Локумтен - Дмитрий Таланов

За два дня, однако, терпение Габриэль исчерпалось, и к очередному вечеру Филь обнаружил ее раздающей команды поварам, что и в каком порядке сыпать в котлы, чтобы было вкуснее. Потом она занялась ревизией продуктов и натаскала из лесу корешков и пряных травок. Для своей охраны она взяла целый опцион новобранцев. Габриэль развела такую деятельность, что стало ясно — ближайшее время она не будет жаловаться на скуку.

Ободренная этим, Эша уже не покидала место строительства, следуя вместе с Филем хвостом за Андреа. Итальянец был не против их присутствия. Объяснять он умел интересно, успевая руководить сотней работников, присланных Флавом. Нрава Андреа был доброго, а если ругался, у него это получалось смешно.

— Может, мне податься в Италию? — спросила Эша у Филя в день, когда последний камень внешней стены был уложен, и Андреа бегал по площадке, проверяя работу и радуясь большому достижению.

— Тебе нельзя в Старый Свет, — сказал Филь. — Первый монах, с которым ты столкнешься, натравит на тебя своих братьев, и они отправят тебя на костер.

— Не отправят, — сказала Эша упрямо. — Сначала им надо меня догнать.

— Ну, тогда закидают камнями!

— Камнями разбрасываться — занятие неблагодарное, — сухо заметила Эша. — Можно руку вывихнуть. Твои монахи упускают из виду, что демоны, которые прорываются к нам при каждом Катаклизме, попадают от нас транзитом к ним, а то что бы делала у них та велара? Я это объясню, и они поймут, что я союзник, а не враг. Они же просто боятся, неужели ты не понимаешь?

Филь не был уверен, что они только боятся, однако возразить было нечего — сталкиваться с богослужителями ранее ему не доводилось. Свои верования он почерпнул от отца, который верил в существование Посейдона, Зевса и Гермеса, но никто из этой компании не был жадным до крови. Филь не знал, какой именно бог требует от монахов, чтобы они жарили людей живьем, и не рвался узнавать, ибо нрав у этого бога был страшный, ведь для его успокоения требовалось пытать и жечь себе подобных.

— В общем, ты задалась целью умереть не своей смертью, — сказал Филь, не желая больше спорить с Эшей на эту тему. — Как говорит Ирений, каждый из нас сам творец своей судьбы.

Эша невесело усмехнулась:

— Матушка определила ее, когда решилась вылечить меня во что бы то ни стало. Филь, еще никто не умер своей смертью, отведав когда-либо из кубка Локи, так что через пятьдесят лет или завтра, но не миновать мне яда, камня или ножа. Как и тебе, дорогой братец, пусть на тебя это не оказало никакого воздействия!

Что будет через пятьдесят лет, Филя не интересовало — сейчас он хотел только, чтобы замок построили как можно быстрее. Летние дни пролетали один за другим, надо было шевелиться, но Андреа стал тормозить. Вместо чертежей он теперь всё чаще смотрел на Эшу и, судя по взглядам, думал о чем угодно, только не о работе. Наконец всякая работа окончательно встала.

Без указаний итальянца строители не могли двигаться вперед, а тот, будто не замечая, лишь прогуливался с Эшей до скалы с гротом и обратно, изредка забредая на стройплощадку. Филя это злило. Он чуть не наяву ощущал, как его денежки утекают в трубу. Наконец у него лопнуло терпение.

— Ирений, поговори с Андреа, — попросил он кузнеца. — Он ничего не делает вторую неделю!

— Ты владелец — иди и разговаривай, — ответил Ирений.

— Я не могу с ним разговаривать, он ухаживает за моей сестрой! — воскликнул Филь в панике. — Он знает, что она мне не родная и даже не двоюродная, он что угодно может подумать!

Он залился краской, не зная, как еще объяснить, что Андреа может подумать, что Филь его ревнует. Эх, нет тут госпожи Фе, она бы приструнила этого итальянца одним взглядом!

Ирений хлопнул Филя по плечу:

— Ладно, сделаю что смогу.

О чем он говорил с архитектором, осталось неизвестным, но после этого итальянец снова занялся делом. Зато поймать его вечерами стало совершенно невозможно, разве что когда он приходил спать. Казалось, он приклеился к Эше. Уже и солдаты принялись подначивать их, давая советы, от которых Лентола упала бы в обморок, а этой парочке всё было нипочем. И вдруг у них что-то сломалось.

Однажды вечером Андреа возвратился в палатку злой и молча улегся спать. На следующий день он работал, как черт, раздавая свои указания так, что Филь обрадовался его продуктивности. Однако после заката итальянец испарился, а вернулся заполночь взбешенный. «Порка мадонна» слетала с его уст с такой частотой, что Филь проснулся и поинтересовался, что стряслось. Андреа в ответ лишь проскрежетал зубами.

Под утро тело Филя зачесалось, словно по нему прошлись крапивой. Он волей-неволей продрал глаза — Андреа дрых рядом без задних ног. Филь выбрался из палатки с ощущением, что случилось что-то нехорошее, но кругом всё спало крепким сном. Кроме постовых у моста и Хранилища, да Габриэль — в предутренних сумерках виднелась ее фигурка в ночной рубашке, медленно ступающая по прибрежному песку.

— Чего поднялась в такую рань? — спросил ее Филь и протяжно зевнул.

Габриэль кинулась к нему:

— Филь, она удрала! Полночи бродила где-то, потом ворочалась, а потом, а потом... Эша зажгла Врата и удрала! А-а-а!

Рот Габриэль разъехался и, сделавшись совершенно дурною, она заревела в голос. Плюхнувшись на пень, девочка подняла кверху красное обиженное лицо.

— Она меня бросила! — заревела Габриэль пуще прежнего.

Филь встал перед ней, соображая, что бы такое сделать. Чего-чего, а успокаивать он не умел.

— Если ты не перестанешь плакать, я завяжу твои косы морским узлом, — пригрозил ей Филь.

Габриэль немедленно замолкла с открытым ртом.

— И что? — растерянно хлопнула она мокрыми ресницами.

— Ни в жизнь не развяжешь!

Угроза подействовала. Шмыгнув носом, Габриэль сказала сердито:

— Я тебе завяжу! — Она поднялась и утерла рукавом слезы, но тут на ее лице опять появилась горькая гримаса — Поехали, Филь, домой, а? — произнесла она жалобно. Тот быстро проговорил, только б она снова не заголосила:

— Поедем, поедем! Иди, собирай вещи, прямо сегодня поедем...

Габриэль побежала к шатру, потом остановилась.

— А ты меня никогда не бросишь? А то я тоже сбегу!

— Не брошу, — сказал ей Филь, и Габриэль побежала дальше. За спиной его вдруг раздался раздраженный голос Андреа:

— Всё-таки вашим женщинам слишком многое разрешается, совершенно непозволительно себя ведут!

Не оборачиваясь, Филь кивнул, догадываясь, что не Габриэль имелась в виду.

— Встретишь ее матушку — беги, — сказал он, и почесал в голове, размышляя как объяснить теперь всё это госпоже Фе.