Зачем нам враги - Юлия Остапенко

— Вы глупость сказали, — резко ответил он. — Стэйси вообще любить не умела. И уж ко мне-то нежных чувств не питала точно. Вы еще слишком молоды, миледи. Взрослые... мужчины такие вещи чувствуют, уж мне поверьте.

Рослин молча пожала плечами. Как будто хотела сказать — что ж, оправдывайся, если тебе так легче.

Но ему не становилось легче.

— Проклятие, да поймите же вы! Если бы хоть один из этих людей остался жив, нас догнали бы и убили!

На этот раз она даже не пожала плечами, просто стала собирать свои травы.

Да что ж такое — Глориндель пытался его заставить убивать по прихоти, а эта маленькая дрянь не дает убивать по необходимости!

Только вот в самом ли деле эта необходимость была?..

Натан снова посмотрел на Рослин. Она была такая маленькая и грязная, нечесаная, бледная — ни за что не догадаешься, что калардинская княгиня... Натан попытался представить ее во всем великолепии ее ранга, восседающую на троне в парадном зале княжеского дворца, в подбитой соболями мантии, в тяжелой, слишком большой для нее короне на тщательно уложенных волосах... И не смог. Этого не будет, вдруг с непонятной уверенностью подумал он. Никогда не будет. Она так и останется маленькой и чумазой беглянкой... Потому что он не мог представить ее не только чистой и хорошо одетой, но и взрослой. Как будто она взрослой уже никогда не станет... или, может быть, ею и родилась.

— Что вам нужно в Тарнасе, миледи? — спросил Натан, глядя на нее сверху вниз. — Зачем вам туда? Что вы ищете? Почему вам... дома не сиделось?

Она тихонько засмеялась, не поднимая головы, и снова это был такой знакомый смех...

— Ты же знаешь почему, зачем спрашиваешь?

Он знал? Да, наверное, знал. Ей подходила эта страна. Именно эта. Так же, как и Стэйси.

— Пойдемте отсюда, — сказал Натан.

— Сейчас. — Рослин поднялась, отряхивая руки о юбку. — Я внутри плащ оставила.

Он нетерпеливо кивнул, избегая смотреть ей в лицо, отвернулся, сунув раненую руку в карман и пытаясь сжать в кулак здоровую. Не получалось — пальцы немели, ладонь грызла боль. Оставалось надеяться, что ему не придется драться в ближайшие дни. День обещал быть жарким, и Натану очень хотелось ветра, но его не было, а медленно поднимающееся солнце раскаляло пыльный воздух, нагнетая зной.

Он вздрогнул, когда Рослин позвала его изнутри, и схватился здоровой рукой за меч. Может, кто-то из бандитов выжил?.. Натан влетел в пещеру и замер, когда Рослин развернулась к нему и прижала к губам бледный палец. В ее глазах застыло напряжение.

— Тс-с, — прошептала она. — Слышишь?

Несколько мгновений он не слышал ничего, только чувствовал разительный контраст между свежим воздухом снаружи и прелым, густым воздухом пещеры. Натан почувствовал, что ему трудно дышать, и нервно рванул ворот рубашки. И вдруг услышал.

Не то стон, не то всхлип. Тоненький-тоненький.

Котенок, это котенок... не позволяй ему прикоснуться ко мне... Аманита, слышишь, не позволяй, помоги мне...

Натан сделал шаг назад. Потом еще. Нога наткнулась на что-то мягкое, Натан оступился и едва не упал. Рукоять меча вдруг стала скользкой. Оружие выпало из неуклюжей левой руки, глухо стукнуло о землю.

— Уходим отсюда. Сейчас же. Немедленно, — сказал Натан, но Рослин, кажется, не услышала его. Она протянула руку вперед, будто слепая, и шагнула в сторону, из которой слышался стон. Натан мотнул головой, будто этот беспомощный жест мог ее остановить.

— Уходим, слышите?! Нам нельзя здесь оставаться! — закричал он.

Вязкий ужас захлестнул горло ледяной петлей, сдавил. Дышать стало совершенно невозможно. Натану хотелось немедленно кинуться вон, прочь из этого смердящего ада, от мертвых тел, но больше всего — от этого слабенького полустона-полувсхлипа, едва не убившего его совсем недавно, приведя в рассадник чумы... Разум Натана твердил, что нет здесь чумных, иначе все были бы давно мертвы, но его душа знала, что это не имеет значения — не имеет значения способ, так стонет и плачет только смерть.

— Уйдемте отсюда, я прошу вас!!!

Рослин обернулась.

Может быть, его отрезвило презрение в ее лице. Может быть — ее уверенность. А может — спокойствие и безмятежность человека, не подозревающего о нависшей над ним угрозе. И в самом ли деле нависшей?..

— Я знаю, — прохрипел Натан. — Знаю, вы, эльфы, не болеете нашими людскими хворями... Но мы-то...

— Я тебя не держу, — сказала она.

И вошла в стену. То есть то, что все это время лишь казалось стеной. В углу пещеры, напротив входа в каморку Стэйси, была еще одна ниша. Слои сланца располагались здесь так, что почти полностью скрывали вход. Настоящий тайник.

Рослин скрылась в нем, и Натан вошел вслед за ней.

Помещение за проходом было совсем тесное: Натан чувствовал стенки локтями и сгибался, чтобы протиснуться вглубь. Там было почти совсем темно, но все же Натан разглядел лежащее на полу тело.

— Вытащи ее, — сказала Рослин.

Ее?.. Натан не стал раздумывать и вслепую нащупал ту, о ком говорила Рослин. Судя по весу и размеру, это был ребенок — его, вернее, ее тело было сухим и холодным, как камень.

Но она была жива.

Натан вынес ее из ниши, а потом и из пещеры, на свет, положил на траву.

Рослин неслышно вышла следом, встала рядом с ним.

Они стояли и смотрели очень, очень долго.

Это был не ребенок и, как сразу Натану показалось, даже не человек. Вернее, не совсем человек. Эльфиек Натан никогда прежде не видел — эту распознал только по продолговатым ушам точно такой же формы, как у Глоринделя. Тот, помнится, то и дело говорил каждой встречной девице, что она красива, как эльфийка. Натан иногда думал, что неплохо бы посмотреть на одну из них и узнать, правда ли они столь хороши.

На сей раз ему не удалось этого узнать. Неизвестно, какой была эта эльфийка месяц и год назад, но сейчас это был даже не скелет и не призрак — тень скелета и призрака. Серо-голубая кожа, сухая, будто пергамент, обтягивала череп и руки так туго, что была видна каждая кость. Серебристые волосы почти полностью вылезли, на голове осталось только несколько длинных редких пучков, мокрых от пота. Глаза, все еще ярко-синие, остановились и остекленели: зрачок в них сузился до размеров иголочного острия и не реагировал на свет. Рот с впавшими губами был широко раскрыт, и из него вырывалось шумное сиплое дыхание — и иногда не то стоны, не то всхлипы. На эльфийке была добротная, чистая одежда — рубашка, куртка, штаны, сапоги, — с нее ничего не сняли. Все цело, ни одного пореза, ни одной раны. Хотя, похоже, она была солдатом... хотелось добавить — при жизни, потому что это существо, хотя еще дышало, живым уже не было. Она не двигалась, только костлявые руки подрагивали, цепляясь иссохшими пальцами за изумрудную траву.