Квест а,б,в,г… - Юрий Павлович Валин

Они сидели в одном кресле, конский волос из прорех обивки покалывал даже сквозь штанины, вокруг читали дробящие мозг стихи, и Бро догадывался, что это одно из лучших мгновений его жизни. Порой Васко шептала имена творцов, читающих свои творенья. По большей части имена местных гениев ничего не говорили двоечнику, но вообще-то было интересно. Когда рядом любимая девушка, жизнь вообще чрезвычайно увлекательна.

Васко сияла и манила. Мастера символизма и овеществленного цветения не были чужды зависти — чувству откровенно пошлому, обывательскому, но удивительно широко распространенному. Несколько раз литераторы интересовались мнением князя по поводу «онтологизма обозначенной сферы», формулировали вопросы весьма провокационно и иронично — явно норовили обидеть.

— Увы, ничего глубокого сказать не могу. Я человек московский, толстокожий и лесной, — ответствовал князь Волков. — Но я учусь, господа, учусь и познаю.

Честность и прямота нейтрализуют любые творческие провокации. Да и графиня такую прямоту одобряла.

Заполночь в зале стало совсем уж тесно, вновь пришедшие сидели прямо на ковре, дымили папиросами, в запахах турецкого табака, французских духов и русского символизма рождались и витали обрывки гениальных поэтических воззрений, яды критических замечаний и опьяняющих дамских смешков. Примкнувшие к обществу блистательные фон Штайн и д’Обиньи забирали свою законную долю внимания и были дьявольски хороши.

У ней следы проказы на руках,

У ней татуированные знаки,

И вечерами джигу в кабаках

Танцует девушка из Нагасаки… — печально перебирала струны Васко.

— Но это же ваше? — допытывался арабско-конный красавец. — Не отрицайте, я угадываю женскую манеру. Все эти томные нюансики, прошу вас, не обижайтесь, ваше сиятельство.

— Ничуть, — улыбалась Васко. — Почти угадали. Но совсем не мое. Утверждают, что в основе стихи некой Веры Инбер, дописанные бухим народом и гениями. И плевать на нюансики, они мне нравятся. Никто мне не запретит любить то, что люблю.

— Далек от мысли запрещать, но согласитесь, что… — настаивал человек-кентавр.

— Соглашусь, мне не жалко, — легко сказала Васко. — Князь, мне нужно вдохнуть свежего воздуха. Проводите меня…

Из приоткрытого окна тянуло снежной сыростью Северной Пальмиры.

— Значит, это и есть та хваленая северная столица, — прошептала Васко, пуская струйку душистого папиросного дыма.

— Она, — князь обнимал подругу сзади, уткнувшись носом в четкую линию каре. Млел. — Ты чудесна.

— Но оболваненная-нулевая нравилась больше?

— М-мм… Я от тебя любой дурею.

— Это не ответ.

— Ладно. Совсем стриженная ты убийственно хороша. Но и так… — Бро нежно куснул открытый затылок.

— Волк… — томно констатировала Васко.

Князь плотнее укутал ее плечи в шубку и оставил объятья крайне тесными.

— Господи, какие же мы вульгарные, — прошептала возлюбленная. — Как я могла петь перед столь талантливыми и неординарными людьми⁈ И это пошлая соболья шуба? И эти мысли животные…

Подтверждать вслух, что мысли животные, Бро не стал. Поскольку мысли были не просто животные, а дико-дико животные, и Васко это чувствовала.

— Почему я от тебя так с ума схожу? — чуть слышно пролепетала графиня.

— Судьба. Вульгарность, дикость, мех… Мы обречены, и это счастье.

— Ничего подобного! Просто я тебя хочу как кошка. Дворовая зашкварная кошка.

— Скифы мы, с голодными и жадными телами, — путано продекламировал Бро. — Но мы учимся. И сейчас до пошлости не опустимся. Хотя тянет невыносимо. Только к тебе. Но не сейчас. Потом всё будет.

— Не будет.

— Будет.

— Не будет.

Содержательный спор, ничуть не отодвигающий опасность предаться приступу дикости на подоконнике, заваленном баночками из-под монпансье и богемными окурками, прервали шаги. Пришлось срочно отпустить пушистое сокровище.

— Князь, барышня… — перед двоечниками стояла давешняя пугающая тетка с лицом некромантки-рецидивистки. — Пора ехать. Я провожу.

— Мы с незнакомыми тетеньками не ездим. Нам маменька не велели-с, — нервно сказала Васко.

Дама усмехнулась. Довольно жутковато. И протянула визитную карточку:

— Молодые господа, вы ведь хотите узнать разгадку?

Заслонивший напарницу Бро взял тесненный прямоугольник и с некоторым трудом прочел в полутьме: —

«Д-р Я. В. Брюс. Вопросы философии и смысла, консультации по генерал-фельдцейхмейстерскому и линейному артиллерийскому делу».

Мадам, передайте доктору наше искренне почтение и благодарность, но от визита мы воздержимся. Не надо нам разгадок, мы уже и так все осознали. К чему напрасно время тратить?

— Mon cher, надо бы съездить, — сказали из коридора.

— Жюли, да с какой стати⁈ — возмутилась Васко. — Нам определенно не нужны консультации по артиллерийскому смыслу жизни. Ни от колдунов, ни вообще. У нас и так всё сложно.

— Вася, откуда этот эгоизм⁈ — изумилась невидимая фон Штайн. — Вам, возможно и не нужно, но о людях-то можно подумать. Приличный человек приглашает, неужели вам часа времени жалко?

— Нет, если вам это очень нужно, то другое дело, — сказал Бро. — Как думаешь, Васко?

— При такой постановке вопроса особых вариантов не остается, — мрачно признала подруга. — Поехали.

В прихожей князь невольно заозирался.

— Там пальто ищи, — француженка указала на груды одежды на вешалке.

Бро подумал, что ситуация с горничной с самого начала показалась подозрительной. Не бывает такой великолепной прислуги, даже в том легендарном столичном Петербурге не случалось таких чудес.

На углу была аптека, извозчики ждали под фонарем, кружил редкий осенний снег — все как положено. Дамы сели в передний экипаж, двоечники во второй. Бро укутал ноги графини теплой полостью.

— Как-то немного грустно, — призналась Васко. — Сейчас доедем, этот мортирный маг откроет тайну, и все кончится.

— Едва ли. Во-первых, магу и мадмуазелям от нас что-то нужно, во-вторых, главная тайна отнюдь не в Брюсе и нашей странноватой экзаменовке. Вот честно.

— Да? А руку почему убрал?

Бро вернул руку под полость, в тепло и магию.

Доехали быстро, даже губы от поцелуев не успели распухнуть. Но еще бы пара минут, и пассажиры определенно соскользнули в скифскую дикость и разнузданность (ватная спина извозчика все равно выглядела сугубо неодушевленной).

«Гостиница 'Бодрый фельдцейх» — гласила небольшая, но стильная вывеска над дверями.

— Докатилась, — вздохнула Васко. — Питер, культурная столица. А я вместо Эрмитажа по номерам с озабоченным князем шляюсь.

— Мы по делу. А Эрмитаж все равно до утра закрыт, — напомнил Бро.

Швейцара не было, мрачная проводница ухватилась за бронзовую рукоять тяжелой двери, но не осилила.

— Позвольте… — князь