Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми

- Да, сэр,- сказал я,- но не могли бы вы запросить центральный архив?

- Они пришлют мне точно такую же бумагу, как эта.

Я сказал, что во время Корейской войны прослужил

за океаном шестнадцать месяцев, а затем был направлен в Форт Льюис, штат Вашингтон, где служил под началом капитана Ллуэллина.

- В вашем личном деле нет ничего подобного,- сказал полковник.

- А может, оно не мое? Мало ли на свете однофамильцев?

- Однофамилец с тем же именем и личным номером?

- Полковник, я свое уже оттрубил. Двадцать лет тому назад.

- Что-то вы слишком молодо выглядите.

- Мне сорок два года.

- Нет - если верить этим бумагам.

- Но там же все не так.

- Будь вы кобылой,- хихикнул полковник,- я посмотрел бы вам в зубы.

- Да, сэр.

- О'кей, сержант, мы подвергнем этот вопрос тщательному рассмотрению.

- Спасибо, сэр.

Я сидел на краешке кровати, разглядывая свою крошечную спальню, безукоризненно начищенные сапоги в количестве двух пар, ровным строем висящие рубашки, все наплечные лычки - в одну сторону.

«Все по заслугам,- думал я,- тут и возразить нечего.

Что заслужил, то и получил».

* * *

- Сержант,- сказал он,- я буду вам крайне благодарен.

Я сказал, что вряд ли смогу одолжить ему пятьдесят долларов, столько у меня, пожалуй, и нет.

- А вы проверьте свои карманы получше, сарджи,- сказал лейтенант,- А может, у вас есть банковский счет?

- Да,- сказал я,- есть, только не здесь.

- Моя мамочка захворала,- сказал он,- и мне нужно пятьдесят долларов, чтобы съездить на автобусе домой. Вы же не хотите препятствовать моей поездке в направлении моей больной мамочки, не так ли?

- А что с ней? - спросил я.

- С кем?

- С вашей мамой.

- Я оставлю вам в залог свою электрическую сковородку, - сказал лейтенант, показывая мне упомянутый им предмет.

- Я и вообще не должен быть в армии,- сказал я,- Какие-то раздолбай все перепутали.

- А откуда вы родом, сарджи-сан? На этой сковородке вы сможете готовить себе блюда своей национальной кухни.

Я сказал, что в сержантской столовой кормят в общем-то неплохо - если сделать скидку на обстоятельства.

- Так вы что, не хотите одолжить мне пятьдесят долларов?

- Я этого не говорил,- сказал я.

- Сержант, я могу приказать вам одолжить мне пятьдесят долларов.

- Я знаю это, сэр.

- Сделав так, я нарушил бы устав, сержант.

- Да, сэр.

- Я не умею ни читать, ни писать, сержант.

- Вы не умеете ни читать, ни писать?

- Если об этом узнают, у меня будут жуткие неприятности.

- Совсем не умеете?

- Хотите клюшку для гольфа? Я продам вам клюшку для гольфа. Пятьдесят долларов.

Я сказал, что не играю в гольф.

- А как же моя бедная мамочка?

Я сказал, что очень ему сочувствую.

- Я езжу синим автобусом, сержант. Он идет до самого Гэйнсвилла. Вы ездили когда-нибудь синим автобусом, сержант?

* * *

Я подошел к капеллану, дергавшему в помещении для отдыха ручки игрального автомата. Я сказал ему, что не слишком люблю армию.

- Что за чушь,- сказал капеллан,- ты ее любишь, любишь, любишь, иначе тебя попросту не было бы здесь. Каждый из нас, сержант, находится там, где все мы находимся, потому, что мы хотим находиться там, где мы находимся, а также потому, что Господь хочет, чтобы мы находились там, где мы находимся. Каждый живущий находится в верном месте, ты уж мне поверь, иногда может показаться, что это не так, но ты мне поверь, ты мне поверь, что все это происходит по Божьему промыслу, у тебя нет, случаем, при себе четвертаков?

Я дал ему три четвертака, завалявшиеся у меня в кармане.

- Спасибо,- сказал он, - я нахожусь там, где надо, ты находишься там, где надо, что заставляет тебя думать, что ты отличен от меня? Ты думаешь, Господь не знает, что Он делает? Я нахожусь здесь, чтобы проповедовать Клекочущим Соколам Тридцать третьей дивизии, и, если бы Господь не желал, чтобы я удовлетворял духовные нужды и потребности Клекочущих Соколов Тридцать третьей дивизии, неужели я бы находился здесь? Что заставляет тебя думать, что ты так уж отличен от меня? Труд, мальчик мой, труд, вот что имеет значение, забудь обо всем прочем и трудись, твой труд сам за себя скажет, твоя служба протекает вполне успешно, три нашивки и две сержантские лычки, жаловаться не на что, а теперь оставь меня, оставь меня, и чтобы больше я тебя не видел, ты слышишь, сержант? Ну и молодец.

Труд?- подумал я.

* * *

У ворот меня остановили двое Эм-Пи.

- Куда это вы направляетесь, сержант?

Я сказал, что я иду домой.

- Вот оно как,- сказал тот, что подлиннее.- А увольнительная у тебя есть?

Я показал им пропуск.

- А чего это ты намылился в такое несусветное время, сержант? Сейчас же четыре утра. И где твоя машина?

Я сказал, что у меня нет машины, я думаю дойти до города пешком, а там сесть на автобус.

Эм-Пи глядели на меня как на психа.

- В такое время, да в таком тумане?

Я сказал, что люблю прогуливаться в предрассветные часы.

- А где твои шмотки, сержант? Каждый, отбывающий в самоволку, должен иметь сумку, специально для того предназначенную. У тебя что, нет сумки?

Я вытащил из кармана форменной куртки бритву и чистую футболку.

- Из какого ты подразделения, сержант?

Я назвал свое подразделение.

- На бритве грязь,- сказал тот, что покороче.

Мы сгрудились вокруг бритвы, чтобы рассмотреть ее получше. На ней была грязь.

- А этот твой пропуск,-добавил короткий,-здесь подпись генерала Захарии Тэйлора. Он же вроде как помер, или нет?

* * *

Я стою на узком карнизе, окружающем казарму на уровне третьего этажа. Карниз каждую секунду готов обрушиться, а я не могу залезть в окно, которое кто-то забил изнутри гвоздями.

- Эй, ловчила,- кричит кто-то с автостоянки,- ты сейчас навернешься.

- Да, да,- говорю я,- я сейчас навернусь.

- Прыгай сюда, вниз,- говорит она,- и я покажу тебе секреты, хранящиеся под моей юбкой.

- Да,- говорю я,- конечно. Слышал я такое, слышал.

- Прыгай, красавчик,- говорит она,- не пожалеешь.

- Да,- говорю я,- До какого-то момента.

- Ничего страшного не случится,- взывает она,- Ну разве что расшибешь башку.

- Я не хочу расшибать башку,- говорю я, отчаянно цепляясь за мягкие, прогнившие сосновые доски.

- Давай, солдатик, давай,- говорит она,- тебе же там не слишком удобно.

- Да делал я уже все это,- говорю я.-Двадцать лет тому назад. Почему я обязан повторять все с начала?

- А ты и вправду выглядишь вроде как старовато,- говорит она,- Ты что, контрактник или что? Спускайся, змееныш мой сладкий, спускайся.

Я то ли прыгнул, то ли нет.

* * *

«Все по заслугам,- думал я,- тут и возразить нечего. Что заслужил, то и получил».

Капитан сказал: «Сержант, причините вред этому человеку».

- Да, сэр. Какому из них?

- Тому, у которого красный галстук.

- Вы хотите, чтобы я причинил ему вред?

- Да, при помощи вашей винтовки М-16.

- Человек с красным галстуком. Синий костюм.

- Верно. Ну, за дело. Стреляйте.

- Черные ботинки.

- Да, сержант, этот. Вы что, тянете время?

- Мне сдается, он штатский, сэр.

- Вы отказываетесь выполнять приказ, сержант?

- Нет, сэр, я не отказываюсь, просто мне кажется, что я не смогу этого сделать.

- Прицельтесь из своего оружия и стреляйте, сержант.

- Он же даже не в форме, сэр, на нем костюм. И он не делает ничего такого, просто стоит.

- Вы отказываетесь выполнить прямой приказ командира?

- Я как-то не расположен к этому, сэр. Слабость ка- кая-то во всем теле.

- Хорошо, сержант, если вы не желаете причинить вред человеку в красном галстуке, я предлагаю вам альтернативу. Вы можете начинять маслины маленькими луковицами - для генеральских «мартини».

- Я могу сделать выбор?

- В генеральской столовой имеется восемьсот тысяч галлонных банок с маслинами и четыреста тысяч галлон- ных банок с маленькими луковичками. Тут есть над чем задуматься.

- У меня аллергия на лук, сэр. Жуткая. Я буквально выхожу из строя.

- Ну что ж, сержант, перед вами прелестная задача.

Я даю вам тридцать секунд.

* # *

У генерала белая рубашка с короткими рукавами, ситцевая, в узкую полоску юбка и очки в тонкой золотой оправе.

- На этот раз - четыре маслины, сержант.

Я сказал: «Пенелопа».

ШКОЛА

Ну вот, вывели мы всех этих детишек сажать деревья, это потому, что мы решили, что… что это - необходимая часть образования, увидеть, как, ну, вы понимаете, корневая система… а также чувство ответственности, забота о чём-то, за что ты лично отвечаешь. Вы понимаете, о чём я. И все деревья засохли. Апельсиновые деревья. Не знаю, почему они засохли, просто засохли - и всё тут. Может, почва какая-нибудь не такая, а может - саженцы, привезённые из питомника, были какие-нибудь такие. Мы послали жалобу. Так вот, у нас там было тридцать детей, каждый или каждая из этих детей посадил или посадила своё дерево, и у нас получилось тридцать засохших деревьев. Дети смотрели на эти тоненькие коричневые прутики и чуть не плакали, это было крайне удручающее зрелище.