Блунквилль - Виолетта Буренок

Виктория остановилась и со злостью вырвала свою руку из его.

— Я не хочу больше с тобой танцевать! — рассерженно произнесла она. — Мне вообще надоел этот дурацкий приём. Я ухожу!

Она отстранилась от графа, развернулась и направилась к выходу, намереваясь покинуть залу. Кто-то остановил её, взяв за руку. Виктория повернула голову: рядом стоял Керин.

— Не надо пока уходить, Виктория. Подари мне танец. Последний.

Конечно же, она не могла ему отказать. Она кинулась в его объятия, словно спасаясь в них от всего, что пугало или беспокоило её, и Керин закружил её по зале, унося прочь в мир счастья, тепла и света. Музыка снова изменилась: теперь она стала лёгкой и изящной; так поёт для влюблённых соловей в ночи или звенят под солнцем первые капли весеннего дождя.

Виктория сходила с ума. Близость Керина, прижимающего её к себе так сильно, что два их сердца бились единым ритмом, пленяла её, зачаровывала, заставляла позабыть все тревоги и волнения и наполняла сердце безграничным покоем. В этот момент для них никого не существовало; они были вместе и только вдвоём, далеко-далеко ото всех и навсегда. "Нет, думала Виктория, с упоением вдыхая аромат, исходящий от волос Керина — смесь запахов костра, морской пены и зелёного чая, никогда, никогда я с ним не расстанусь! Что бы там ни говорил граф, я всё равно буду с Керином! Я не смогу жить без него, я не смогу без него быть счастлива…"

Он взглянула на Керина и вдруг обратила внимание, что он всё равно грустит. Эта грусть таилась в его глазах постоянно: даже когда он был с Викторией, даже когда улыбался, неведомая тоска никогда его не оставляла.

— Керин, почему ты не радуешься? — спросила Виктория. — Тебе не нравиться танцевать со мной?

— Ну что ты такое говоришь? Как это может не нравиться? — отозвался он.

— А почему ты тогда такой грустный? Это из-за меня?

— Нет! Нет, ну что ты? — он наклонился и поцеловал её волосы. — Нет, любимая, конечно же, нет!

— А из-за чего же? — не умолкала Виктория. — Из-за Блунквилля? Ты хоть когда-нибудь бываешь тут счастлив, а?

Керин уставился на неё, поражённый её словам. Казалось, сама мысль о том, что в Блунквилле можно быть счастливым выглядела для него кощунственной. Он вдруг вздохнул и ещё ближе прижал к себе девушку. Музыка стала печальнее и медленнее, их танец — тоже.

— Знаешь, Виктория, я очень устал. Ты даже представить себе не можешь, что значить жить здесь. Видеть каждый день страдания потерявших души людей, быть в постоянном одиночестве, лишённым снов, надежд, желаний, стремлений…

Виктория едва слышно всхлипнула и больше не издала ни звука. Музыка, окружающая со всех сторон и поглощающая их в себя, завораживала. Но Виктория больше не слушала её — она слышала только голос Керина.

— Вначале, попав в Блунквилль, я был беспредельно счастлив. Это место казалось мне идеальным, потому что здесь было всё, чего я желал: вечность и свобода. Я радовался, что никогда не умру, что могу теперь делать всё, что захочу, что могу получить любую вещь и оказаться в любом месте — пределы ограничены лишь моей фантазией. Но шли годы, и я стал понимать, насколько это моё счастье было иллюзорным. Я понял, что вечность — ни к чему, если тебе не с кем коротать её, а одиночество превращает свободу в рабство.

Керин на некоторое время замолчал. Виктория чувствовала недоговорённость и не решалась его перебивать. Несколько минут они танцевали молча, потом Керин снова заговорил.

— После того, как ощущение счастья схлынуло, и я понял, какую глупость совершил и что ничего уже не вернуть, я испугался. Я много лет жил в постоянном страхе. А потом мной овладела злость. Я возненавидел Блунквилль, я крушил мебель, бил зеркала, кричал на всех, кто попадался на моём пути. Но после я понял, что всё это бесполезно и меня охватило бесконечное отчаяние.

— Сейчас ты тоже чувствуешь отчаяние? — спросила Виктория.

— Нет, — ответил Керин, — сейчас я уже ничего не чувствую. Я безумно от всего устал. Я запутался во времени: иногда бывает невероятно трудно отличить секунду от часа и месяц от года. И каждый день — совершенно одно и то же: одиночество и тоска. Я боялся смерти, потому что жизнь, какой бы она ни была, казалась мне слишком прекрасной, чтобы терять её. Но я изменил своё мнение. Теперь я жажду избавления от этой жизни. Человек не должен жить больше, чем ему предназначено. После шести сотен лет, проведённых в Блунквилле, я могу сказать, что те самые яркие краски жизни, которые я так любил, стали теперь серыми, и я очень жалею, что не наслаждался ими, пока они ещё были цветными…

— Я знаю, почему ты мне всё это рассказываешь, Керин, — склонив голову к его груди, произнесла Виктория, припоминая недавние слова графа. — Ты боишься, что если я останусь в Блунквилле, меня будет ожидать то же самое.

— Да! — согласился юноша. — И поэтому ты не останешься в Блунквилле. Я не хочу, чтобы ты страдала так же, как я.

Виктория остановилась и отстранилась от Керина. Она стояла посреди залы и, снизу вверх, смотрела ему в глаза. Взгляд её выражал решительность и возмущение.

— Керин, позволь мне самой решать!

— Нет! — твёрдо ответил он. — Я слишком сильно люблю тебя, чтобы обрекать на вечные мучения. Я знаю, что ты хочешь остаться со мной, но здесь ты не будешь счастлива. Твоё счастье для меня дороже всего на свете!

— Твоё счастье для меня дороже всего на свете… — эхом повторила за ним Виктория.

Они долго молчали, глядя друг на друга. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем Виктория подняла руку и коснулась его щеки. Он накрыл её ладонь своей и прикрыл глаза, растворяясь в её нежном прикосновении. Виктория не могла оторвать от него взгляда, так сильно она любила его, так сильно хотела остаться с ним до конца своей жизни.

Когда Керин открыл глаза, она проговорила:

— Я исполнила твоё желание. Я подарила тебе последний танец. Ты должен дать мне что-то взамен.

— И что же ты хочешь? — с лёгкой улыбкой поинтересовался Керин.

И Виктория взглянула на него и попросила:

— Керин, расскажи мне, наконец, свою историю.

ГЛАВА 18

КЕРИН

— Я родился ровно 621 год назад в столице Артанции, в городе Саланже, тогда ещё самом прекрасном и процветающем на континенте Старой Европы, — начал Керин. — Саланж был не похож на все остальные крупные европейские города с их ужасными крепостными стенами, плотным кольцом встающими по внешнему периметру города, с их неуклюжими домами из песочных булыжников, расположенными в полном беспорядке, с этими примитивными рынками и грубо высеченными соборами, с площадями, крытыми битым кирпичом и с толстыми дворцами неопределённой формы. Нет, Саланж был совсем другим! Его окружал ров с водой, а крепостная стена была высокой и венчанной куполами. В самом центре города находились три королевских дворца, а все остальные строения располагались вокруг них идеально ровными лучами, именно поэтому Саланж называли Городом Солнца. В полдень, когда солнце стояло высоко над головой, он весь искрился, потому что его лучи золотили изящные соборы и фонтанные площади, рыночные места, где можно было найти любой товар, поместья богачей, являющие собой великолепные образцы архитектуры, и дома простых людей, выстроенные в строго геометрическом порядке и поделённые на районы. Этот город не описать словами, это действительно стоило видеть!