Тень разрастается (СИ) - Крейн Антонина

Друг метнул на меня быстрый взгляд искоса. Затем, цаплей скакнув вперед, перевесился над телегой и двумя руками схватил Пионию — почему-то за шею. Видимо, оттого, что руки лавочницы были заняты заварочным чайником.

— Ты что творишь! — подпрыгнула я.

— Все интереснее и интереснее, — рассмеялась старушка, отцепляя от себя побелевшие пальцы лекаря. — Ой, мальчик, что ж ты так разволновался! Но спасибо — подарил мне чудесное чувственное приключение.

— Я же говорил, он лучший из вас, — вполголоса брякнул Анте Давьер и коснулся запястья друга. — Чист.

Я поспешила и сама в том убедиться.

Действительно, чист.

— Значит, все-таки лимит, — выдохнула я и крепко сжала руку Дахху. — Поделилась на сколько-то там частей — и все. Больше не может тела захватывать.

— Хорошему дню — хорошие новости! — разулыбался друг. Пальцы его едва подрагивали от пережитого только что стресса.

Не столько важно то, что случилось или не случилось, сколь то, что мы успели по этому поводу вообразить, да?

Давьер принялся рассуждать вслух:

— Может, каждая клякса Пустоты может «родить» только две новых? Это бы объяснило три черные нити. Одна тянется от «пустоты-родительницы». Две других — к «пустотам-детям». Тогда, если в человеке мы видим три черных нити — то он уже не заразен.

— Так и ползет их веселая семейка по Шолоху, обозревает достопримечательности из чужих тел… — пробурчала я и согласилась: — Да, такой лимит может быть. Но пока это только теория. Идемте дальше, искать еще жертвы.

Пиония долго махала нашей троице на прощанье.

* * *

Наш поисковый маршрут — весьма бестолковый, расслабленный даже — пролегал через Нижний Закатный Квартал. Когда мы поравнялись с поместьем Мчащихся, я бросилась будить Кадию — наверняка она еще не ушла на работу.

— Идти на прогулку с придурком? — услышав мое предложение, подруга изумленно вскинула точеные бровки. Я виновато пожала плечами:

— Кад, я обещала, что буду говорить тебе только правду. А правда сейчас выглядит именно так.

Она крякнула и с неохотой вылезла из-под пушистого одеяла с пером пустынного феникса. Одеяло-зверь! Греет до смерти в самые холодные ночи, ласкает бархатом в теплые летние вечера.

Я с радостью заметила, что подруга спит в моей ночнушке из Рамблы. Чешуйчатая рубаха чуть подалась мне навстречу, узнавая, но потом лениво обмякла.

— Она у меня вместо кошки, — подмигнула Кад. Села за туалетный столик, достала из ящика красивую серебряную расческу и, через зеркало, покачала головой:

— Я не пойду с вами, Тинави. Но спасибо, что предупредила. Может быть, ближе к вечеру присоединюсь.

— Но как же? Давьер, Дахху… Это все так интересно! — лицо мое удивленно вытянулось.

Отражение Кадии погрозило мне расческой. Рамбловская рубаха заволновалась, будто хихикая.

— В отличии от тебя, любовь моя, — сурово возвестила стражница, — Я гонюсь не за интересом, а за гармонией. И что-то мне подсказывает, что подобная прогулка ни лыдры гармонией не пахнет.

— Ты б поменьше ругалась, а то не рот, а мусорка, — на прощанье я все-таки не удержалась от комментария. — Недостойно прекрасной дамы!

Кадия захлебнулась от возмущения и швырнула в меня баночкой с кремом.

— Вот-вот! — я показала язык. — Люблю тебя! — и скрылась из комнаты.

— Мне больше нравилось, когда ты была неуверенной в себе калекой! — из-за двери донесся возмущенный вопль Кадии.

Я послала в ее сторону воздушный поцелуй и покинула поместье Мчащихся.

* * *

Анте Давьер и Дахху у забора встретили меня до одинаковости подозрительными взглядами. Они стояли под единственным на весь квартал деревом ошши и выглядели так, будто сошли с идиллической акварельки. Дахху тщетно пытался подкормить Давьера крендельками из бумажного пакета. Давьер, ниже друга на добрую голову, гордо и непререкаемо отказывался. Почему-то жестами. Думал, так солиднее, наверное. Хотя ни о какой солидности и речи быть не могло в случае древнего мужика в помятом из-за коридорного спанья костюме.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Нет, Тинави, вы все-таки неприлично сияете, — вознегодовал Анте, увидев, как я вприпрыжку к ним приближаюсь. — Что такое? Просветите нас.

— Идем дальше, Кад не хочет участвовать, — я беззаботно проигнорировала вопрос и поскакала вперед.

Но мое настроение и впрямь было прекрасным, уже так часов десять к ряду, а то и больше.

Дело в том, что, уйдя от Лазарета после нашей перепалки с Полынью, я довольно скоро получила записку. Записку принес Плюмик, как всегда, непомерно гордый для своего маленького — даже по совушкиным стандартам — роста. Это, значит, чтобы я могла отправить ответ. Ташени-то всегда для меня получаются односторонними.

«Так и быть, — писал Полынь острым, сильно наклоненным почерком. — Лиссай о тебе спрашивал. Вчера еще. Я сказал, что все хорошо. Он обрадовался. «Пусть и дальше все будет хорошо», — конец цитаты. И да. Я все еще жду твоего мнения. Серьезно. Прав был призрак или не прав насчет нас с Андрис? Скажи, что думаешь».

Я не на шутку обрадовалась. Серьезно.

Потом, поддавшись яростному взгляду мышастого Плюмика, все же написала ответ.

«Полынь, запоминай: проспект Желудиного Града, дом 17. Это адрес мозгоправа моей мамы. Он поможет тебе разобраться в своих чувствах. Жуткий дядька, дворцовый мастер по любовным интригам. Я же не специалист, извини. И вообще, бестактно меня пытать на эту тему».

Совушка уже взлетала с моего предплечья, когда я резко передумала. Сорвала с лапки ошарашенного Плюмика свежую записку и напрочь переписала под негодующим птичкиным взглядом:

«Спасибо. Про твой вопрос — не знаю. Правда, не знаю и ничего не думаю. Расскажи, если сам поймешь. В любом случае поддержу».

Так что да.

У меня было действительно приподнятое настроение.

* * *

На то, чтобы найти новую жертву, у нас ушло еще несколько часов. Вернее, не жертву, а донора. Донора Пустоты.

Мы уже обошли половину Шолоха, когда, наконец, наше предприятие ознаменовалось успехом. Это случилось, когда мы свернули к пойме реки Вострой, и вокруг нас неожиданно разлилось веселье вываливших из Академии студентов.

Мы с Давьером бросались к ним с воплями «Опрос! Поучаствуйте в опросе!» и за руки хватали всех без разбора. Дахху терпеливо стоял в стороне и поддерживал иллюзию рекламных фартуков у нас на животах: «Опросы шолоховской гильдии библиотекарей. Большое книжное спасибо за ответ!».

Ясен-красен, таинственное «книжное спасибо» в качестве награды не слишком вдохновляло на трату драгоценного времени. Но библиотеки — это важно. А потому студенты сначала отвечали на рукопожатие, а потом уже убегали от нас, отнекиваясь работой, учебой, волонтерством и прочими — обязательно добродетельными — делами.

У троих из них оказалась Пустота внутри.

Этих мы сразу, не слушая возражений, под ручки утаскивали на скамейку.

— Но я опаздываю! — ныли студенты.

— Мы соврали. Мы не из библиотеки. Мы Ловчие, — я горделиво поднимала рукав летяги и, при помощи шаловливой унни, разжигала свою татуировку изумрудным светом. — На вашем курсе есть самозванец, заражающий всех и каждого жуткой иноземной болезнью. Вы в зоне риска. Мы должны проверить.

Ведомственная татуировка с круглым глазом ястреба действовала на легковерных студентов, как наркотик. Они тотчас сдавались, представляя, как приятно будет потом хвастаться «зоной риска» и доверием, оказанным им госслужащими. Они закрывали глаза и расслаблялись, как мы и просили.

Всем мы в итоге врали, что у них все хорошо. Но это было не так. Пустота жила во всех трех.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

У двоих ребят мы увидели по три нити, сбегающих от кляксы. И эти Пустоты уже не могли делиться — не поползли ни в Давьера, ни в меня, когда мы, после просвечивающей процедуры, опустили наши защитные барьеры и снова пожали руки студентам.

А вот у третьей девушки — аспирантки — лекарское заклинание выявило только две нитки. И именно эта девушка минуту спустя стала нашим донором. Ее Пустота нырнула в руку предпринимателя, как родная. Он лишь тихо скрипнул зубами.