Подростки - Олег Болтогаев

— Игорь, а это самое?

— О, черт, конечно, конечно.

Я завозился в кармане, нашел этот злосчастный пакетик, спасибо Мишке, рванул зубами его бумажную обертку, достал заветное изделие и стал надевать, делать этого я не умел, козел, что стоило потренироваться дома, но наконец вроде напялил, она все это время терпеливо ждала меня — не самая лучшая сцена в любви.

— Ты хорошо надел? — спросила она озабоченно.

— Да, вроде, — прошептал я и прижался к ней.

— Сегодня такой день, без этого никак нельзя, — тихо сказала Наташа.

— Да, да, — выдыхал я, ища заветную щелку.

Меня явно ждали, моя торпеда сразу попала в цель и достигла заветной глубины.

— Тебе хорошо? — шепнул я ей.

— Да, да, милый, — она дышала в такт моим толчкам, шумно и страстно.

— Наташа, я уже близко, — простонал я, ощутив приближение взрыва.

— А я… А я, я уже, — охнув, она упала головой на мое плечо и задрожала.

Через секунду я взлетел, взорвался и не смог сдержать стона, больше похожего на рычание. Мы падали на землю вместе, тесно прижавшись друг к дружке. Мы учились дышать, и дыхание к нам вернулось, мы учились говорить, и речь к нам вернулась.

Дольше всего мы не могли сообразить, где мы находимся.

А когда поняли, то стали приводить в порядок одежду со скоростью застигнутых любовников. Но все обошлось. Вот только я не мог придумать, куда девать отработавший элемент. Не бросать же в классе. Поднимут на дыбы всю школу. И я завернул его в бумажку и сунул в карман, чувствуя, насколько это ужасно.

Где-то там же, в кармане, лежал разорванный пакетик. В нем был еще один шанс нашей рискованной близости. Но нет, не сегодня. Интересно, почему их кладут по два? Надо спросить Мишку. Как хорошо, что он меня выручил.

Мы торопливо вернулись в класс. Свет включили именно тогда, когда мы подошли к двери. Господи, как нам везет! Репетиция продолжилась.

Я дописываю эту тетрадь ночью после этой репетиции, после наших объятий в ночном классе. Я перелистал все от начала до конца. Конечно, кое-что вышло коряво. Но я ничего не буду переделывать. Это все равно, что пытаться править прошлое. Что было, то было. Я знаю одно. Я был искренен в своих записях. Я ничего не соврал, не приукрасил. Я был плохим, я был хорошим. Вот так.

Принимайте меня таким, какой я есть.

Тетрадь Наташи

Говорят, весна пора любви. А что делать, если она приходит зимой? Как ко мне.

Я влюбилась. Влюбилась по-настоящему. Даже не ожидала от себя такого. Мишка и все, что с ним было, теперь где-то далеко-далеко, словно и не со мной все это произошло. Я люблю Игоря. Он, оказывается, такой славный. Как я раньше не замечала? Мы встречаемся каждый день. И если с Мишкой мы и на люди-то не показывались, все только жались по углам, то с Игорем мы ходим везде и всюду.

Культурная программа у нас в городке невелика, особенно зимой, но тем не менее мы посетили и наш музей с историческими черепками греческих амфор, и концерт симфонической музыки, который попал в наш городок скорее по какому-то недоразумению, и выставку советской графики, которую привез с собой некий художник, решивший провести зиму у моря.

Везде мы вели себя плохо. Мы целовались, спрятавшись за скульптуру древнего грека, который, правда, тоже не отличался скромностью, так как был голый. Я, смеясь, увернулась от губ Игоря и едва не уткнулась носом в мужское начало грека, которое печальной сосиской свисало вниз, к полу. На концерте Игорь взял мою руку в свою, и так мы сидели все время, это очень не понравилось какой-то бабуле, а когда он положил руку мне на колено, эта мымра не смогла удержаться и прошипела что-то насчет Рахманинова и прямо связанной с этим скромностью.

Игорь руку убрал. Но мы рассмеялись. На выставке графики мы вообще обнаглели, мы ушли в дальний зал, где абсолютно никого не было, только мы и передовики труда, строго взиравшие на нас со своими молотками, граблями и тяпками. И там, под пристальными взглядами стахановцев и челюскинцев мы сначала тихонько целовались, а затем Игорь стал гладить мою грудь сквозь свитер, я совсем не противилась, почувствовала его ладони на бедрах под юбкой, он гладил мои ноги снизу вверх, но при этом мои бедра обнажились до самых трусиков. И не было сил противиться, и хотелось, чтоб он так ласкал меня, хотелось поцелуев, мне хотелось любви. Мы встречались вечерами, я трепетала от его рук, от его пальцев, и прежняя тревога закралась в мою душу. Сомнения мои были такими сильными, что я, страшно сказать, решила отдаться Игорю. Мне хотелось, чтоб все произошло по-настоящему. По-взрослому. Мы любим друг друга. Мы изводим друг друга ласками. Но может это нехорошо, что мы все время вот так, руками да пальцами. Хочу по-настоящему, шептала я себе, хочу, чтоб было все. И я стала строить планы. Так, мы оба неопытны, думала я, значит, нужно рассчитывать только на защиту по моему календарю. Получалось, что с третьего по десятое декабря. Гарантировано. Теперь, где? По-настоящему, значит, в постели, значит, дома. У него? Но как, сказать: давай я к тебе приду? Отнюдь!

У кого-то из подружек? Нет у меня таких подружек. И потом, это сразу станет всем известно. Значит, только у меня дома. Я смотрела на красную пятерку в календаре и ничего не могла придумать. Ведь матушка почти все время дома.

Пятое число снова попалось на глаза. Бог ты мой, да вот же оно! Пятое! День славной сталинской Конституции. Вечером мои пойдут на торжественное собрание, потом будет концерт. Обычно они меня берут с собой, но в этот раз я скажусь больной, я это умею. Ля-ля-ля! Все! Так и сделаем.

Вот так, холодно и расчетливо, я подошла к этому вопросу.

И все получилось просто чудесно. Никакого сравнения с тем ужасом, который я пережила с Мишкой. И пальчикам, извините за откровенность, не чета. Он сделал мне дважды, и оба раза было такое неописуемое состояние, что словами выразить просто невозможно.

Я бесстыдница, да?

Вы ханжи, те, кто так говорит.

Что естественно, то не безобразно, долдонила нам историчка, когда мы в шестом хихикали над Давидом Микеланджело. А если так, то то, что сделали мы с Игорем, это тоже естественно и не безобразно. Почему же я все это описываю? Мы все так условились. Потом, я не описываю все подряд. Но от кое-чего я удержаться не могу. Я не могу не рассказать, как мне было приятно. Да, мне было приятно.

Все, что он делал.

И высшая минута… Как это сказать? Чтоб не подорвать устои? Я начиталась журналов и знаю, как называется то, что я испытала. Первый настоящий оргазм.

Именно так. Причем это было у нас одновременно. Говорят, это бывает крайне редко. Но мои чувства слились с его. Я не вру, я почувствовала, да и он мне шепнул, что с ним происходит. И я ощутила.