Заговор в Уайтчепеле - Энн Перри

Веспасия не закончила свою мысль, и та улетучилась, унеся с собой призраки прошлого.

– Что вы собираетесь делать? – не отставал Питт, испытывая страх за нее и уже жалея, что пришел к ней.

– На мой взгляд, мы можем сделать только одно, – ответила леди, глядя мимо него в пространство. – Существуют две могущественные группировки. Нужно натравить их друг на друга и молить бога, чтобы они понесли больший ущерб, чем мы.

– Но… – запротестовал было полицейский.

Его родственница повернулась к нему, слегка приподняв брови.

– У вас есть другие предложения, Томас?

– Нет.

– Тогда возвращайтесь в Спиталфилдс и сделайте все возможное, чтобы невинные люди не пострадали в случае нашей неудачи. Об этом стоит позаботиться.

Питт послушно встал и поблагодарил Веспасию. Только оказавшись на улице, он понял, что так и не позавтракал. Слуги не решились прервать их беседу из-за такой мелочи, как еда.

Когда Томас ушел, Веспасия позвонила в колокольчик, и горничная принесла ей чай и тост. За завтраком пожилая дама лихорадочно продумывала все возможные варианты, и в основе каждого из них лежала одна мысль, которую она пока отказывалась рассматривать.

В первую очередь нужно было заняться решением неотложной проблемы. То, что Сиссонс в действительности не одалживал деньги принцу Уэльскому, едва ли имело значение, раз «Узкий круг» решил представить дело так, будто это имело место. Леди Камминг-Гульд была уверена, что эти таинственные люди приняли и другие меры, необходимые для создания этой видимости. Сахарные заводы закроются. В этом и заключалась цель убийства. Простые жители Спиталфилдса взбунтуются только в том случае, если лишатся работы.

Следовательно, она, Веспасия, должна предотвратить это – по крайней мере, на короткий период времени. В более долгосрочной перспективе могут найтись другие решения… может быть, даже великодушный жест со стороны принца. Для него это был бы шанс восстановить свою репутацию, хотя бы частично.

Пожилая леди поднялась наверх и надела широкое платье стального цвета с красивой вышивкой на вороте и рукавах. Подобрав подходящий по цвету зонтик, она распорядилась подать карету.

Веспасия приехала на Коннот-плейс в половине двенадцатого. Это было не то время, когда обычно наносятся визиты, но дело не терпело отлагательств, о чем леди Камминг-Гульд и сказала по телефону леди Черчилль.

Рэндольф Черчилль ждал ее в своем кабинете и, когда она вошла, встал из-за стола. В силу приверженности хорошим манерам суровое неудовольствие на его гладком лице в одно мгновение сменилось доброжелательностью, смешанной с плохо скрытым любопытством.

– Доброе утро, леди Веспасия. Для меня всегда большое удовольствие видеть вас, но, должен признаться, ваш сегодняшний звонок вызвал в моей душе некоторую тревогу. Пожалуйста…

Он хотел сказать «садитесь», но гостья уже села без всякого приглашения. Она не позволила бы никому, даже Рэндольфу Черчиллю, ставить ее в невыгодное положение.

– …И скажите, что я могу сделать для вас, – закончил он фразу, вновь садясь в свое кресло.

– Для любезностей нет времени, – сказала Веспасия, сразу перейдя к делу. – Вероятно, вам известно, что вчера был убит Джеймс Сиссонс, сахарозаводчик из Спиталфилдса.

Не дожидаясь ответа, она продолжила:

– Это убийство было представлено как самоубийство. Рядом с телом было оставлено предсмертное письмо. В нем Сиссонс обвинял в своем разорении принца Уэльского, которому он одолжил деньги и который потом отказался их вернуть. В результате все три его завода разорились бы и по меньшей мере полторы тысячи семей в Спиталфилдсе оказались бы на грани нищеты.

Она замолчала. У Черчилля посерело лицо.

– Я вижу, вы осознаете всю серьезность положения, – сухо заметила Камминг-Гульд. – Будет крайне неприятно, если эти заводы закроются. Наряду со всеми остальными несчастьями, которые мы, возможно, не сумеем предотвратить, это может привести к падению правительства и монархии.

– О… – попытался возразить ее собеседник.

– В силу моего возраста мне довелось стать свидетельницей французской революции, Рэндольф, – перебила его старая дама ледяным тоном. – Они тоже не верили, что такое возможно… даже когда по булыжникам мостовых застучали колеса тележек, на которых везли осужденных на казнь.

Черчилль слегка поник, как будто всю его энергию поглотил страх. У него перехватило дыхание, глаза его расширились, а холеные руки застыли на полированной поверхности стола. Он не мигая смотрел на гостью – впервые она видела его столь явно испуганным.

– К счастью, – продолжала она, – у нас есть друзья, и одному из них случилось обнаружить тело Сиссонса. Он весьма предусмотрительно забрал с собой пистолет и долговую расписку и уничтожил предсмертное письмо, в результате чего убийство снова стало выглядеть как убийство. Но это лишь временное решение проблемы. Нам нужно позаботиться о том, чтобы заводы продолжали работать и рабочие продолжали получать зарплату. – Веспасия спокойно смотрела Рэндольфу в глаза с легкой улыбкой на устах. – У вас наверняка имеются друзья, разделяющие ваши взгляды и готовые внести свой вклад в наше общее дело. Оно благородно и в полной мере отвечает нашим интересам, не говоря о его моральной стороне. И если все будет сделано таким образом, что об этом узнает общественность, я уверена, люди будут чрезвычайно признательны нам. Принц Уэльский, к примеру, может оказаться героем дня, а не злодеем. В этом есть определенная ирония, вам не кажется?

Черчилль сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Он испытывал невероятное облегчение, что было видно по его словам, несмотря на все попытки скрыть это, а также – невольно – глубочайшее благоговение перед собеседницей. Несколько мгновений он делал вид, будто обдумывает ее предложение, но потом оставил эту затею, осознав ее абсурдность. Они оба знали, что он согласится. Должен согласиться.

– Прекрасное решение, леди Веспасия, – произнес Черчилль, стараясь говорить как можно более холодным тоном, но его голос прозвучал не вполне твердо. – Я позабочусь о том, чтобы это было сделано незамедлительно… до того, как будет понесен реальный ущерб. Это действительно удача, что у нас есть… столь высокопоставленный друг.

– К тому же весьма инициативный и подвергающий себя большому риску, – добавила леди Камминг-Гульд. – Есть люди, которые сильно осложнят ему жизнь, если узнают обо всем этом.

Рэндольф натянуто улыбнулся, вытянув губы в тонкую линию.

– Будем надеяться, что подобное не произойдет. А теперь я должен заняться этими сахарными заводами.

Веспасия поднялась с кресла.

– Да, конечно. Нельзя терять ни минуты.

Она не стала благодарить Черчилля за то, что он ее принял. Оба понимали, что это скорее в его интересах, чем в ее, и она не хотела лицемерить.

Ей не нравился этот человек. У нее имелось подозрение, близкое к уверенности, что он причастен к уайтчепелским убийствам, хотя какими-либо доказательствами пожилая леди не располагала. Она использовала его и не скрывала этого.

Черчилль проводил ее до открытой двери, и, выходя, она слегка наклонила голову.

– Всего хорошего, – сказала гостья на прощание с едва заметной улыбкой. – Желаю вам успеха.

– Всего хорошего, леди Веспасия, – отозвался хозяин дома.

Он был благодарен – но не ей, а обстоятельствам, возможности защитить их общие интересы.

Существовала еще одна проблема, гораздо более болезненная, но Веспасия пока была не готова заниматься ею.

Всю дорогу от дома леди Камминг-Гульд до Спиталфилдса Питт размышлял о том, как не допустить, чтобы какой-нибудь невинный человек стал козлом отпущения в деле убийства Сиссонса. Он был в курсе всех уличных слухов по поводу того, кого подозревала полиция. Последние рисунки в газетах все больше и больше походили на портрет Исаака. Пройдет несколько дней, а может быть, и часов – и начнут называть его имя. Харпер позаботится об этом: он должен арестовать кого-нибудь, чтобы снизить накал страстей. Исаак Каранский идеально подходил на роль козла отпущения. Его преступление заключалось в том, что он был евреем, не таким, как все, к тому же являлся лидером общины, жившей обособленно и выделявшейся на общем фоне. Смерть Сиссонса была лишь поводом. Ростовщичество воспринималось как грех, и на протяжении столетий в сознании людей сформировалось ни на чем не основанное убеждение, будто евреи виноваты во всех несчастьях, которые не находили иных объяснений.

Питт обладал одним преимуществом: он оказался на месте преступления первым и, следовательно, был главным свидетелем, благодаря чему мог найти повод для визита к Харперу.

Он сошел с поезда на станции «Олдгейт-стрит» и по дороге в полицейский участок тщательно продумал свой разговор с инспектором. Как сказала Веспасия, Сиссонса, по всей вероятности, убил кто-то из членов «Узкого круга». Так что полиции почти наверняка не удастся установить личность убийцы – Харпер приложит для этого все усилия.