Соломон Кейн. Клинок судьбы - Роберт Говард

Засверкали мечи и копья. Кейн видел, как чернокожие воины падали, подобно спелым колосьям под серпом, только вместо серпов были дротики и мечи ассирийских жнецов. Конечно, не все мертвые тела принадлежали соплеменникам Сулы; но на каждого убитого ассирийца приходилось по меньшей мере десять чернокожих…

Теперь нападавшие отступали уже по всему фронту. Железные ряды наконец сдвинулись с места, быстро, но в полном порядке. Они пошли через равнину, стреляя на каждом шагу и добивая кинжалами раненых. Пленных не брали. Из сулаев получались весьма скверные рабы… в чем Соломону и выпало тотчас же убедиться.

Все пришедшие в комнату Кейна не отрывались от окон, не в силах отвести глаза от кровавого зрелища. Сула стоял позади, и его грудь неистово вздымалась. Крики гибнущих соплеменников будили жажду вражеской крови, всегда дремавшую в сердце храброго воина, обращенного в рабство. И наконец, издав вопль, достойный взбешенной пантеры, Сула прыгнул прямо на спины своих хозяев. Прежде чем кто-либо из них успел сделать хотя бы движение, он выдернул кинжал из ножен на поясе Шема и по рукоятку всадил его между лопаток Ямену. Жрец завизжал, как раненая женщина, и, обливаясь кровью, упал на колени. Оба эламита бросились на восставшего раба. Шем попытался перехватить его руку, но не успел. Сула и второй эламит уже сплелись в один клубок, и ножи обоих моментально окрасились кровью.

Они катались по полу со сверкающими глазами и пеной на губах, нанося удар за ударом. Шем все пытался схватить Сулу за руку, но сам попал под удар катящихся тел и был отброшен в сторону. Не удержавшись на ногах, он растянулся у самого ложа Кейна…

Подняться он уже не успел. Закованный в цепи англичанин прыгнул на него сверху, словно большая и очень свирепая кошка. Настал-таки миг, которого он так долго ждал!.. Наконец-то он добрался до Шема!.. Эламит попробовал встать, но колено Кейна врезалось ему в грудь, проломив ребра. Железные пальцы пуританина сомкнулись на его глотке. Соломон почти что не обращал внимания на отчаянные усилия эламита, который бился, как дикий зверь, пытаясь вырваться из его хватки. Глаза англичанина застлал багровый туман. Он видел только, как ужас все больше наполнял безжалостные зрачки Шема. Вот они, наливаясь кровью, выкатились из орбит… вот из раскрытого рта вывалился язык… Бритая голова все сильнее запрокидывалась назад, и наконец его шея хрустнула под пальцами Кейна, словно переломленный сук, и мускулистое тело безжизненно обмякло.

Мгновенным движением англичанин сорвал с пояса мертвого заветный ключ. Еще мгновение — и он избавился от цепей, и вместе с ощущением свободы хлынул невероятный восторг. Он оглядел комнату, превращенную в побоище… Ямен испускал дух, растянувшись на каменных плитах. Сула и второй эламит лежали мертвыми. Оба они буквально изрезали один другого на куски, но ни один так и не разжал рук, закостеневших в железной хватке…

Кейн во весь дух кинулся вон из комнаты. Никакого плана действий у него не было; он хотел только поскорее выбраться из храма, который успел возненавидеть хуже ада. Он промчался по галереям, не встретив на пути ни души. Похоже, все храмовые прислужники столпились на стенах и наблюдали за битвой. Только на самом нижнем этаже Соломону пришлось столкнуться нос к носу с каким-то стражником. Пока воин с глупым видом таращил на него глаза, стремительный кулак Кейна разнес челюсть, заросшую смоляной бородой, и отшвырнул его, без сознания, прочь. Не теряя времени, Кейн завладел тяжелым дротиком воина. Неожиданная мысль посетила его: а что, если на улицах окажется так же пусто, как и в храме? Что, если все население занято созерцанием битвы? Чего доброго, еще и удастся незамеченным пересечь город и перелезть стену у озера…

Он пробежал через лес колонн, загромождавших храм, и выскочил наружу сквозь величественный портал. Небольшая группа людей, стоявших там, с криками разбежалась при виде растерзанной и весьма странной фигуры, неожиданно вылетевшей из храма. Кейн со всех ног помчался по улице, что вела прочь от ворот, где происходило сражение. Не многие попадались ему на пути. Думая сократить дорогу, пуританин свернул в какой-то переулок… и услышал за углом громовой рев.

Как раз впереди он увидел четверку рабов, несших разукрашенные носилки вроде тех, в которых здесь путешествовали по улицам вельможи. В носилках сидела молодая девушка: наряд, разукрашенный самоцветами, выдавал в ней знатную и богатую даму. Вновь послышался рев, и из-за угла прыжком выскочил громадный бурый зверь. Лев!.. Лев на городских улицах!..

Рабы выронили носилки и с воплями припустили наутек. Жители, заполонившие крыши домов, испуганно кричали. Закричала и девушка, всего один раз. Поднявшись на ноги, она оказалась как раз на пути у чудовища. Ужас сковал ее: она могла только стоять и смотреть на приближающуюся смерть…

В первое мгновение, услышав рык зверя, Соломон Кейн исполнился яростного восторга. Так ненавистен был ему Нинн, что мысль об опасном хищнике, бродящем по улицам и пожирающем его бесчеловечных обитателей, доставила пуританину истинное наслаждение. Но при виде несчастной девчонки, готовой вот-вот отправиться в пасть людоеда, в его сердце пробудилась жалость и подвигла Кейна к немедленным действиям.

Лев уже взвился в последнем прыжке, когда пуританин метнул дротик, вложив в этот бросок всю силу своего закаленного жилистого тела. Острие ударило как раз под могучую лопатку зверя, насквозь пронизав рыжевато-бурую тушу. Из глотки чудовища вырвался оглушительный рев. Оно словно бы натолкнулось в полете на стену, и стена отбросила его в сторону. Раздирающие когти не впились в хрупкое девичье тело — зверь в своем падении лишь зацепил ее тяжеловесным мохнатым плечом, отшвырнув далеко в сторону…

Начисто позабыв всю опасность своего собственного положения, Кейн подоспел к девушке и подхватил ее на руки, пытаясь понять, не ранена ли она. Это последнее оказалось легче всего, благо ее одежда, как и у всех знатных ассириек, состояла в основном из украшений и открывала куда больше, чем прятала. Девушка была перепугана до полусмерти, но отделалась лишь несколькими синяками.

Соломон осторожно поставил ее на ноги и обнаружил, что их уже окружил любопытный народ. Кейн стал решительно проталкиваться наружу, и никто даже не попытался его остановить. Внезапно, откуда ни возьмись, появился жрец и закричал что-то, указывая на него пальцем. Народ шарахнулся в стороны, но к месту происшествия уже спешила дюжина воинов в доспехах и с дротиками наготове. Кейн повернулся к жрецу, в душе его клокотала бешеная ярость. Он уже собирался броситься на стражников и умереть, но прежде нанести им какой-никакой урон, хотя бы и голыми руками… Однако в это время на улице гулко отдались шаги марширующих воинов, и из-за угла появился отряд. Похоже, эти люди только что вернулись с поля брани: наконечники их копий все еще были красны от крови.

Девушка, спасенная Кейном, вскрикнула и метнулась вперед, чтобы повиснуть на крепкой шее молодого военачальника, шагавшего во главе отряда. Она стала что-то быстро-быстро говорить ему — что именно, Кейн, естественно, разобрать не сумел. Выслушав девушку, военачальник отдал короткий приказ, и стражники отступили. Сам же он приблизился к Кейну, показывая ему пустые ладони и улыбаясь. Он держался исключительно дружелюбно, и англичанин понял: молодой воин старался как мог отблагодарить его за спасение девушки, без сомнения приходившейся ему сестрой либо возлюбленной. Жрец бушевал и бранился, но юный вельможа ответил ему лишь несколькими краткими словами и жестом пригласил Кейна следовать за собой. Англичанин заколебался, не в силах заставить себя вот так сразу довериться неизвестно кому. Тогда молодой военачальник вытащил из ножен свой собственный меч и протянул его Кейну рукоятью вперед. Соломон подумал и взял оружие. Почем знать, может, местные правила хорошего тона предписывали отказаться. Однако у Кейна не было никакой охоты рисковать, а с оружием в руках он сразу почувствовал себя увереннее…

Возвращение Соломона Кейна

Над скалами белые чайки вилисьИ пеной хлестал прибой,Когда наконец кочевая жизньЕго привела домой.

Под ветром шуршал прибрежный песокИ к ночи клонился день,Когда в свой маленький городокПришел Соломон Кейн.

Народ сбегался с разных сторонИ следом валил толпой:Он шел, как призрак былых времен,По уличной мостовой.

Он все смотрел и смотрел вокруг,И странен был его взгляд.Он видел столько горьких разлукИ вот — вернулся назад.

В таверне старой сквозь гул голосовПоскрипывали слегкаСтропила из девонширских дубов,Помнившие века.

Кейн поднял пенную кружку в честьПавших в давнем бою:«Сэр Ричард Гренвиль сиживал здесь…С ним я ходил на юг.

Тела мертвецов с собой унося,Текла по палубам кровь:На каждое наше по пятьдесятИспанских было судов!

Сбитые мачты падали вниз,Мечи ломались в руках,Но только яростней мы дрались,И прочь отступал страх!

Длилась багровая круговерть,И новый рассвет вставал,И сотни стволов изрыгали смерть,Когда Ричард Гренвиль пал.

Каждому с ним наступит пораЧашу испить одну…Но лучше б нам было взорвать корабльИ с честью пойти ко дну!»

Пожар отражался в его глазахИ океана зыбь.А по запястьям — рубцы на рубцах:Память испанских дыб.

«А как, — он спросил, — поживает Бесс?Я скверно расстался с ней…» —«На могиле ее воздвигнули крестТому уж немало дней».

«Прах к праху!.. — он молвил. — Конец земной —Могильная тишина…»А ветер стонал и бился в окно,И восходила луна.

Скользили по лику ее облака,Когда Соломон КейнНеторопливо повел рассказО виденном вдалеке:

«В безбрежном лесу, на чужих ветрах,Под багровой звездойВ глухую полночь рожденный СтрахСвивает свое гнездо.

Я видел черное колдовство,Которого больше нет.Оно отвращало и естество,И самый Господень свет.

Там в городе, старом, как Смерть сама,Жила бессмертия дочь.Во взгляде ее — безумия тьма,Кровавого пира ночь!

Там грудами скалились черепаВо славу красы ее.Там крови требовала толпа —Несытое воронье.

Царица была вторая Лилит —Огонь и кровь на челе!И был поцелуй ее ядовит…Теперь она спит в земле.

Сразил я вампира, что высосал кровьУ черного князя из жил.А после блуждал меж серых холмов,Где мертвый народ жил.

Господь не оставил меня в тот день,Орудьем гнева избрав,И я оградил племена людей,Земное земле отдав.

Я демонов видел в ночи полет,И кожистых крыльев песньСперва мое сердце вковала в лед,Потом позвала на месть.

Но все это в прошлом!.. Родной порогМеня наконец манит.Я стал староват для долгих дорог,Забравших мои дни.

Довольно сражений и дальних стран,Отмеренных мне судьбой…»…Но где-то в ночи гремел океанИ скалы крушил прибой.

Он пену валов швырял в пустоту,Стараясь достать до звезд,И ветер летел и выл на лету,Как бешеный гончий пес.

И Кейн услыхал тот призрачный зов,Тот бестелесный стон,И в глубине холодных зрачковВспыхнул былой огонь.

И Кейн оглянулся по сторонам,Как будто бы в первый раз,И вышел за дверь, где светила луна,В серебряных тучах мчась.

Люди за ним поспешили вслед,И видел добрый народНад вершиной холма его силуэт,Врезанный в серебро.

Надолго ли скрылся?.. В какой предел?..Чей голос его позвал?..…И только победную песню пелНад морем летевший шквал.

Возвращение Соломона Кейна