НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 4 - Фред Хойл

Веселая свалка, а иногда и целые побоища разыгрывались перед входом, но к ней это доходило подобно шуму волн ко дну водоема.

Она ни в чем не участвовала и никого не выбирала. Да и мужчина, впервые познавший эту юницу, не имел на нее особых прав. Даже если ночная мистерия не проходила бесследно, отцом ребенка считался последующий супруг, а не он, состязатель.

Одам вовсе не ощущал неприязни к будущему кратковременному сопернику. Но мог ли он ждать спокойно этого обряда теперь, когда они с Лилит нарушили запрет и тайно провинились перед племенем? Его ужасала тяжесть наказания, которая по обычаю должна обрушиться на Лилит. Спасение только в одном; именно он должен оказаться впереди всех и войти в шалаш. Так же, как впоследствии только он станет мужем Лилит!

С равнины Одам вернулся с добычей. Хотя острый рог козла пропорол ему мышцу, но рану присыпали золой, и теперь Одам, слегка ослабев от потери крови, находился тем не менее в приподнятом, почти опьяненном состоянии — подвиг всегда придает человеку ощущение неиссякаемой силы! Он впервые вернулся в стойбище не вместе с охотниками, а в окружении их и тотчас отправился разыскивать свою мать. Не потому, что был с ней особенно близок, но именно женщины хранили в племени чистоту кровных связей и знали все тонкие счеты родства.

Мать сидела на песчаном бугорке, плетя из ивового лыка двойные веревки для сетей. Этим занимались все женщины в свободное время; сетей нужно было очень много, они легко рвались: коряга или крупная рыба без труда пробивали брешь.

Увидев Одама, мать не прекратила своего занятия, лишь сжала рот, уже слегка запавший, ожидая, что он скажет. С годами лицо ее стало худым, и брови, сходящиеся у переносицы, придавали ей мрачное, а порой исступленное выражение.

Одам положил на бугорок часть печени, которая полагалась удачливому охотнику. Мать вежливо приняла дар. Она не удивилась, что подросший сын думает о женитьбе. Началось перечисление подходящих девушек. Имени Лилит среди них мать не назвала. Одам подумал сперва, что это из-за ее возраста, и обеспокоенно прервал: нет, он не стремится стать чьим-то мужем немедленно, готов обождать, пока подрастут… Он назвал несколько ровесниц Лилит. И опять ее имя, которое обожгло ему небо и остановило кровь, для матери прошло незамеченным. Обстоятельно, со свойственной женщинам страстью к сватовству, она продолжала разбирать достоинства других девиц. Одам ерзал в нетерпении. И тут его постиг удар, всю необратимость которого он полностью даже не осознал сразу: его брак с Лилит невозможен! Они принадлежали к общей ветви родства.

Он слушал мать еще какое-то время, потом поднялся и ушел, унося на спине, как ношу, ее пронзительный взгляд.

Отказаться от женщины, когда в мечтах он прожил подле нее целые счастливые годы? Когда каждый его сон кончался мигом их счастливого единения — разве это когда-нибудь удавалось мужчине раньше или позже Одама?!

Несколько дней он ходил в угрюмом молчании. Такое состояние предшествует действию или убивает волю окончательно. Покладистый, не свойственный бунтам нрав Одама скорее заставлял предположить последнее, и так бы оно, может, и случилось в конце концов, если б не существовало самой Лилит!

Ведь ее обуревала жадность к будущему! Она тоже стремилась к Одаму, словно он был магнит: его прикосновение оставалось в памяти жгучим, как жало осы. Весь тот страх и освобождение от страха, которые так потрясли ее при нарушении запрета, заставляли связывать именно Одама с переполнением внутренних сил. Ей казалось, что, прилепившись к нему, она обретет наконец счастливое успокоение.

Лилит изменилась не только внутренне, но и внешне. Черные волосы, которые она перестала смазывать глиной, развевались теперь наподобие птичьего крыла, и, когда она проходила мимо, все смотрели на нее со смутной тревогой, словно в самом деле она могла вот-вот подняться и улететь.

Красота Лилит, этого подростка, притягивала многих. Мужчины смотрели ей вслед, она волновала сны. Старейшины уже многозначительно переглядывались за ее спиной. Наконец обряд взрослости для Лилит был назначен ими на третий день после выхода из леса.

Лилит сидела во мраке шалаша с бьющимся сердцем, пытаясь разглядеть в щели, кому же сопутствует удача. Но женщины окружали ее слишком плотным кольцом. Иногда лишь выкрикивались имена нападающих.

Среди состязателей особенно выделялся Тот, Кто Первым Вышел Из Леса — он не ошибся, теперь его называли именно так. О, как он изменился с тех пор! Взгляд его сквозил холодом, как черный камень, не согретый солнцем. Он был намного старше и сильнее Одама; и упорство, с которым он устремлялся к шалашу, заставляло Одама напрягать изворотливость.

Женщины, которые сначала лишь хохотали, отталкивая многих искателей, теперь невольно подчинились азарту двоих: крепкие руки били наотмашь, все чаще мелькали свежие ссадины, появились первые капли крови…

Из тьмы каких веков пришел этот обычай: оборонять женщину от мужчины? Ведь уже и праматерям Табунды никто не угрожал обидой; они были равноправны, как это могло лишь быть при общей скудной и убогой жизни племени.

Давно ни одна девушка не привлекала столько внимания, как Лилит. Была ли она красавица? Понятие красоты меняется со временем. Мужчины Табунды, желая сказать приятное своим женщинам, говорили: плечи твои широки, а грудь упитанна.

Старейшины племени с беспокойством следили за разгоревшейся борьбой: ожесточившись, можно нанести серьезное повреждение. Правда, это ведь был первый праздник с тех пор, как они вышли из леса! Перед ними лежали теперь степи и цепь холмов, откуда всегда можно оглядеться, легко отыскать добычу, составить ясное представление о местности. Стойбище разбили на опушке; их овевал здоровый воздух предгорий, а рядом, в оставленных лесах — болотистые озера в изобилии снабжали съедобными клубнями; коренья неизвестных степных трав употреблялись пока с осторожностью.

Как же было не отпраздновать долгожданный исход из леса вместе с совершеннолетием такой девушки, как Лилит? И старейшины, не вмешиваясь, одобрительно кивали головами, гордясь женщинами Табунды, которых можно заполучить лишь с таким трудом.

По условиям игры мужчины не должны наносить ответных ударов; они могли пробиться только тяжестью тела.

Женщины заметили целеустремленность Вышедшего Из Леса — и стена их сплотилась еще крепче. Его собственная жена с попеременными криками ревности и жалости наносила ему удары. Ей смутно припомнилось, что ее самое он не добивался с такой ожесточенностью. И все-таки она была возбуждена и весела, как и остальные: исполнялся древний обряд — новая женщина вступала в племя.