Против ветра - Дж. Фридман

Когда она вышла из ванной, в первый раз приняв душ, они разложили груду снимков на столе, который с натяжкой можно было назвать кухонным, и сказали, чтобы она внимательно на них посмотрела. На всех снимках был изображен Ричард, на котором живого места не было. Ее чуть не стошнило, они попытались заставить ее снова взглянуть на фотографии, но она не смогла и, почувствовав, что ее вырвет, бросилась в ванную, и там ее вырвало. Снимки были ужасные. Когда она вернулась, они рассказали, что случилось с Ричардом, все то, о чем она рассказала большому жюри, а потом на суде. Так она узнала, что произошло с Ричардом, впервые узнала. Потому что сама она не видела, что там произошло. Она сказала, что видела, — сначала большому жюри, а потом во время суда, но на самом деле это было не так.

Когда ее вырвало и чили с кока-колой оказались в унитазе, полицейские повели себя с ней мягко. Ну разве не ужасно то, что приключилось с беднягой Ричардом, и так далее в том же духе, а потом спросили, как все произошло? Вы о чем, спросила она. Тогда они сказали, чтобы она объяснила, что произошло в горах, где она была с Ричардом и рокерами, как все вышло. Что произошло сначала, что — потом, кто изнасиловал тебя сначала, кто — потом, кто изнасиловал Ричарда сначала, кто — потом и так далее, кто пырнул его ножом сначала, кто отрезал член. Словом, все, как было.

Я не знаю, о чем вы говорите, ответила она. Насчет изнасилования она рассказала им все, что помнила, затем рассказала, как они наконец довезли ее до мотеля, изнасиловали еще пару раз и укатили. Ей было страшно вспоминать об этом, но она все-таки рассказала, и чем больше говорила, тем больше ненавидела рокеров, она ведь хотела заставить себя не думать об этом, словно ничего и не было, но теперь, когда от нее потребовали рассказывать все, оказалось, что нет, все происходило на самом деле, она сама это знала и не могла отрицать. Но что касается Ричарда, тут она ничего сказать не могла, потому что ничего и не было.

Тогда они посмотрели на нее как-то странно, такое было впечатление, что то ли они ей не поверили, то ли еще что, и сказали: вот что, ты была с ними, когда они убили Ричарда, отрезали ему член и засунули в рот. Она сказала, что не была, не была, и все тут.

Тогда они снова стали говорить, что была, и она опять сказала, что нет, тогда они снова посмотрели на нее как-то странно и сказали, чтобы она ложилась спать и отоспалась: она, мол, устала после всего, что с ней произошло — сначала ее изнасиловали, потом отвезли в больницу и так далее. Утром они снова с ней поговорят. Это на самом деле было так, она на самом деле устала от всего, она пошла в одну из спален (спален там было две) и заснула, даже не раздеваясь, так она устала. Позже она обнаружила дырку и в стене спальни тоже, через которую они, наверное, видели, как она одевается и раздевается. Ей было плевать: миллион мужиков видели, как она раздевается, так что какая, в конце концов, разница! Она слышала, как они разговаривают, достают банки пива из холодильника, следующее, что она помнит, это как наутро проснулась с мерзким ощущением во рту после того, как накануне вечером ее вырвало; они угостили ее кофе и сдобными булочками, купили для нее новую зубную щетку, зубную пасту, туалетные принадлежности. Симпатичные вещички, такое впечатление, что выбирала их настоящая леди.

Затем они снова показали ей фотографии и заставили рассматривать их очень долго. Рассказали, как все было, как, по их мнению, все произошло, это был рассказ, который она позже повторила перед членами большого жюри. Она без конца говорила им, что все не так, что она не знает, как все было, потому что ее там не было. Тогда они сказали: ну ладно, давай начнем снова с самого начала. Ты же была знакома с убитым Ричардом Бартлессом? Да, ответила она, была, она этого и не отрицала. О'кей, а вы с ним когда-нибудь ходили в бар? Да, снова ответила она. В тот вечер ты встретила там рокеров? Да. Они отвезли тебя в горы и там изнасиловали? Да. А потом отвезли обратно в мотель? Да. В то время Ричард тоже жил там, в соседнем номере? Да. Теперь она могла уже разобраться, куда они клонят. А потом Ричард пришел к тебе в комнату и попытался помешать им изнасиловать тебя? Нет, ответила она, с того момента все было иначе, если исходить из того, что я сама знаю, что со мной случилось. Они просто продолжали свое дело, потом связали его и вместе с тобой увезли в горы? Нет. Потом трахнули его через задний проход, продолжали они, словно она все время говорила не «нет», а «да». Потом достали нож, прокалили на костре и пырнули его несколько десятков раз? Нет. Но они продолжали задавать ей вопросы, как будто она все время отвечала «да». Потом отрезали половой член и засунули ему в рот? Нет. И убили выстрелом в голову? Нет. Потом сбросили труп со скалы, отвезли тебя обратно в мотель, поговорили, убивать тебя или нет, и в конце концов решили, что нет? И да, и нет. Потом они уехали, укатили на своих мотоциклах, бросив тебя одну, заставив поклясться, что ты ничего не скажешь? Да.

Покончив с этим, они выпили кофе (она пила кока-колу) и начали все сызнова, все то же самое, с самого начала. Те же вопросы, те же ответы. Ей снова захотелось в ванную, она у них спросила: «Можно?», они ответили, что пока нет. Она была готова расплакаться и сказала им, что ей нужно в ванную, она больше не может терпеть, а то помочится прямо на пол, что для нее было бы хуже всего остального. И тогда наконец один из них, что пообходительнее, Гомес, сказал ей: валяй, иди в ванную, но, слушай, когда вернешься, мы снова будем задавать те же вопросы и хотим, чтобы ты наконец начала говорить правду.

После обеда к ним присоединился еще один. Моузби. Представившись, он сказал, как сильно сожалеет о том, что с ней произошло, и хочет ей помочь. Она успокоилась, пока он не завел с ней речь о том же, о чем уже говорили оба сыщика, — об убийстве, о том, как она там оказалась и что видела. Тогда она сказала ему то же, что и им, что, может, все на самом деле и было так, как они говорят, но она сама ничего сказать не может, так как не была там и ничего не видела.

Тогда он вышел из себя, обозвал ее лгуньей, шлюхой, потаскухой, сказал, что, если она и дальше будет врать в том же духе, у него не будет иного выбора, кроме как арестовать ее и предъявить обвинение в сокрытии преступления и соучастии в нем. Это до смерти ее напугало, но что она могла поделать? Ей всегда говорили ни в коем случае не лгать полиции, а теперь сама полиция говорит, чтобы она солгала.

Они проговорили с ней всю вторую половину дня, до самого вечера, она с ног валилась от усталости, до смерти хотела спать, но они ни за что ее не отпускали. Они проговорили с ней всю ночь напролет, сменяя друг друга, полицейские и Моузби спали один за другим, урывками, не давая ей заснуть, толкая ее всякий раз, когда она начинала клевать носом, заставляли пить кофе, который ей не нравился, и кока-колу и не разрешали пойти в ванную, пока она не помочилась прямо в трусики. Они не давали ей спать всю ночь и весь следующий день, пока она совсем не перестала соображать, почти не могла разговаривать и понятия не имела о том, что говорит. Они снова и снова задавали ей те же самые вопросы. Наконец силы совсем ей изменили, и она потеряла сознание.

Это произошло ближе к вечеру, а когда она снова проснулась, было опять темно. Она лежала в постели, голая. Кто-то раздел ее. Насколько она могла судить, ее опять изнасиловали, киска была прикрыта свежим «котексом», на котором виднелись свежие пятна крови. Кто-то потрудился над ней в то время, когда она была без сознания. Ладно, не важно, только бы все как можно скорее кончилось. Она по-прежнему боялась солгать, думала, что они пытаются обвести ее вокруг пальца, и, если она ответит «да» на вопросы, на которые раньше отвечала «нет», они арестуют ее за лжесвидетельствование, что все это не более чем уловка, нужная для того, чтобы за что-то ее арестовать. Поэтому она понятия не имела, что предпринять.

Они вошли к ней в комнату и приказали одеться, одежда была та же, в которой она приехала, другой у нее не было, эта уже начала рваться, она не хотела надевать ее, но пришлось, выбора не было. Войдя в гостиную, она увидела, что там стоит еще один мужчина, четвертый, а на кухонном столе — какой-то аппарат. Ей сказали, чтобы она села к столу, рядом с аппаратом, обхватили ей руну ремнем, который был присоединен к аппарату, который, как они сказали, называется детектором лжи. Они сказали, что будут снова задавать те же вопросы, а аппарат скажет, лжет она или говорит правду.

Ей это пришлось по душе, потому что она не лгала, она говорила правду, аппарат скажет, что она говорила правду, тогда они отпустят ее наконец, поверив. Они снова стали задавать вопросы, все те же вопросы, а четвертый мужчина все это время как-то странно смотрел на аппарат и что-то записывал на рулоне бумаги, который медленно выползал из него, а потом, подняв голову, как-то странно посмотрел на Моузби. Моузби тоже как-то странно посмотрел на него, такое впечатление, что он был зол, словно аппарат говорил им что-то такое, что им не хотелось слышать. Она ничего не могла с этим поделать, она говорила правду.