Троянская тайна - Воронин Андрей Николаевич

– Как съездил-то? – поинтересовался Бура, выводя машину на шоссе и плавно вдавливая в пол педаль акселератора.

Несмотря на солидный возраст и непрезентабельный внешний вид, бегал его "опель" еще очень резво, и пассажиры почувствовали, как их прижало к спинке сиденья. Мимо замелькали выгоревшие, как обмундирование старослужащего, иссушенные палящим солнцем подмосковные пейзажи, дорожные указатели и рекламные щиты.

– Нормально съездил, – после продолжительной паузы ответил Гальцев.

Тон у него был неприязненный, яснее всяких слов говоривший: тебе-то, быку безмозглому, какое до этого дело? В другое время это ни за что не сошло бы Гальцеву с рук, но сегодня Буру словно подменили: он, казалось, даже не заметил оскорбительного тона, которым был произнесен ответ на его вполне невинный вопрос. Гальцев удовлетворенно ухмыльнулся, решив, по всей видимости, что столь нетипичное поведение Буры вызвано его, Гальцева, нынешним высоким статусом человека, вернувшегося из-за границы с заключенной сделкой в кармане. Такого человека следовало всячески оберегать и оказывать ему все мыслимые и немыслимые знаки внимания. Он, наверное, не удивился бы, если бы Игорь встретил его в аэропорту с духовым оркестром, тамбурмажором, цветами и взводом барабанщиц в гусарских ментиках, киверах и таких коротких юбках, что видны трусики...

– Всю информацию – координаты покупателей, номера счетов и прочее – я сбросил на компакт-диск, – сообщил этот болван Чебышеву и похлопал ладонью по лежащему на коленях кейсу, давая понять, где находится упомянутый диск.

Говорить это было незачем; ни к чему это было говорить, особенно если он относился к Буре с неприязнью и недоверием. А сказано это было скорее всего для того лишь, чтобы лишний раз подчеркнуть свою значительность и указать Буре его место – место водителя и охранника, на которого принято обращать внимание не больше, чем на предмет обстановки, и при котором можно вести любые разговоры: все равно, дескать, это чучело ничего не поймет. Однако Бура и на этот раз не обиделся, тем более что информация была в высшей степени полезная и окончательно развязывала им с Игорем руки.

Игорь тоже это понял, и у него снова вспотели ладони. Он поймал в зеркальце внимательный взгляд Буры и вопросительно приподнял брови: ну, что? Бура едва заметно кивнул и сразу же, не давая Игорю времени на раздумья и сомнения, перестроился в крайний правый ряд, включил указатель поворота и начал притормаживать.

– В чем дело? – резко спросил Гальцев, подавшись вперед и просунув голову между спинками сидений.

Момент был идеальный. Не чувствуя собственных конечностей, двигаясь замедленно, как во сне, Игорь Чебышев вынул из кармана правую руку и левой снял с иглы зеленый пластиковый колпачок. Он хотел было, как полагается, поднять иглу вверх и выдавить из шприца воздух, но спохватился: сейчас это не имело ни малейшего смысла.

Он прицелился Гальцеву под лопатку и протянул руку, чтобы воткнуть иглу прямо сквозь легкий светлый пиджак.

– Отлить надо, – сказал в это время Бура, отвечая на вопрос Гальцева.

– А, – немного разочарованно отозвался тот и откинулся назад – прямо на иглу.

Этого можно было ожидать, но движение Гальцева застало Игоря врасплох. Он успел надавить на поршень и ввести препарат, а вот выдернуть иглу уже не получилось – она сломалась с хрустом, который Игорь не столько услышал, сколько почувствовал кончиками сжимавших шприц пальцев.

– Ай! – воскликнул Гальцев, подскочив от боли, и резко повернулся к Игорю. – Ты что де...

Он замолчал на полуслове и застыл с открытым ртом. Кровь отлила от его лица, оно посерело, глаза остекленели. Чебышев удивился тому, как стремительно действует препарат. Гальцев захрипел, силясь что-то сказать, его руки вцепились Игорю в рубашку, комкая ее. Не испытывая ничего, кроме гадливости, Игорь уперся Гальцеву ладонью в грудь, чтобы тот, чего доброго, не вцепился зубами в глотку или не выкинул чего-то еще в этом же роде.

В этот миг машина остановилась с несильным толчком, от которого Гальцев качнулся вперед, ударился о спинку переднего сиденья, отскочил от нее, как неживой предмет, и завалился назад. Его руки упали, выпустив рубашку Игоря, глаза наполовину закрылись.

– Готов? – спросил с водительского места Бура.

– А я знаю? – огрызнулся Игорь, думая о сломавшейся игле.

– Так проверь, – предложил Бура, характерным жестом дотронувшись до перебитого носа.

Игорь принялся искать у Гальцева пульс, другой рукой незаметно ощупывая место укола. Нащупать не удалось ни того, ни другого.

– Черт его знает, – сказал он дрожащим голосом. – Вроде готов.

– "Вроде" нам не подходит, – проворчал Бура. – Эх, вы, интеллигенция, всему вас учить надо, белоручек...

Игорь даже думать боялся о том, что скажет, если узнает о сломавшейся и, похоже, застрявшей где-то глубоко в мышце игле. Этот мизерный кусочек металла делал бессмысленными все ухищрения: с таким же успехом Гальцеву можно было раскроить череп топором или разнести ему голову в клочья из любимого обреза Буры.

Впрочем, если сам Игорь, точно зная, куда колол, не сумел нащупать обломок, то его, очень может быть, вообще никто не найдет. Кому это надо – искать? Умер человек от сердечного приступа, бывает... Может, правда не заметят? Да конечно же, не заметят!

Успокоив себя, Игорь посмотрел на Буру, который деловито и профессионально ощупывал шею Гальцева в поисках пульса, и вороватым движением надел на обломанную иглу зеленый пластиковый колпачок. Шприц он спрятал в карман и решил, что выбросит его в урну где-нибудь в городе, предварительно стерев отпечатки пальцев.

– Готов, – констатировал Бура и брезгливо вытер пальцы о пиджак убитого. – Давай убирать его отсюда на хрен.

Машина стояла возле навеса пустой автобусной остановки. Вдвоем они выволокли Гальцева из машины, отнесли под навес и усадили там на скамейку, поставив рядом кейс, из которого Чебышев извлек компакт-диск в прозрачном пластиковом футляре, а неисправимый Бура – бутылку виски.

– В подарок вез, наверное, – сказал Бура, засовывая бутылку в бардачок, когда они вернулись в машину. – "Ред лейбл"... Жмот!

– Почему? – тупо переспросил Игорь.

Его мутило.

– Потому, что "Блек лейбл" раза в полтора дороже, – не совсем понятно ответил Бура и включил передачу.

Не прошло и минуты, как бетонный навес остановки с сидевшим на скамейке, будто в ожидании автобуса, медленно остывающим трупом окончательно скрылся из вида за плавным изгибом шоссе. Игорь Чебышев сидел на переднем сиденье, засунув руки в карманы. Пальцы его левой руки касались гладкой пластиковой коробочки, внутри которой лежало его светлое будущее, а правая то и дело ощупывала шприц с обломанной иглой – последнюю, если не считать Буры, ниточку, что связывала Игоря Чебышева с темным прошлым.

Сквозь толщу желтоватой речной воды виднелось выложенное плиткой дно канала, на котором темнели продолговатые тени пришвартованных у дощатого причала лодок. Дно было чистым, без песка и уж тем более водорослей и тины, но от воды все равно тянуло характерным запашком, усиливавшимся, когда с той стороны начинал дуть легкий прохладный ветерок. Белоснежные скатерти и салфетки шевелились, как живые, под его порывами, и Глеб всякий раз думал, что, подуй ветер сильнее, этот в высшей степени великосветский пикничок мигом превратился бы во всеобщую погоню за разлетающимся во все стороны мусором.

Иногда ветер менял направление, и тогда вместо острых речных запахов сидевшие за столом обоняли дразнящий аромат жарящегося шашлыка. Сие аппетитное амбре больше не вызывало обильного слюноотделения, как в начале застолья, потому что это была уже не первая порция. Тем не менее, вдохнув этот запах, трудно было не повернуть голову в сторону мангала, возле которого сосредоточенно орудовал некий гуманоид баскетбольного роста, похожий на обряженный в белоснежную рубашку и черные брюки шведский холодильник "Электролюкс".