К грядущему триумфу - Дэвид Вебер

и она остановилась, уставившись огромными глазами на инквизиторов.

— Эйлана Барнс? — резко спросил младший священник.

— Д-д-да, — вырвалось у нее. — Я… я Эйлана Барнс… отец.

— Иди сюда, девочка! — рявкнул он, нетерпеливо указывая на торговый зал перед собой.

Она смотрела на него еще мгновение, пойманная в ловушку в оконном проеме, затем ее плечи опустились, и она подчинилась команде. Он подождал, пока она встанет прямо перед ним, затем скрестил руки на груди и строго посмотрел на нее.

— Управление инквизиции хочет обсудить с вами несколько вопросов, госпожа Барнс. Вопросы, касающиеся вашей двоюродной сестры и вашего дяди.

— М-м-мой…?

Она не смогла выговорить фразу, и внезапный страх — и горе — наполнили ее карие глаза.

— Да. — Его глаза были намного жестче, чем у нее, сверкающие и холодные. — В данный момент они находятся под стражей. Боюсь, меня послали за вами, чтобы вы присоединились к ним.

— Под стражей? Держать меня? — Эйлана покачала головой. — Нет! Должно быть, здесь какая-то ошибка! Кристал и дядя Гастан — они хорошие люди, отец! Они любят Мать-Церковь и архангелов! Воистину так и есть!

— В таком случае им нечего бояться… и тебе тоже, — сказал он ей голосом, который кричал прямо противоположное. — Уверен, что мы со всем этим разберемся достаточно быстро. А теперь пойдем, девочка.

Эйлана умоляюще посмотрела на него. Затем, против ее воли, ее взгляд метнулся к Жоржет, и она приподняла умоляющую руку.

Суровые глаза младшего священника сузились, а тонкие губы сжались. Затем он взглянул на старшего стражника.

— Вероятно, лучше всего взять с собой и ее, — сказал он. — В любом случае, это не повредит, и если этот заговор так широко распространен, как мы думаем, ей тоже может быть что рассказать нам.

Бешено колотящееся сердце Жоржет Стивинсин, казалось, остановилось.

— Отец, — осторожно сказала она, — я ничего не знаю ни о каких заговорах. Честно говоря, я также не могу поверить, что Эйлана что-то знает, но могу заверить вас, что я этого не делаю.

— Тогда тебе не о чем беспокоиться, — сказал он ей и мотнул головой в сторону монаха, стоявшего позади нее.

Она не могла видеть мужчину, но знала, что он был там, и ее правая рука метнулась ко рту, когда он потянулся к ней. Ее губы приоткрылись, а глаза закрылись в быстрой, последней молитве. Затем ее рука оказалась у рта и…

Ее глаза снова широко раскрылись, когда пальцы монаха сомкнулись на ее запястье. Он был подготовлен к такому поступку и ждал, и его собственная рука начала двигаться на мгновение раньше ее. Теперь он остановил ее пальцы в доле дюйма от губ. Она отчаянно повернулась к нему лицом, царапая его глаза свободной рукой, пытаясь вырваться и засунуть медальон в рот, но он только отвернул лицо от ее ногтей и вывернул руку, которую он схватил, вверх и за спину. Что-то треснуло и порвалось в ее локте, она вскрикнула от боли и упала на колени, ее лицо побелело от боли, затем закричала сквозь стиснутые зубы, когда он вывернул еще сильнее, чтобы удержать ее там.

— И что мы здесь имеем? — очень тихо сказал младший священник, склонившись над ней, когда один из стражников схватил ее за другую руку, заломив ее за спину и прекратив ее отчаянную борьбу.

Она уставилась на них, тяжело дыша, в ее голубых глазах горели страх и вызов. Не было никакой надежды удержать эти эмоции в компании, но она отказывалась отводить взгляд, несмотря на ужасную боль в поврежденном локте, когда монах заставил ее руку повернуть ладонью вверх, его сила издевалась над ее собственной, и разжал ее пальцы. Младший священник протянул руку и снял медальон с ее ладони, поднеся его к свету, и его глаза загорелись торжеством.

— Итак, мы поймали рыбу покрупнее, чем я ожидал, — пробормотал он, сжимая медальон в кулаке и засовывая его в карман пальто. — О, я давно, очень давно хотел встретиться с одним из вас.

X

Офис Аллейна Мейгвейра, город Зион, земли Храма

— Это плохая идея, Аллейн, — сказал архиепископ воинствующий Густив Уолкир. — Я не могу начать говорить вам, насколько плохой идеей я считаю это, и Рейнбоу-Уотерсу это понравится еще меньше, чем мне.

— Тогда нас трое, — кисло ответил Аллейн Мейгвейр. — К сожалению, не вижу никакого способа избежать этого.

Уолкир откинулся на спинку стула, нахмурившись так свирепо, что его густая борода, казалось, встала дыбом. Одной из вещей, которые Мейгвейр всегда ценил в Уолкире, была его готовность высказывать свое мнение… по крайней мере, капитан-генералу. Это — в сочетании с его исключительной компетентностью, энергией и личным чувством преданности — объясняло, как он прошел путь от младшего священника до архиепископа воинствующего за шесть лет, прошедших с момента первой катастрофы у рифа Армагеддон. К счастью, он также был достаточно умен, чтобы не высказывать свое мнение в присутствии некоторых других ушей, но на этот раз он казался достаточно разъяренным, чтобы Мейгвейр активно беспокоился о его благоразумии.

— Послушай, Густив, — сказал капитан-генерал, слегка