполненную льдом. Ботинки не промокли бы, но проверять надежность брюк, хоть и сшитых из водоотталкивающей материи, не хотелось.

Возле одного из круглых озерец Джейк остановился и хотел напиться, но я не дал, обещая воспаление легких и разрушение зубной эмали от холода.

Нехотя он подчинился.

Через час пути мы приблизились к кальгаспорам. Перед нами стояли ровные ряды ледяных тридцатиметровых гигантов, слегка наклоняющихся в нашу сторону. Они напоминали огромные волны с островерхими гребнями, замершие за мгновение до того, как упасть на берег. Удивительная фантазия природы. Зрелище, от которого невольно перехватывало дыхание. Эти белые глыбы называли «кающимися льдами». Жаркие лучи солнца, ветер, дующий в одном направлении, и непрерывное движение Хумбу создавали эти невероятные фигуры, застывшие в одинаковой позе коленопреклоненных монахов.

Мои спутники с удивлением и опаской смотрели на приближающиеся острые гребни.

– Здесь надо идти быстро. Нельзя задерживаться. – Я показал на склоненные вершины кальгаспор. – Подтаивающий лед очень хрупкий, может обломиться в любой момент.

– Да, не хотелось бы получить такой сосулькой по голове, – сказал Джейк, прибавляя шаг.

Эту часть пути мы преодолели относительно быстро. Ребристая поверхность наших трекинговых ботинок не давала скользить по ледяной дороге, но все равно это были не «кошки», поэтому приходилось быть осторожными.

Время от времени слышалось угрожающее потрескивание. Словно ледник вздыхал, стараясь вырваться из давящего на него со всех сторон ложа. Но ни одна из склоненных голов не обломилась, чтобы рухнуть на нас.

Когда поле кальгаспор закончилось, еще час мы пробирались между нагромождениями глыб, которые образовались в том месте, где край движущегося Хумбу терся о границу неподвижного льда. Медленная окаменевшая река выбрасывала на берег свою застывшую пену и тяжелые обломки старого спрессованного снега – фирна. А затем наконец выбрались на относительно ровную тропу. Впереди стал виден край Хумбу, упирающийся в подножия гор, стоящих вокруг вершины мира.

– Ну и где эта твоя запретная гора? – спросил Дик, переводя дыхание. – Та, которую нельзя обходить.

Я указал направо. Аркарам не выглядела ни мрачной, ни зловещей, ни величественной. Еще один семитысячник, окутанный снегом и облаками. Он стоял напротив Престола богов одиноким столбом, поддерживающим низкое небо. Несколько пиков пониже робко льнули к его склонам.

Где еще мог проходить путь к источнику душ, если не здесь, у легендарного Небесного зеркала.

– Значит, уже нельзя повернуть назад? – спросила Тисса чуть дрогнувшим голосом.

– Теперь только вперед.

Они оглядывались. Хотя каждый неверный шаг по леднику был опасным и мог стоить сломанной руки или разбитой головы. Дорога перестала быть унылой и однообразной. Опасность, пусть и мнимая, как считал Дик, сделала ее необыкновенно захватывающей.

На третьем часу пути мы начали подъем на склон. Лед сменился камнями. Идти стало легче. Горы вокруг начали казаться менее грозными. Пумара, которую я считал одной из самых приветливых вершин Кайлата, походила на крышу молельной ступы – у нее были такие же ровные склоны, присыпанные снегом. Хумбутсе напоминала тусклый, давно не чищенный венец, лежащий на серой подкладке неба.

Тучи неожиданно разошлись, открывая Мать Всех Богов, словно богиня развела их в стороны, желая осмотреть свои владения. На небе открылось чистое голубое окно. Солнце окрасило каменный пик теплым золотисто-розовым светом.

Облака уходили на север, к Гунхэго.

Мы шли довольно быстро, предвкушая отдых в палатке и горячий ужин, приготовленный Тшерингом. Высота снизилась, все чувствовали себя гораздо лучше. Шагали бодрее, обменивались впечатлениями.

Тисса, идущая впереди, рассуждала о том, каким приятным разнообразием после провонявших трекерами и керосином лоджей будет сон в палатке, но внезапно остановилась и замолчала. Дик, шагающий следом, едва не натолкнулся на нее, ругнулся и тоже застыл.

– Ну, что там у вас? – недовольно спросил Джейк.

Я поравнялся с ними и тоже увидел.

Тропа была залита кровью. Бурые пятна почти сливались с бурым лишайником, и только на белых камнях ее следы стали видны особенно отчетливо, в ней опавшими листьями засохли клочья густой грязно-белой шерсти. Посреди густеющей лужи застыл круглый бубенчик с обрывком кожаной веревки. В воздухе повис знакомый металлический запах смерти и растекалась мертвая тишина.