Холодные рассветы - Яна Бендер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что я должна ответить? – устало вздохнула она.
– Ты готова провести со мной остаток своей жизни, не внушая себе, что ты – жертва собственной судьбы, обреченная на брак с нелюбимым? Или ты хочешь кардинально изменить всё, навсегда покинув мой дом?
Она отвернулась от него, глядя в окно, за которым расцветала весна.
– Как я могу отказаться от тебя, когда ты помог мне возродиться из пепла? – она не могла смотреть ему в глаза – ей было стыдно. – Ты сделал меня такой, какой я являюсь теперь. Ты подарил мне новую жизнь, ведь от старой я отказалась, посчитав, что брак с тобой позволит мне считать себя поистине несчастной. Так что с того, что я думала так глупо? – она отстранилась от стекла, вновь обратив свой взор на собеседника. – Я не хочу, чтобы между нами были недосказанные слова. Мы оба ходили по тонкому льду, изучая друг друга. Лишь в одном мы отличались: я была диким зверьком, которого ты приручал, когда тот забивался в угол. Тебе удалось это сделать. Теперь я – твой ручной питомец, как бы смешно это не звучало. Мы оба постарались на славу, создав себе образы, которые далеки от реальности. Будем продолжать? Или попробуем вернуть себе истинную сущность? Я хочу узнать тебя! Узнать тебя настоящего! Мне всё равно, какой ты в действительности, ведь я уже смогла ощутить на себе глубину твоих чувств. Она утопила меня, и я, поверь, не собираюсь выплывать из неё. Так позволь мне захлебнуться, не взирая на всю горечь правды, которую, быть может, ты скрываешь под маской.
Он вздохнул, отведя взгляд, потом неловко улыбнулся, словно готовился признать её правоту, обличившую его, но это было не так.
– Ты думаешь, что всё мое поведение полно лжи, – начал он. – Тебе кажется, что никто не способен любить так, как я люблю тебя, а точнее показываю это тебе. Но ты ошибаешься. Всё, что я делал, я делал искренне. Ни в одном моем слове, деле и даже помышлении не было и доли обмана. Да, я, можно сказать, боготворю тебя, но за что я должен тебя не любить? Ты полна жизни, света! Ты наполнила солнцем мои серые будни… И что, что ты меня не любила? Я знал, что мне удастся изменить твое мнение о себе, ведь я любил за нас двоих. А теперь, позволь мне разделить эту участь с тобой. Пусть сорок на шестьдесят, или даже двадцать на восемьдесят, но… «Моей огромной любви хватит нам двоим с головою…» – он процитировал песню знаменитой исполнительницы и слегка усмехнулся. – Что скажешь?
– У нас дома есть пельмени? – неуместно прозвучал её вопрос.
– Да, – несколько растерялся он.
– Поехали, – гораздо бодрее предложила она. – Вечером нам будет не до готовки. Я ужасно по тебе соскучилась и нуждаюсь в тебе, как никогда раньше, – как-то буднично прозвучали её слова, но Никольский оценил их значимость, ведь она так боялась показать свои настоящие чувства, что этот её первый шаг на пути к исправлению казался невыносимо трудным, но она его сделала, и теперь всё будет иначе.
Он завел двигатель, провернув ключ в зажигании, и мельком взглянул на жену.
– Влад, – её голос прозвучал как-то неуверенно.
– Что? – отозвался он, пока они всё ещё стояли на месте.
– Поцелуй меня, – в интонации проскользнула детская наивность.
Он посмотрел на неё с улыбкой, потом перегнулся через центральную консоль, где находился рычаг передачи. Она тоже приблизилась к нему. Губы соединились в едином касании, оставляя всю горечь оконченного разговора позади. Им обоим казалось, что именно так начинается новая ступень в их отношениях, новый этап… и новый уровень в этой игре, в которой, как они оба искренне надеялись, будет «ничья».
Владислав бросил ключи от машины на полку в прихожей. Плащ с её плеч повисло на вешалке. Его кожаная куртка свалилась где-то рядом с её верхней одеждой. Свет был выключен, а за окнами сгущались сумерки. Неловкий вздох. Ужин будет потом, а сейчас, пока сердца бешено бьются в груди, нельзя терять ни минуты.
Её руки скользнули под его футболку. Через секунду черная ткань отлетела в угол гостиной, обнажив его мощный торс, покрытый биомеханическим татуированным узором. Дверь в спальню распахнулась, громко звякнув ручкой, ударившейся о стену. В полумраке кровать манила к себе, вырисовывая мягкий контур заправленного одеяла.
Он расстегивал пуговицы на её рубашке. Одну за одной, зайдя ей за спину, касаясь губами тонкой кожи на шее, ненавязчиво заставляя отклонить голову в противоположную сторону.
– Влад… – простонала она, поворачиваясь к нему, когда края её одежды окончательно разошлись в стороны.
– Nomina sunt odiosa6, – почему-то всплыл в его памяти афоризм, который он, собственно, и озвучил.
Она поняла, о чем он говорил, пусть и на мертвом языке, что, казалось, так похож на итальянский… сейчас это было уже неважно. Он бережно положил её в мякоть постели, покрывая колкими поцелуями тело.
– Я так по тебе скучала, – выдохнула она, когда их тела слились в единое целое, а её пальцы сжали мышцы на его руках.
– И я по тебе, – прошептал он, склонившись над ней, касаясь губами ледяного лба, на котором проступил пот.
Лена вернулась в реальность из сонной дремоты, в которую она провалилась после горячего времяпрепровождения со своим мужем, спустила ноги на пол, укрывшись покрывалом, скомкавшимся возле изножья. На часах было немного за полночь. Босиком она тихо пробралась в кухню, откопала в шкафах небольшую кастрюлю, набрала в неё воды и поставила на огонь, включив газовую плиту.
Влад, по крайней мере ей так показалось, уснул где-то полчаса назад, хотя… Как она могла судить о времени, если сама ещё мирно спала на его груди несколькими минутами ранее?
Жидкость вскипела, и Ермолаева полезла в морозильную камеру за пачкой пельменей.
– Сойдет, – беззвучно протянула она, поднимаясь с пола.
– Проголодалась? – усмехнулся Никольский, показавшись в проеме, будучи одетым в домашние джинсы.
– Ух, – вздрогнув и чуть не уронив упаковку с полуфабрикатом, вскрикнула Лена, – напугал. Будешь? – она кивнула в сторону кастрюли.
– Буду, – сразу согласился он, однако на его губах проскользнула едва заметная
