Сокровища Валькирии: Звёздные раны - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1. Взять под наблюдение весь среднеазиатский маршрут движения Афанасия Никитина, блокировать передвижение европейцев с любыми документами и особенно — с крупными суммами наличных денег или ценностей.
2. Наладить доскональную проверку на предмет выявления людей „Шварцмери“ и при обнаружении кого-либо из членов экспедиции негласно перепроводить в Смоленск, далее по нашим каналам Аббату.
3. Немедленной ликвидации по твоему усмотрению в удобном для этого месте подлежат только супруги Гросвальд. Святые Дары доставить нашими каналами Баалу.
4. Взять под наблюдение всякое передвижение людей через Горный Алтай в Монголию и обратно, по возможности, перекрыть границу и отслеживать поведение местных жителей в районе Манорайской впадины.
5. Ускорить формирование специального корпуса по плану комиссии будущности. Настаиваю, чтобы использовали для основы его сибирское и донское казачество, как самое близкое по эмоционально-психологическому ряду. Через Туруханского Зайца решить все вопросы с Карликом и Славянином относительно броска на Юг. При необходимости удовлетворить амбиции. Полагаю, именем Карлика стоит назвать Петроград, это ему польстит. Именем Славянина — несколько мелких городов. Не забудь и Туруханского Зайца. А себе выбери город по достоинству. Уверен, после этого всё образуется.
6. Бросок на Юг ориентировочно определить на сентябрь — октябрь этого года, после сезона дождей. К этому времени важно завершить формирование корпуса и подбор командных кадров. Советую безбоязненно привлечь для этой цели старых генералов и одновременно усилить идеологическое обоснование похода по освобождению индийского рабочего класса. Немедленно заключить временный мир с Германией по принципу „ни войны, ни мира“.
7. Прочее: профанирующих раскольников и самовлюблённых идиотов типа Блюмкина, Ходковского и Соркина для начала предупредить. Напомни Карлику: за ним швейцарский должок. Пришлю Сына Хамова, пусть не скупится, даст столько, сколько Хаммер возьмёт. Туруханскому Зайцу решить вопрос с царским семейством. Местом заключения избрать Урал, желательно Екатеринбург, и что-нибудь связанное с именем Ипатий. Святые Дары переслать нашими каналами в Давос Раббину. Изыскать возможности разрыва всех отношений России с „железным банком“ и его резидентами. И следовало бы ослабить ваш красный террор, поскольку он отрицательно действует на нервы психопатической Европы. Ищите другие, более оригинальные способы мести за собственные жизни.
Престольное братство. Адам».
Для того чтобы разобраться во всех тайных революционных интригах, тем более на международном уровне, мало было целой жизни, и Опарин давно уже потерял интерес к этим проблемам, загоревшись совсем иными, более близкими уму и сердцу. Однако прямые указания на Манорайскую впадину, названную штандартенфюрером, настораживали и заставляли продолжать поиски.
Ещё один документ, тоже на немецком, являлся как бы продолжением первого и также упоминал об Алтае. К нему был пришпилен пустой, без росписей, перечень первых лиц государства, имеющих право с ним ознакомиться, и стояла обезличенная, маловразумительная виза: «Рекомендовано не разглашать, поместить в архив № 00017». Тоже обезличенный автор записки сообщал некоему Хорогу в Мюнхен, что из достоверных источников ему стало известно местонахождение человека, носящего сейчас имя Один, и что, по непроверенным данным, это и есть сын Владимира и Натальи Гросвальд, германских подданных русского происхождения, Сарда Гросвальд, который живёт уединённо где-то в Горном Алтае, но ходит на Тибет, имеет доступ в секту «Древних» и право совершать некие ритуальные действия.
В данном случае Опарина мало интересовало, кто он, этот всесильный, рекомендовавший не разглашать сей документ даже высшему руководству; больше всего удовлетворяло, что экспедиция Виденхофа прорвалась в Индию через все заслоны и супруги Гросвальд, которых Адам приговаривал к смерти, остались живы и даже родили сына со странным именем Сарда. Любопытно было ещё и то, что эту чету искали враждующие между собой тройки Троцкого (в его команду входили Свердлов и Трилиссер) и Дзержинского (с ним Бокий и Блюмкин). Конечно, первая тройка оказалась более активной, и Троцкий замыслил, но из-за упорства Карлика не осуществил, поход на Индию, хотя специально подобранный из лучших бойцов и командиров Красной Армии экспедиционный легион стоял наготове. Это был долгий, дорогой, но лучший вариант поиска: под видом освобождения трудового класса и крестьянства далёкой и загадочной страны захватить её и профильтровать всё население. Тройка Дзержинского имела свои виды на Индию и мыслила не армейскими операциями, а методами ЧК, привлекая учёных, оккультистов, мистиков и направляя свои усилия не только на розыск загадочных супругов, но и Шамбалы, особой страны магов, чародеев и медиумов, владеющих знаниями древнейшей цивилизации. Для этой цели Блюмкин выезжал на Алтай, однако там у него проявилась эпилепсия, которой раньше не бывало, и он вынужден был вернуться.
Потом в этих командах менялись имена главных действующих лиц, кто-то умирал, кого-то расстреливали или губили в лагерях, а поиск продолжался с нарастающим упорством, причём по традиции чуть ли не всегда противоборствующими сторонами, например, НКВД и немецкой тайной полицией, которые в Индии иногда сталкивались нос к носу. После войны супругами Гросвальд занимался сам Берия, какие-то американские спецслужбы, некий фонд «Астрийский легион», существующий неизвестно в какой стране, и даже само общество «Шварцмери». Собственно, почти весь послереволюционный период посвящался поиску этих супругов.
Причём все, кто занимался розыском Гросвальдов, словно сговорились никогда не называть причины, зачем они это делают. Сговорились, независимо от явного соперничества и вражды между собой. Опарин чувствовал: ещё немного, и можно утонуть в исторических загадках, потерять убеждённость, и, чтобы отмести сомнения, он поехал в Киров.
Учёный Неверов оказался ещё крепким, подвижным человеком лет пятидесяти, весьма жизнерадостным и с совершенно светлым умом. Пятнадцатилетнее пребывание в психбольнице, подавляющие волю уколы отразились лишь на одном: глаза его были отделены от души, а тут ещё врождённое косоглазие… Без привычки было не понять, о чём он думает, куда смотрит и где в тот или иной миг пребывает его душа.
Печально было видеть, что этот мыслитель болен…
Опарин знал, что Неверов живёт один, но в доме учёного оказались ученики, постоянно жившие тут около года: два американца, совсем молодая итальянка с орлиным носом и альбиносного вида швед, которые записывали каждое слово учителя, вели тот же образ жизни, что и он, и были в восторге от его гениальности. Они безропотно и страстно исполняли всякую его волю, готовили пищу, мыли полы в доме, мели двор, что-то ремонтировали, красили, занимались рассылкой писем и ни минуты не сидели без дела. А сам Неверов, босой, обряженный в платье из грязной мешковины, под которым ничего больше не было, медленно расхаживал, сверкая голыми коленками, и время от времени произносил нечто подобное:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});