Русские хроники 10 века - Александр Коломийцев

На рождественских молениях на Красной Горке у священного дуба столковался Голован с городнянскими и своими мужиками, что на рать уходили. Городнянские поведали: по наказу князя боярин давал сани до Киева добраться. Без княжьего наказа, пожалел бы коней, пришлось бы пеши топать. Желан отдал сыну боевой лук с тремя десятками стрел, Млава навесила на пояс, да на шею обереги, натолкала полную сумку едомого. На второй день нового года поклонился Голован отцу-матери, отчему дому, родовичам, собравшимся во дворе, отправился искать долю. Млава перекрестила сына, Житовий проводил брата до Городни.

Часть 3

Крещение

Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению; а противящиеся сами навлекут на себя осуждение.

Вот жертва наша – это мёд Сурья о девяти силищ, людьми на Солнце-Сурье оставленный на три дня, затем сквозь шерсть процеженный. И это – есть и будет нашей жертвой богам истинной, какую суть наши праотцы давали. Ибо мы происходим от Дажьбога, и стали славны, славя богов наших, и никогда не просили и не молили их о благе своём. И вот боги говорят нам: «Ходите по Руси и никогда к врагам!»

Высек те слова в плоти Сварог – он узнал их от Рода Небесного. Рек небесный Бог:

– Чады вы мои! Знайте, ходит Земля мимо Солнца, но мои слова не пройдут мимо вас. Дети Рода небесного! Родичи! Знайте, люди, законы мои! Поучение слов моих слушайте!

Вы потомки Сварога – сварожичи! Вы потомки Перуна, русалки Роси! Люди русские, русичи, слушайте!

Почитайте друг друга, сын – мать и отца, муж с женою живите в согласии. На едину жену должен муж посягать – а иначе спасения вам не узнать.

Убегайте от Кривды и следуйте Правде, чтите род свой и Рода небесного.

Глава 1

1

Древлянский полк собирали в Белгороде. Как ни стремился Добрыня обустроить своё любимое детище, к приёму такого количества ратников город не был готов. Жили в тесноте. По утрам в курных избах, промерзающих истобках воздух становился вязким от людского дыха, испарений сушившихся онуч, поршней. Поначалу в десятки, сотни сбивались по весям, сёлам. Воевода Всеслав решил по-иному, перемешал и десятки, и сотни. Теперь в десятках молодёжь, доселе ни меча, ни копья в руках не державшая, соседствовала с бывалыми мужиками, не единожды побывавших в бранях. Воевода хотя и не числился в ближних, был княжьим мужем, состоял в старшей дружине. Сотниками назначили тоже дружинников, а десятинниками поставили толковых, находчивых мужиков, воями повидавших кровавые сечи.

Голован попал в пешцы, в десяток искоростеньского ковача Нежебуда. В избах не засиживались. С утра до вечера постигали бранную науку – бились палками, метали сулицы, стреляли из луков. На третий день сивоусый Нежебуд с обрубком вместо правого уха похвалил, да тут же и побранил Голована:

– Что удара не боишься, не робеешь, то добре, а что как лось прёшь, то худо. Изворачиваться надо, удары отбивать, – и в который раз принялся объяснять и показывать.

Побранил молодого воя и сотник Жировит, проводивший смотр вверенного ему воинства.

– Лук-то у тебя чей?

– Отцовский.

– А что, ни меча, ни копья у отца нет? Или пожалел сыну отдать, на князя понадеялся?

– Меч был, сказывал, клинок обломился. Копья не было, рогатина была.

– А рогатина где ж?

Голован помялся.

– Потерялась, – ответил, глядя в землю. Где и как потерялась, уточнять не стал.

– А в Городне почто меча не дали? – сердито допытывался сотник, хотя сердиться следовало не на молодого воя, впервые отправлявшегося в поход, а на боярина, снаряжавшего рать.

– Я не городнянский, потому и не дали, – раздражился в свою очередь Голован. – Я из Ольшанки, мы вольные, не боярские.

– Беда с вами, с заселшиной, – проворчал сотник и двинулся дальше вдоль нестройного ряда.

Древляне в сравнении с киянами вооружены были много хуже. У того меча нет, у того копья, тот с топором, коим деревья подсекают, пришёл. Поднепровский житель, горожанин, смерд ли, жил под постоянной угрозой нападения степняков, потому и держал оружие в исправности. До древлян же кочующие орды грабителей добирались редко.

Через пару седмиц наведался в Белгород верхний воевода, сам Добрыня. С воями ближний боярин держался запросто, не чинился, не в пример городнянскому вотчиннику. Несмотря на мороз, весь день провёл на майдане, смотрел на обучение молодых ратников. Войдя в азарт, сам показывал удары, да всё с шутками, прибаутками. Трапезничал вместе с воями, в хоромины не ушёл. За обедом наставлял:

– Ромей – вой крепкий, искусный. Медведь с виду – уж какой телепень. А поди-ка возьми рогатиной. Потому и мечом, копьём, и топором учитесь биться, иначе домой не вернётесь. Но и бояться ромея не след. Ромей ближнего боя не любит. Искусны греки и мечами, и копьями биться, а всё ж в ближнем бою русич крепче духом. Потому князь Святослав меньшим числом ромеев бил. В брани не робейте, дрогнет ромей, побежит. Но всё же биться учитесь добре. Дух духом, но владеть мечом надобно. Ежели синяков десятинник наставит, терпите. То не по злобе, а в науку. Лучше сейчас с синяками ходить, чем в брани живота лишиться. Особо готовьтесь отбиваться от вершников, – склонив голову, Добрыня поскрёб пятернёй затылок, сказал, словно бы виноватясь: – Правду молвить, ромейские вершники посильней наших будут, больше у ромеев вершников, чем у нас. Главное, как вершники налетят, не забояться, стоять на месте, ряды не рушить, стену не ломать. Знайте: ряды разомкнёте, побежите – вершники всех перерубят. Будете стоять стеной – и против тьмы вершников оборонитесь. Передние – копья наставляйте, не давайте грекам рубить, задние – стрелы мечите. Ежели грек в броню закован, коня бейте.

Про цель похода ни воевода, ни сотники впрямую не объявляли, но всё воинство знало: рассорился князь Владимир с ромеями, на них удар готовит. Добрыня первый про ромеев заговорил, но про Корсунь не заикнулся. Ратники пребывали в уверенности – на Царьград пойдут.

2

Жизнь Голована круто изменилась. Изменилась не только внешне, но и внутренне. Исчезли обычные для смерда заботы. Не мычала, не хрюкала животина. Иной раз спохватывался среди ночи, который день не выгребал навоз из одрины да пригона, где стояли корова с нетелью и бычком. То была его забота – выкидывать навоз. Теперь спину свернёшь, пока выгребешь. Сонное дыхание, храп, наполнявшие избу, возвращали к действительности. Теперь у него иные заботы – из заселшины обратиться в ратника. Ратная наука – метание сулицы, стрельба из лука, бесконечные поединки на палках – праздному взгляду представляются ребячьей забавой. На самом деле, пока доберёшься вечером до постели, семь потов сойдёт. К телесным тяготам не привыкать. Сельский парень после целого дня косьбы ли, молотьбы, от коих и спину ломит, и руки-ноги отваливаются, умылся колодезной водицей, повечерял и – откуда силы берутся – колобродит со сверстниками едва не до зари.

Усвоив приёмы ближнего боя, новоиспечённые ратники надеялись на отдых, ан не тут-то было. Теперь с утра выходили за городские кромы, в поле, бегали по колено в мокром, тающем снегу. Десятинники и сотники горло сорвали, пока добились толку. Ратники по звуку рога учились собираться у стяга, строиться в ряды, стоять стеной. Но стена должна была не только стоять, но и двигаться, вот тут-то десятинники с сотниками и надрывали глотки, ибо через десяток шагов стройные ряды смешивались и стена превращалась в толпу. Голована, вооружённого луком и топором с узким лезвием, поставили в третий ряд. В первом ряду стояли бывалые ратники с круглыми щитами, копьями и крыжатыми мечами. В отличие от верхнего воеводы Добрыни, воевода Всеслав предпочитал тяжёлые крыжатые мечи, коим, ежели рука крепка, можно и шелом проломить.

Более телесных досаждали душевные муки. Ему, все свои девятнадцать лет прожившему в лоне верви, где всяк знаком с детства, едва белый свет узрел, тягостно было поначалу находиться целыми днями в колготне среди незнакомых, чужих людей. Всё же мало-помалу свыкся, разглядел в общей массе своих – ольшанских, дубравинских да городнянских. Пусть представлялись они редкими вкраплениями в безликом сонмище чужих людей, всё же было с кем словом перемолвиться. Время всё сглаживает, к весне своими стали все полчане. Впервые оторванными от дома были все молодые парни, не один Голован. Всякий понимал, не на вечёрку с пивом собираются, на кровавую сечу. Потому ни вражды не случалось, ни свары не затевались. Каждый искал дружественного сближения. В сече рядом надобно иметь доброго, верного друга и товарища, а не злокозненного недруга. Не распри, другое терзало по ночам молодых парней. Как оно выйдет – схватиться с чужим воем, у коего в мыслях одно – лишить тебя жизни. Старшие мужики, ходившие в походы и встречавшиеся со смертью лицом к лицу, посмеивались: «Не боись, он тоже тебя боится. Тут дело такое, кто кого перебоится».