Бенефис для убийцы - Александр Серый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Шикарные бабенки! – сообщил Гоша абсолютно серьезным тоном, изучая нечто метра на три поверх головы Станислава. – Щас бы парочку сюда!
– Справишься ли?
На лице Бицы сложилась гримаса, смысл которой стал ясен только после раздавшегося тоненького «хи-хи-хи».
– Тебя на помощь не позову – не надейся! Хи-хи!
– Завидую твоим способностям!
Широков собирался добавить что-нибудь едкое, но в это время в левом углу холла за лестницей на второй этаж послышались звуки словесной перепалки, приглушенные закрытой дверью комнаты, где она происходила.
– Опять Вероника Костика уму-разуму учит! – пояснил Гоша, прислушиваясь. – Вот баба! Огонь! Ты видел – она лифчик никогда не носит – так торчат, как надо! Я бы с превеликим удовольствием ее поимел…
Внезапно в голосе Бицы зазвучали недобрые нотки, и он произнес с отчетливым ожесточением:
– Ничего… Еще не вечер! Мы себя еще покажем!
Широков поднялся к себе, оставив «сексуального маньяка», как мысленно его окрестил, наслаждаться шоу самостоятельно.
Надя и Медведев сидели на кровати Широкова, вероятно, обсуждая весьма важную тему, коль Ваня полностью утратил контроль над очками, съехавшими на нос в присутствии дамы.
– Вечер добрый! Не помешал? – Станислав постарался, чтобы вопрос прозвучал в меру ехидно.
Ваня пожал плечами, а Реус поправила короткие каштановые волосы и с вызовом посмотрела на вошедшего.
– Пойду еще погуляю, – заявил Широков, заметив полное отсутствие энтузиазма от своего появления.
– Нет! Вы оставайтесь, а мне уже пора!
Надя кивнула ухажеру и выпорхнула из комнаты.
– Запираться в таких случаях надо! – назидательно посоветовал Станислав.
– Стучаться надо! – в тон ему парировал Ваня.
– Я к себе домой пришел!
– Я, заметь, тоже вроде бы дома!
Широков вышел в лоджию подышать воздухом перед сном.
Вечернее небо щедро усыпали звезды. Когда-то в детстве бабушка рассказывала, что у каждого человека есть своя звезда-покровитель, только никто не знает, которая она твоя в сонме созвездий. Но в трудную минуту звездочка поможет – даст знать о себе миганием, и ее свет покажет правильный путь заблудшему, ободрит отчаявшегося, поднимет упавшего. А когда придет время человеку уйти в мир иной, звезда гаснет, передав свое тепло звездам детей ушедшего…
На соседней лоджии послышались голоса и бренчание гитары. Видно, девушки-студентки из девятой комнаты пригласили гостей.
Медведев сел в шезлонг, принеся с собой две бутылки минеральной воды, одну из которых, в знак примирения, протянул товарищу.
– Красотища какая!– восхитился Ваня, нацеливая горлышко куда-то в сторону Млечного Пути.
– Ага, – лениво обронил Станислав.
– Сейчас ребята петь будут…
– Что?
– Не беспокойся, они хорошо поют – нежно!
Под переборы гитары зазвучала спокойная лирическая песня. Солировал высокий мужский голос, а девушки дружно поддерживали припев.
– Часто они так поют?
– По воскресеньям, как я понимаю. Парни – приятели наших соседок. Они отдыхают километрах в пятидесяти от города на турбазе, а подружек навещают только на выходной.
Некоторое время оба молча слушали музыку, прикрыв глаза и потягивая минералку. Из состояния оцепенения их вывел стук входной двери и последовавшее за ним цокание каблучков.
– Десять часов… – шепнул Медведев.– Овечкина на свидание отправилась. Вот дураки!
Широков промолчал.
– Все-то у них по расписанию: выходят ровно в десять, возвращаются через полчаса. Словно, на работу…
Станислав вспомнил взгляд Малина, которым тот сегодня смотрел на любовницу.
«Странные какие-то люди… Странные взгляды… Странные слова… Странный сегодня был день…»
Глава 4.
Утро понедельника выдалось чудесным. Косые солнечные лучи скользили по влажной траве, усыпанной серебристым бисером росы. Стрижи взмывали в небо маленькими стрелами, превращаясь в едва заметные точки на его бирюзовом просторе. Дыхание ветра угадывалось только по едва заметному колебанию листвы на деревьях.
Скрипнула дверь. Широков обернулся, ожидая увидеть Медведева, который заскочил по дороге в туалет, но вместо Вани на крыльце появились вчерашние певицы. Их свеженькие личики светились бодростью.
– Доброе утро! – вразнобой поздоровались девушки.
– И вам того же, – улыбнулся Станислав. – Вы доставили мне огромное удовольствие своим пением. Спасибо!
Подруги понимающе переглянулись, В глазах худенькой блондинки заиграли веселые искорки.
– А что, Яна, может пригласим товарища в следующий раз к нам?
Темноволосая Яна оглядела «товарища» с головы до ног, глубоко вздохнула, демонстрируя волнующую округлость груди под тонкой футболкой, и низким голосом произнесла:
– Нет возражений! Люблю высоких брюнетов с поседевшими висками! Помнишь того художника, Валюта?
Очевидно, воспоминания были забавными, раз блондинка прыснула и прикрыла рот кулачком.
– У вас такие же серые жестокие глаза! – продолжала Яна серьезно, делая шаг в направлении Широкова. – Ах, не смотрите на меня так!
С напускным отчаянием девица запрокинула голову и театральным жестом закрыла ладонью глаза.
– Браво! – зааплодировал Станислав. – Великолепно! Шекспир? Островский? Кто?! В каком же спектакле я это видел?
Валя расхохоталась. Артистка еще крепилась, пытаясь сохранить избранный образ, но потом не выдержала и тоже засмеялась, лукаво посматривая на зрителя.
– Чувство юмора есть! – констатировала она. – Вы нам подходите…
– Станислав, – подсказал подошедший Медведев.
– Считайте, что мы вас пригласили! – сообщила Валя, увлекая подругу на аллею.
– Куда? – крикнул вдогонку Ваня, заинтригованный увиденным.
– Он знает! – обернулась Яна, одарив Широкова многозначительным взглядом.
Мужчины двинулись следом.
– Так куда нас пригласили?
– Не нас, а меня, – поправил Станислав. – Где пропадешь? На завтрак же опоздаем!
– Ты письмишко жене отправил? – с невинным видом поинтересовался Ваня.
– Написал-написал! – заверил Широков, прибавляя шаг.
После завтрака Широков с Медведевым на минутку забежали домой за полотенцами: рабочая неделя началась, а с нею возобновилось лечение.
На огибающем здание газоне возилась с цветами Татьяна Андреевна. Съехавшая набок докторская шапочка в сочетании с растрепавшимися волосами придавали Лосевой немного неряшливый вид, что было необычно для всегда подтянутой, следящей за собой женщины.
– Утро доброе! Да здравствует хорошая погода! – воскликнул Станислав.
Лосева выпрямилась, прищурила близорукие глаза и печально улыбнулась.
– Уж не заболели ли вы, Татьяна Андреевна?
– Похоже? – с беспокойством переспросила женщина.
– Ну-у… – растерялся Широков. Ему не хотелось казаться невежливым.
– Сердце разболелось… Да и давление…
– Снова – сердце?
– Он погоды, наверное…
– Татьяна, Андреевна, при такой погоде наоборот организм оживает! – вмешался Ваня. – Солнце же!
– Это вам, молодым, солнце в радость. А нам эти колебания погоды только неприятности доставляют.
– Тю… Нашли старушку!
– Конечно! Старуха и есть! – невесело усмехнулась Лосева.
– Вот я вам покажу старуху! Как приглашу в клуб на танцы! Всем нос утрем!
– Перестаньте, Ванечка, какие танцы?!– отмахнулась та. – Совсем меня в краску вгоните!
– Я абсолютно серьезно!
Кавалер подскочил к даме, кланяясь и расшаркиваясь.
Про себя Широков отметил, что теперь женщина засмеялась совершенно искренне, раскованно и следы усталости исчезли с ее лица.
– Ладно, хорошие мои, бегите, а то опоздаете!
Для убедительности Татьяна Андреевна махнула рукой в сторону лечебного корпуса.
Широков добросовестно высидел в очередях и принял все назначенные врачами процедуры. Затем затарился новой порцией бутылок минеральной воды, которой местные медики приписывали массу целебных свойств. Возможно, так оно и было на самом деле, хотя на вкус ничего особенно не ощущалось в отличие, скажем, от «Боржоми».
Медведева в комнате не было. Станислав посмотрел на прочитанный от корки до корки «Огонек» и решил сходить в библиотеку. По существующему здесь порядку для этого следовало выписать талон у горничной.
Широков спустился на первый этаж, но в служебной комнате Татьяны Андреевны не обнаружил. Отсутствовала она и в кабинете врача, расположенном наискосок через холл. Наконец, Станислав обратил внимание на открытую дверь кладовки слева от парадной лестницы.
Полуподвальное помещение, служившее, как видно, хранилищем хозинвентаря и всякого рода ненужного хлама, освещалось лишь одной лампочкой, болтавшейся у потолка. Вниз вело несколько щербатых ступенек.
