В пылающем небе - Кузьма Белоконь

Летчики стояли в кирзовых сапогах, начищенных до блеска (это надо уметь – настоящее искусство!), подворотнички светятся белизной, все гладко выбриты: вроде и не в бой собрались ребята, а на праздничный смотр. На правом фланге Володя Корсунский. Совсем юное, смуглое, очень красивое лицо, нежное, как у девушки. Огромные голубые глаза успели повидать и горы Кавказа, и суровое небо Кубани и не раз видели смерть. На груди три боевых ордена. Сегодня он пойдет в бой моим заместителем.

Возле Корсунского младший лейтенант Жабицкий. Он тоже очень молод. Техника пилотирования у него отличная. Но как проведет он свой первый бой? Скромен до застенчивости, и всегда на его губах доброжелательная улыбка. Кажется, он просто не способен сердиться. А в бою надо быть злым, злым до ярости. А вот и Трошенков стоит в вылинявшей полевой фуражке. Его глубоко запавшие задумчивые глаза смотрят куда-то вдаль. О чем он думает? На левом фланге шеренгу замыкает младший лейтенант Сергей Трифонов. На земле Сергей выделяется своей несобранностью. Заправка у него вечно «под деда Щукаря», а белые, как лен, волосы постоянно нуждаются в расческе. Но летает уверенно и в бою смел.

Старшина Семен Кныш привел воздушных стрелков. Каждый стал в затылок своему летчику. Среди них одна девушка, в синем берете с красной звездой, в коротенькой юбке и гимнастерке, туго затянутой армейским ремнем. На ногах большие кирзовые сапоги. Но грубоватая солдатская одежда не портила ее стройной фигуры. Щеки ее румяны, вся она пышет здоровьем и юностью. Сейчас она, единственная из девушек, служивших в полку, стоит в строю воздушных стрелков. Это – Нина Золотарева. Я смотрел на ее раскрасневшееся лицо, и мне было понятно ее волнение.

…Однажды Нина пришла домой и сказала:

– Мама, в горвоенкомате набирают девушек-добровольцев для работы на полевых почтах. Понимаешь, мамочка, письма проверять – это же очень интересно!

Татьяна Николаевна бросила на Нину тревожный взгляд:

– А эти полевые почты… далеко от фронта?

– Конечно же, далеко, – уверенно ответила Нина. – До них никакая война не достанет.

– Ну что ж, доченька, раз решила – иди, и там люди нужны.

А на следующий день после недолгих сборов Татьяна Николаевна проводила единственную дочь, куда ушли тысячи таких же, как она.

– Не беспокойся, мама, где буду служить – там не страшно, – успокоила дочь, закрывая за собой калитку.

Но Нина сказала маме неправду. Это была святая ложь. Она ушла не на полевую почту, а на курсы воздушных стрелков, чтобы своими собственными руками бить фашистов. После успешного окончания курсов младший сержант Золотарева направилась к месту назначения, на фронт. По пути заехала в Пятигорск, к маме.

– Насовсем, Ниночка? – обрадовалась Татьяна Николаевна.

– Нет, мамочка, не насовсем, но меня отпустили аж на два дня. Я так соскучилась по тебе…

– А война далеко от тебя?

– Далеко, мама, очень далеко. За меня не волнуйся.

На второй день они пошли в город, сфотографировались у знакомого фотографа. Но как ни упрашивали его сделать снимки к вечеру – ничего не вышло. Договорились, что фотокарточку мама вышлет на полевую почту.

На следующий день Нина проснулась рано, ей надо было торопиться. А мать, наверное, и совсем не спала, она уже все необходимое приготовила в дорогу.

Нина аккуратно заправила кровать, на стол поставила вазу с только что сорванными цветами, на которых еще сверкали серебристые капли росы. Потом проворно во дворе вытрясла дорожку и постелила от стола до порога. Из шкафа вынула белоснежное вафельное полотенце и повесила на стене возле изголовья кровати, придвинула стул к столу. Еще раз осмотрела свою комнату. Все было на своем месте.

– Мама, пусть вот так все и останется. До конца войны. Только цветы меняй. Правда – красиво?

– Ничего, доченька, не буду трогать до твоего возвращения… – и крупные слезы покатились по ее лицу.

Позже мать узнает, что ее дочь младший сержант Нина Золотарева погибла смертью героя в воздушном бою с ненавистным врагом. Потом окончится война, пройдут десятки мирных лет, а седая одинокая женщина в одной из комнат своей квартиры в городе Пятигорске, на улице Комарова, 18, сохранит нетронутым все, что оставила ее дочь, уходя на фронт. И только живые цветы в вазе будет менять всегда, как Нина просила, круглый год – зимой и летом.

А сегодня младший сержант Золотарева полетит в бой за родную крымскую землю.

– Товарищи летчики и воздушные стрелки! – обращаюсь к строю. – Получен боевой приказ нанести бомбардировочно-штурмовой удар по противнику в районе Мекензиевых гор.

Шестнадцать самолетов во главе с Поповым берут курс на юг и быстро тают в утренней дымке. В небе взвивается зеленая ракета – сигнал запуска моторов первой эскадрильи. Выруливаем на старт. Взлет. После сбора трех четверок отходим от аэродрома.

В наушниках шлемофонов чего только не услышишь! И среди множества команд и указаний больших и малых авиационных командиров выделяется властный голос командующего воздушной армией.

– Я – «Алмаз», я – «Алмаз»! Все находящиеся в воздухе, будьте внимательны! Над полем боя большая группа истребителей противника!

Эфир насыщен до предела: вся штурмовая и истребительная авиация, участвовавшая в освобождении Севастополя, работала на одной волне. Ночные ближние и дальние бомбардировщики – на своих волнах. Слушая, что делается в эфире я представил себе динамику боя на земле и в воздухе.

Немного выше нас занимает свое место четверка истребителей сопровождения: два слева, два справа. Это группа непосредственного прикрытия. Третья пара – ударная группа – сзади штурмовиков, идет с большим превышением.

…Мекензиевы горы. Вызываю станцию наведения, и в ответ слышу голос полковника Гетьмана:

– Бейте по заданной цели. Будьте внимательны, в воздухе немецкие истребители! Много зенитного огня!

Но я уже и сам все вижу. Над Севастополем идет воздушный бой. Выше нас группа за группой летят Ту-2. И каждый, уходя от цели, оставляет на земле огонь, дым, столбы взрывов. Ниже дальних бомбардировщиков пролетают Пе-2. В небе сотни самолетов! Идут бомбардировшики, идут штурмовики! Сколько их! В буквальном смысле – в небе тесно! Мы были уже над целью и только случайно не попали под бомбы своих бомбардировщиков, которые атаковали ту же цель с большей высоты. Вот она, силища-то! Входим в сплошной зенитный огонь. Далеко внизу, в огне и дыму, видны извивающиеся, как змеи, немецкие траншеи.

– «Зебры», по траншеям атака!

И самолет за самолетом идут в пикирование «илы». Идет в Трошенков. Так, хорошо… В перекрестии прицела вижу узкую черную полосу, которая стремительно набегает на меня, увеличиваясь в размерах. Нажимаю кнопку: раз, два, три, четыре. Выхожу из пикирования. Делаю повторный заход. Все время слежу за Трошенковым и радуюсь, что он держится молодцом. Хорошо, что я не начал с ним тот трудный разговор…