Литературный навигатор. Персонажи русской классики - Архангельский Александр Николаевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любому герою повестей из «древней», «мифологической» жизни такой визит в логово «врага» обошелся бы дорого, в лучшем случае стоил бы жизни, в худшем – души. Однако набожный, хотя и не слишком быстро соображающий (по крайней мере, в этой сцене) кузнец запросто покидает «заколдованное место», чтобы буквально в следующем эпизоде оседлать другого черта: поменьше, поглупее и посговорчивее Пацюка.
Затем Вакула мужественно переносит опасный полет и попадает в Петербург. Это во всех отношениях странное место, плавающее в море огней (как бы поменявшееся «ролями» с рождественским небом), отделенное от остального мира шлагбаумом. А значит, подобно Сечи, пребывающее за порогом, за чертой. Удивительно ли, что кузнец с чертом немедленно попадают в компанию запорожцев, год назад проезжавших через Диканьку. Продемонстрировав им свое умение говорить «по-русски» («Што, балшой город» – «чудная пропорция»), Вакула с помощью хвостатого «струмента» заставляет запорожцев взять себя во дворец.
С дворцом все тоже обстоит далеко не просто.
Вакула одновременно и кузнец, и богомаз. Попав в царские палаты, он словно раздваивается. Как богомаз, восхищается картиной, на которой «дитя святое» прижало к Пречистой Деве ручки, – и тут же увлекается дверной ручкой, которая ему, как кузнецу, кажется «еще удивительнее». Дальше – больше.
Рядом с ангелоподобной государыней оказывается двусмысленный персонаж – плотный человек в гетманском мундире, который мало того, что крив (что, как известно, первый признак «дьяволоватости»), но и учит казаков лукавить. Запорожцы говорят о нем так: «Куда тебе царь! Это сам Потемкин!» Прямой, этимологический, смысл «темной», демонической фамилии подчеркнут соседством с «лучезарным» титулом «Светлейший» («Светлейший обещал меня познакомить сегодня с моим народом <…>»). Но простодушный Вакула снова не понимает, кто стоит перед ним. Тем более что образ Потемкина уравновешен в этой сцене образом Фонвизина, который тоже находится в окружении императрицы и олицетворяет «доброе», честное начало петербургской жизни.
И снова духовное неведение сходит кузнецу с рук. Он – не запорожец, он – не лукавит, он мимо Светлейшего Потемкина обращается напрямую к царице, чьи «сахарные ножки» искренне восхищают его, и потому получает от нее желанные черевички. Тогда как хитрые запорожцы вскоре останутся с носом: Сечь, которую они просят сохранить, ради чего и прибыли в столицу империи, будет упразднена в 1775 году.
Впрочем, упразднение Сечи будет означать не только окончательное завершение «мифической древности», но и «начало конца» романтически-легендарного прошлого. Путь к нестрашной, но скучной современности открыт; малому «дитяти» кузнеца и Оксаны суждена жизнь в мире, где приключения, подобные тем, что выпали на долю Вакулы, станут уже невозможными. Старинная нечисть окажется окончательно вытесненной из реальности в область побасенок Рудого Панька и в сюжеты церковных росписей кузнеца Вакулы: «яка кака намальована!»
Страшная месть (1832)
Колдун (отец, брат Копрян, Антихрист) – герой, соединивший в себе негативные черты всех отрицательных персонажей цикла «Вечеров». Колдун – первая гоголевская попытка изобразить Антихриста. В этой попытке Гоголь опирался на новеллистический опыт немецких романтиков (алхимик в «Бокале» Л. Тика, детоубийца в его же «Чарах любви») и их русских эпигонов (образ демонического злодея Бруно фон Эйзена в повести А.А. Бестужева (Марлинского) «Замок Эйзен», 1827). В финале повести образ Колдун получает «мифологическое» истолкование в духе все того же Л. Тика (новелла «Пиетро Апоне») и народной космогонии сектантов-богумилов; «немецкий» образ главного героя-злодея вплетен в стилистический узор украинского песенного фольклора.
Нечто сомнительное присутствует в облике Колдуна изначально: после долгих лет странствий вернувшись оттуда, «где и церквей нет», он живет в семье дочери Катерины и ее мужа-запорожца Данилы Бурульбаша. Бродяжничество – знак безродности, а безродность – атрибут демонизма. Колдун курит заморскую люльку, не ест галушек, свинины, предпочитает им «жидовскую лапшу». То, что он не пьет горилки, окончательно убеждает Бурульбаша, что тесть, «кажется, и во Христа не верует».
Колдун пытается управлять дочерью – при живом муже! И даже пытается убить зятя на поединке. Когда он целует Катерину, странным блеском горят его глаза. Намек на инцест, беззаконную страсть отца к дочери, прозрачен; окончательно он проясняется в кошмарном сне Катерины. Ей снится, что отец и есть тот самый казак-оборотень, которого они с мужем видели на киевской свадьбе есаула Горобца (этим эпизодом повесть начинается): когда молодых благословляли иконами от схимника старца Варфоломея, имеющими особую «защитительную силу», у этого казака нос вырос на сторону, очи вместо карих стали зелеными, губы посинели, как у черта, а сам он из молодого преобразился в старика, так что все в ужасе закричали: Колдун снова вернулся! Во сне Колдун пытается соблазнить Катерину: «Ты посмотри на меня, <…> я хорош <…>. Я буду тебе славным мужем <…>».
Так происходит завязка сюжета. Но, пробудившись, Катерина помнит далеко не все, что видела ее душа в царстве сна. Следующей ночью пан Данило прокрадывается в старинный замок на темной стороне Днепра, где ляхи (в мире «Вечеров» поляки всегда заодно с дьяволом) собираются строить крепость на пути запорожцев. Сквозь окно он видит отца-колдуна, меняющего свой облик, точь-в-точь как менял его «киевский» казак-оборотень. На Колдуне чудная шапка с «грамотою не на польском и не русском» (т. е. с «каббалистическими» знаками еврейского алфавита или арабско-мусульманской вязью; и то и другое одинаково нехорошо); в комнате летают нетопыри, вместо образов на стенах – «страшные лица». Сквозь прозрачные слои «астрального» света (голубой, бледно-золотой, затем розовый) проходит фигура, белая, как облако, – это душа спящей Катерины. Данило узнает то, что не сможет вспомнить его жена после пробуждения: отец некогда зарезал ее мать; Катериной он пытается «заместить» убитую супругу. Наутро Бурульбаш с ужасом говорит Катерине, что через нее породнился с антихристовым племенем; увы, он прав, но еще не догадывается, какую цену придется заплатить за это родство.
Сюжет о Колдуне стремительно движется к своей кульминации. По прошествии времени отец-Антихрист оказывается в темнице, в цепях; за тайный сговор с католиками (т. е., по логике «Вечеров», с «подмененными», «вывороченными» христианами) его ждет котел с кипящей водой или сдирание кожи. Колдовские чары бессильны против стен, выстроенных некогда «святым схимником». (Символический образ «схимника», наделенного молитвенной властью над темными силами, постоянно возникает в повестях цикла.) Но Катерина, поддавшись лживым уговорам Колдуна, который молит даровать время для искупления грехов – «ради несчастной матери», выпускает отца из темницы. И хотя Данило Бурульбаш решает, что чародей сам выскользнул из цепей, «идеологическая измена» жены мужу уже совершилась. Отец и не получает власти над телом дочери, но его власть над ее душою пересиливает мужнину власть. Ложная кульминация предвещает скорую развязку сюжетной линии Бурульбаша. Пускай отец и не замещает его на супружеском ложе, но зато вытесняет его из жизни.
«Отступничество» Катерины вносит порчу в запорожский мир, нарушает его внутреннее единство: на Украине больше нет порядка, нет «головы». Данило, давно уже предчувствующий близкую смерть, гибнет в битве с ляхами. Однако и Колдун не может торжествовать победу: тризна, которую совершают казаки над Бурульбашем, как бы восстанавливает утраченное было единство. Жертвенной кровью мужа смывается грех жены, и сквозь облака на «Антихриста» смотрит уже чудный лик «дивной головы». Загадка этого образа разъяснится в эпилоге. Пока же Колдун пытается довершить начатое злодейское дело. Он является в снах Катерине, вместе с младенцем перебравшейся в Киев, к есаулу Горобцу. Колдун угрожает дочери убить ее сына, если она не выйдет за отца замуж. И в конце концов убивает невинное дитя. Такова вторая кульминация.