Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Адамов Аркадий Григорьевич

Данилов

Первым на Петровке он встретил Самохина.

– Товарищ подполковник, капитана Муравьева нет, разрешите доложить вам?

– Пошли в кабинет.

Данилов слушал Самохина и никак не мог понять, почему Игорь не доложил ему о Греке.

Самохин рассказывал все обстоятельно, начиная с найденной зажигалки и кончая беседой с соседями, матерью и сестрой Грека.

– Значит, ты местных ребят сориентировал.

– Они квартиру перекрыли.

– Сейчас я пойду к начальнику, попрошу, чтобы за матерью и сестрой наружка потопала. А где Муравьев?

Самохин пожал плечами.

Данилов поднял трубку.

– Слушаю, товарищ подполковник, – откликнулся дежурный.

– Где Муравьев?

– Сказал, что уехал на территорию.

– Понятно.

Данилов повесил трубку. Значит, Игорь накопал что-то, раз уехал куда-то на ночь глядя.

Данилов отпустил Самохина, тут дверь без стука отворилась и появился Свиридов.

– Ну что, Ваня?

– Нашли второе удостоверение.

– Повязали клиента?

– Нет, опять с трупа сняли.

– Кто?

– Игорь Гаранин.

– Гаранин… Гаранин… Он к джазисту Гаранину отношение имеет.

– Вот что значит память, Леша, в цвет вышел.

– Да, – Свиридов сел, снял фуражку, вытер платком след от тульи, – час от часу не легче. Отцу сообщили?

– Да.

– Значит, жди вызова к самому Власику. И не дай бог тебе там заикнуться, что Игорь этот разгонами занимался.

– Почему?

– По кочану. Сам, что ли, не понимаешь? Там это могут расценить как интригу против молодого генерала.

– Так он полковник.

– Прошлым живешь, уже генерал-майор.

– Вот мне бы так.

– Ты думай, как эти звезды сохранить. – Свиридов постучал пальцами по погону. – Знаешь, что мне один умный человек сказал?

– Поведай.

– Давно это было, перед войной, я третью шпалу получил, радовался страшно. Ну конечно, обмыли мы ее с ребятами, и шеф мой, Королев, твой дружок, говорит: «Счастлив?» – «Очень». – «А знаешь, Леша, что такое настоящее счастье?» – «Нет». – «Ты родился, а у тебя папа Ворошилов».

Данилов смотрел на Свиридова и думал о том, что прав был Виктор Кузьмич, ох как прав.

– Леша, ты мне скажи, что ваши ребята нарыли в спортобществе?

– Пока ничего, Ваня. Глухарь.

– Не радуешь ты меня.

– Есть одна зацепочка, – хитро сощурился Свиридов. – Они стенды чемпионов своих делают, фотографии разные. Вот и приглашают фотографа со стороны.

– Кого? – У Данилова даже сердце заколотилось.

– Терехова Василия Нефедовича.

– Неужели и адрес его знаешь?

– Грохольский, дом три, квартира двенадцать.

Данилов вынул из ящика стола пистолет, сунул его в кобуру на ремне, поднял трубку телефона:

– Никитин, кто на месте?

– Самохин, Ковалев, Сергеев.

– Все в машину!

– Вышли, Ваня? – спросил Свиридов.

– В цвет, Леша, в цвет. Ты с нами?

– Конечно. Люди мои нужны?

– Да ты один целого взвода стоишь.

У входа стояли газик и «эмка». Оперативники теснились у машины.

– По коням, – скомандовал Данилов, – Грохольский, три.

Быков вел машину переулками и никому, кроме него, не ведомыми дворами. Данилов, хорошо знавший все городские закоулки, поражался тому, как Быков находит немыслимо короткие маршруты. Вот и сейчас машина, петляя, подпрыгивая на ухабах, распугивая кошек, оставляла за собой дворы, арки, проезды.

Удивительный город Москва. Его невозможно познать. Сколько ни ходи по нему, всегда найдешь прелестное неизвестное тебе место. В нем перепутались времена и стили. В заросших тополями и лопухом проходняках можно найти античные колонны, генуэзские арки, испанские балконы, повисшие над зеленью двора. Именно в этом смешении времен и стилей и есть великая московская красота. Она теплее, добрее построенного по ранжиру Петербурга.

Наконец машину перестало трясти, и они выехали на Мещанскую, переехали ее и влетели в Грохольский. Дом номер 3, шестиэтажный, старой постройки, с эркерами, с окнами, плотно закрытыми светомаскировкой, казался нежилым.

– Кто-нибудь, найдите дворника, – приказал Данилов.

Через несколько минут Никитин привел заспанную бабку в надетой поверх белья черной железнодорожной шинели.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Вы дворник?

– Я буду, товарищ начальник.

– В вашем доме черный ход есть?

– В каждой квартире, только было указание домоуправа двери забить.

– Покажите нам подъезд черного хода.

Светя карманными фонарями, они обошли дом. Подъезд действительно был заколочен крест-накрест досками. Данилов потянул одну из них, и она легко поддалась.

– Наверное, пацаны, – забеспокоилась дворничиха.

– Возможно. Двенадцатая квартира на каком этаже?

– На четвертом.

– Трое к квартире. А мы с парадного хода.

Они подошли к парадному, и Данилов сказал Свиридову:

– Ты, Леша, постой здесь, а то, не дай бог, схлопочешь пулю. Наши клиенты народ горячий.

– Наши не лучше.

Данилов посмотрел на него и усмехнулся. Он вспомнил, как утром, в сороковом, возвращался домой после захвата налетчика Крюка, который два часа отстреливался из нагана и охотничьего ружья, и увидел во дворе, как шкафообразные ребята затаскивают в машину тщедушного учителя Левина, живущего в его подъезде.

– Леша, ты уж извини, но здесь я командую.

– Добро, побуду во втором эшелоне.

– Никитин, Самохин, за мной.

Они вошли в подъезд, в котором отчаянно пахло рыбьим жиром. Видимо, кто-то из жильцов совсем недавно жарил картошку на этом отвратительном лечебном препарате.

Как ни странно, этот продукт, с детства вызывающий у многих устойчивую ненависть, свободно, несмотря на военное время, продавался в аптеках.

И многие использовали его для готовки.

Оперативники поднимались медленно и тихо.

Горели на этажах синие маскировочные лампочки. Их свет не разгонял темноты, и она клубилась около дверей и стен, наползала на ступеньки и перила.

На третьем этаже они услышали странное позвякивание, словно кто-то подбирает нужный ключ в связке.

Они тихо поднялись на площадку и различили в синеватом мраке человека, пытавшегося открыть дверь двенадцатой квартиры.

– Стоять! – крикнул Данилов и зажег карманный фонарь.

Со звоном упала на пол связка ключей, и человек прыгнул в темноту.

– Стой! – крикнул Самохин.

Он, оттолкнув Данилова, прыгнул на площадку.

Резко грянул выстрел, и Самохин начал опускаться по стене. Данилов трижды выстрелил в сторону вспышки и повел лучом фонарика.

Сначала он увидел лежащий на площадке наган, потом человека, скорчившегося у ступенек, ведущих на четвертый этаж.

Снизу бежали оперативники. Данилов подошел, поднял наган, осветил лучом стрелявшего. Все три пули Данилова попали в голову, превратив ее в кровавое месиво.

– Как Самохин?

– Его ребята унесли, – ответил Никитин.

– Плох?

– Трудно сказать.

– Вскрывайте дверь квартиры Терехова, зовите понятых.

Дверь поддалась не сразу. Уж больно хитроумными замками обеспечил себя гражданин Терехов. Трем здоровым оперативникам с трудом удалось справиться с ней.

Данилов со Свиридовым вошли в квартиру. В коридоре валялись старая обувь, пальто, побитое молью, с вытертым каракулевым воротником.

Одну комнату освещал добрый семейный абажур с кистями и нарисованными по розовому шелку синими корабликами. Свет его, уютный и тихий, никак не вязался с обстановкой. Ящики стола были вывернуты, шкаф распахнут. На полу валялся чемодан с оторванной ручкой.

– Видимо, гражданин Терехов сильно торопился свалить с квартиры, – усмехнулся Свиридов.

Дверь во вторую комнату была заперта.

Никитин навалился плечом, и она распахнулась.

В этой комнате была лаборатория. Стояли фотоувеличители, камера, закрепленная на шарнирной подставке, ванночки для химикатов, резак для фотобумаги.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Вот оно, – обрадовался Свиридов.

В углу комнаты стояли пресс, маленькая наборная касса. Тускло блестели в ней свинцовые литеры. На столе лежали вырезанные из резины печати и штампы.