Тьма наступает - Василий Анатольевич Криптонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я покачал головой:
— Всё, что я сделал — дал тебе удочку. А рыбу ты ловишь сам.
— Что? — изумился мужик. — Какую такую рыбу?
— Семён! — окликнул его кто-то. — Ты долго лясы точить будешь?
Я понял, что металл в печи разогрелся до нужной температуры, и наступает самый ответственный момент — разливка по формам.
— Всё, Семён. — Я шагнул назад. — Рад был повидаться. Работай, не отвлекайся.
Семён благодарно кивнул.
А через минуту огромную стеклянную затворку на печи открыли, и из нутра потёк расплавленный метал.
Борис заворожено наблюдал за тем, как сыплющий искрами, пламенеющий оранжево-алым поток заполняет подготовленные формы.
— Знаете, что будет дальше, ваше высочество? — спросил я.
Борис помотал головой.
— Этот металл превратится в пули. Оружие, которое мы обратим против Тьмы.
— Тьму можно победить огнестрельным оружием?
— Тьма почему-то не оставила инструкций, как именно её побеждать. Мы будем пробовать разные пути. Металл, который вы видите — текуч, мягок. Из него можно отлить что угодно. И Тьма так же, как мы из металла, пытается создать из людей то, что нужно ей. Бездумную, мягкотелую кормовую базу. Компостную яму — которая будет наполняться тёмными эмоциями до тех пор, пока мир не изживёт себя… Вы помните этого человека? — Я кивнул на Семёна. — Помните его таким, каким увидели на крыше?
Борис не ответил. Он, поджав губы, не отрываясь смотрел на то, как металл заполняет формы.
— Тот Семён просто плыл по течению. Он не осознавал себя, своего места в мире. Человека можно расплавить. Это не трудно. Можно сделать так, чтобы человек растёкся, потерял путеводную нить. Действовать бездумно, потакая инстинктам — это ведь так легко и приятно! Однако это вовсе не означает, что человек сам по себе — плох. Так же, как из текучего металла можно отлить пулю — можно и человеку показать, на что он способен. Если, конечно, найдёт в себе силы на то, чтобы стать человеком… Вы всю свою жизнь провели во дворце, в неге и роскоши. Вас окружали любящие люди, заботливые врачи, мудрые книги. Вашим воспитанием занимались лучшие педагоги, ваши родители являют собой идеал порядочности и благородства. Вы не подозревали, что Тьма — так близко. Вспомните Жоржа Юсупова. Вспомните, во что превратила его Тьма. А ведь Жоржа воспитывала не улица! Он не в канаве рос. Что уж говорить о простых людях, чьим воспитанием не занимался никто и никогда?.. Не показывал на наглядных примерах, что есть хорошо и что есть плохо?..
Борис молчал. Губы его сжались в тонкую нитку. Пальцы судорожно крутили пуговицу на рукаве спецовки.
— Вы думали, что увидев людские пороки, совершили открытие? Думали, что я их не вижу, и лишь потому продолжаю действовать? Это не так. Я всего лишь не хочу уподобляться Тьме.
— Тьме? — Борис произнес это слово с трудом. — Уподобляться Тьме? О чём ты?
— О том, что лишая людей права на исправление ошибок, отворачиваясь от них, вы уподобляетесь Тьме. Взгляните на человека, которого вы спасли. — Я кивнул на Семёна. — Если бы отвернулись от него тогда, он не стал бы тем, кто сейчас стоит перед вами. Никто из людей не безгрешен, ваше высочество. Ангелов в людском обличье не существует. Пороки были, есть и будут. Но это — не повод разочаровываться в человечестве. Вы — маг. Вам по определению дано больше, чем другим.
— Как и тебе?
— Да. Как и мне. И я не считаю себя вправе сморщиться, сказать «Фу!», развернуться и уйти. А вас — не задерживаю. И не уговариваю. Этот выбор вы должны сделать сами.
Металл, разлитый в формы, постепенно остывал. Пламенеюще-алый цвет темнел и на глазах приобретал совсем другой оттенок — тусклый, тёмно-серый.
Искрящаяся красота становилась другой. Холодной и суровой.
— Это уже пули? — Борис показал на заполненные формы.
— Нет, пока заготовки. Их ещё будут обрабатывать.
— Я хочу на это посмотреть.
— Что ж, не смею мешать. Оставайтесь, смотрите. За вашу безопасность, полагаю, я в ближайшее время могу не беспокоиться.
— А ты?
— А мне пора в академию.
Борис посопел. И коснулся моего рукава.
— Я поеду с тобой. И больше никогда не позволю себе раскисать, обещаю! Только, пожалуйста, давай немного задержимся. Я правда хочу посмотреть, как будут обрабатывать заготовки.
* * *
К наступающему Рождеству парадный зал академии украсили еловыми ветками, шарами и гирляндами. В глубине сцены стояла огромная ёлка.
— Поздравляю вас с окончанием семестра, дамы и господа! — прокатился по залу голос Калиновского. — Все вы знаете, как непросто нам пришлось. Ни для кого не секрет, что для Отечества настали трудные времена. И я бесконечно горд тем, что на его защиту встали курсанты нашей академии!
Я всмотрелся в строй первокурсников. Все новобранцы, новые Воины Света, были там. На своих местах. Рядом с Борисом, Златой и Агатой.
Клавдия долго боролась за жизни тех двух, которых коснулась Тьма. Но эти ребята тоже стояли сейчас в строю.
— Некоторым из вас пришлось очень нелегко, — продолжил Калиновский. — Но никто из курсантов не покинул академию! Никто не пожелал перевестись на домашнее обучение.
Зал разразился овациями. Борис благодарно посмотрел на меня. А Калиновский взглянул на моих Воинов Света — по такому поводу Витман позволил им ненадолго оставить свои посты.
Анатоль, Андрей, Мишель и Полли, светящиеся от радости встречи, стояли рядом со мной. Даже Юсупову в честь такого события позволили выбраться из заточения — хотя я подозревал, что какой-то аналог магических наручников на него всё же надет. В противном случае параноик Витман выпустить Юсупова не позволил бы.
Жорж тоже стоял среди второкурсников, но вокруг него будто само собой образовалось свободное пространство. В битком набитом зале таким мог похвастаться он один.
Мне Жорж издали коротко поклонился. Я вернул поклон. Несладко ему сейчас, должно быть. Как вообще попал-то сюда? Калиновский настоял, не иначе. Мы — одна семья. И за этот постулат наш ректор будет биться до последней капли крови.
Калиновский между тем продолжал:
— А также хочу напомнить, что за всю
