Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому сражение за умы в этом принципиально важном вопросе носило не только абстрактный характер, но и всегда имело политическое значение. Официальный советский дискурс памяти о Второй мировой войне, конечно, имел определенные идеологические фильтры, но в целом, особенно в главном, достаточно объективно отражал реальную историю, роль СССР в достижении Победы и в освобождении мира от немецко-фашистской агрессии.
* * *Атака на историческую память о Второй мировой войне, о роли в ней СССР, в том числе об Освободительной миссии Красной Армии, особенно усилилась в период демонтажа советской системы и геополитической катастрофы распада соцлагеря и Советского Союза. Однако фальсификации истории Второй мировой войны имели целью не только подрыв ценностной основы советского общества для его развала. Они продолжились и тогда, когда «победители» в «холодной войне» лихорадочно осваивали «советское наследство».
После распада «социалистического лагеря» и СССР исчез один из полюсов «холодной войны». И не произошло ничего удивительного: победители в ней стали формировать и навязывать всему миру свою версию истории. Кардинально логика формирования Западом памяти о войне не изменилась, но была дополнена некоторыми принципиально важными моментами.
Рухнула расстановка сил, обусловившая ялтинско-потсдамское мироустройство. США стремились прибрать к рукам все наследство (геополитическое, экономическое, но также и ценностно-символическое) побежденных, то есть в первую очередь СССР. США, стремившиеся сформировать и закрепить модель однополярного мира, сокрушали остатки системы безопасности, созданной Ялтинско-Потсдамскими решениями.
Интерпретация, даже переформатирование исторической памяти стало инструментом достижения целого ряда политических целей: включения в свою орбиту сначала восточноевропейских стран, затем – новых постсоветских государств, ослабление (в том числе и морально-политически) постсоветской России. Интерпретация исторической памяти о Второй мировой войне стала инструментом утверждения нового курса бывших стран Восточного блока и ряда постсоветских стран (Прибалтики, Украины), доказательства их лояльности заокеанскому сюзерену через демонстрацию враждебности России, утверждение антироссийских версий истории, особенно фальсификации Освободительной миссии Красной Армии.
Западные версии конца Второй мировой в целом сохранились, но стали более открытыми, наглыми, откровенно антироссийскими, версия новой оккупации – доминирующей. Началось не просто забвение и вытеснение памяти о советском солдате-освободителе, а ее осквернение. Дело дошло до сноса памятников советским воинам, положившим свои жизни за свободу и даже существование народов Европы, преследования советских ветеранов войны в ряде стран, героизации прихвостней немецко-фашистских оккупантов. Удивительно, но даже в тех странах, народы которых были обречены на рабское существование под сапогом третьего рейха и даже физическое истребление как «недочеловеков» (например, в такой славянской стране, как Польша, нация которой была обречена немецкими нацистами на геноцид), в официальной исторической пропаганде доминирующим становится формирование негативного образа советского солдата как «насильника и оккупанта».
«Перестройка» в Советском Союзе, распад мировой соцсистемы, а затем и СССР привели не только к радикальному изменению «идеологического ландшафта» на планете, но и геополитической карты мира. «Победители» в «холодной войне» постарались максимально освоить не только советское геополитическое, но и ценностно-символическое наследство. Поскольку Вторая мировая война являлась ключевым событием XX в., на итогах которого строилось все послевоенное мироустройство вплоть до начала 1990-х годов, то с распадом двухполюсного мира сохранение единственной сверхдержавы – США, которые стали осуществлять глобализацию по-американски и претендовать на мировую гегемонию, вызвали у них стремление окончательно переписать историю, прежде всего той войны, уже не только в ключе присвоения основных заслуг в Победе над нацистской Германией, но и в максимальной дискредитации СССР (приравнять Сталина и Гитлера, нацистскую Германию и СССР, агрессора и его жертву, «переформатировать» ключевые оценки, в частности представить освобождение со стороны СССР европейских стран как новую оккупацию, перенести акценты с позитивных сторон действий Красной Армии на негативные, используя целую систему приемов фальсификации – забвение, некорректную трактовку событий и явлений, раздувание единичных негативных фактов, представление их как основной тенденции, обобщение и генерализацию, прямые подтасовки и фальсификации и т. п.).
Со временем возможности для фальсификаций и манипуляции социальной памятью о войне увеличились. Во время войны и сразу после ее окончания всем было ясно – кто есть кто. Но сменились поколения, и сегодня многие не знают даже – кто с кем и на какой стороне воевал. По данным исследования, проведенного британским агентством ICM Research, граждане Великобритании, Германии и Франции считают, что от фашизма Европу освободили американские войска, а заслуги Красной Армии признали лишь 13 % респондентов[589]. Многие американцы считают, что СССР был союзником Гитлера. Это очень выгодная позиция «смешения» ролей, и она особенно проявилась после распада СССР. Понятие «освобождение» во многих странах стали заменять на понятие «советская оккупация», «установление тоталитарного режима», лишение независимости и т. п. И если США в контексте «холодной войны» использовали эту тактику для подрыва позиций своего идеологического и геополитического конкурента, то в постсоветский период ее используют также многочисленные осколки «социалистического лагеря» и «советской империи» как для выстраивания национальных мифов (через формирование образа врага в лице СССР и его наследницы – постсоветской России), так и для демонстрации лояльности заокеанскому сюзерену.
Конструирование исторических мифов, в том числе об истории Второй мировой войны, является важным инструментом самоутверждения новых постсоциалистических государств, средством поиска их идентификации, и прежде всего, за счет России и ее исторического наследия, особенно искажения роли СССР во Второй мировой войне, ибо большинство этих государств в их нынешних границах явились продуктом итогов той войны и победы Красной Армии. В каждой из стран проводилась в той или иной степени сформированная политика памяти, которая имела основной целью ретрансляцию официальной версии войны в массовое сознание (через систему образования, СМИ и т. д.).
Огромное влияние на историческую память, на оценки минувших военных событий оказывают политические элиты, находящиеся в определенный период у власти и ориентированные во внешней политике на сохранение либо пересмотр итогов Второй мировой войны. В этом процессе, как правило, задействованы геополитические, а также текущие политические, экономические и другие интересы. В механизмах интерпретационных изменений исторической памяти особую роль играет влияние доминирующих смысловых контекстов общества, особенно его идеологические трансформации.
Например, некоторые народы, чьи страны участвовали в войне на стороне нацистской Германии, в противовес политике правящих в то время режимов старались подчеркнуть борьбу своих антифашистов. Другие, напротив, пытаются завуалировать и даже оправдать преступления своих соотечественников, сотрудничавших с нацистами, возводят их в ранг национальных героев, как это происходит в прибалтийских государствах, в современной Украине. Но рассматривают их не как предателей, нацистских преступников, а как борцов за национальную независимость, национальные интересы, создавая мифы, ничего общего не имеющие с исторической реальностью. Здесь психологические механизмы используются в конкретных политических целях. Поразительно, но факт: элиты этих народов, выбравшие «европейский» вектор развития, опираются в самоидентификации своих стран не на реальный вклад своих народов в разгром нацизма (а они входили в состав СССР, огромная часть их населения воевала в составе Красной Армии и пала в борьбе с фашистской агрессией либо стала жертвой немецкой оккупации), а на исторические мифы о «борцах с советским тоталитаризмом», «советской оккупацией» и т. п., реально – на героизацию пособников немецко-фашистских агрессоров, на прославление коллаборационистов, «отметившихся» военными преступлениями (участие в карательных операциях, преследование антифашистского сопротивления, расправы с советскими активистами и их семьями, массовое уничтожение еврейского населения и т. п.). Эта историческая политика осуществляется в контексте утверждения радикального национализма вплоть до возрождения нацизма по-украински, по-латышски и т. д., разжигания русофобии и т. д. Причем все эти «выверты» своих подопечных «западные демократии» старательно «не замечают».