Одинокая звезда - Марина Казанцева

В пути встречались нам испанские суда, которые спешили, как и мы, на запад, и припасли широкие карманы и сундуки поглубже. Чтобы набивать их золотом блестящим, о коем с упоением в Испании вещали нищие певцы и о котором мечтали толстые вельможи.

Настал тот день, блистающий надеждой, когда с качающихся палуб кораблей на землю солнечную мы ступили и падали со смехом на песок. И изумлялись, завидев чудные плоды земли обетованной.

И думалось нам, что немного мы сейчас пройдем и встретим горы золота, нас ждущих и жаждущих в карманы к нам набиться, и в трюмы корабля струёй тяжелою потечь, от радости звеня!

Но встретили нас пушки, арбалеты и копья испанцев алчных, которые весь мир мечтают в погреба свои упрятать и Новый Свет своею вотчиной считали. И наши судна три, что нас полгода несли на парусах своих чрез бездны, у берегов мечты сгорели, словно три костра. И гнев и ужас обуял всех.

— Кого я вижу здесь?! — вскричал Перейра на упрёки. — Младенцев хилых, которые от мамкиной от юбки боятся отойти и на полшага?! Что думали вы тут увидеть?! Столы накрытые и врагов любезных, которые с поклоном вам дары на блюдах принесут?! Здесь золото! А там, где золото, там смерть, там порох! Там брата брат убьет и ликовать на трупе будет! Зачем вам корабли? Чтобы от них не отлучаясь, их сторожить и днём и ночью? Испанцы добрую услугу нам оказали тем, что сделали за нас такое дело — сожгли мосты назад. У нас оружие и порох есть и главное — мы сами! Не все дойдут, от вас не скрою. Полягут многие в земле чужой, и над могилами не будет ни надгробий, ни простых крестов! И обитатели сих дебрей не станут вас встречать как братьев. И вы, я знаю, не захотите брататься с ними задушевно!

Всё, что нам нужно, в пути мы будем брать: еду, оружие, одежду, кров, повозки, лошадей! Когда решим вернуться в Старый Свет, добудем корабли, как делал я доныне.

Я ухожу немедля и со мною двадцать тех друзей моих, которых храбрость не вызывает у меня сомненья. А остальные к испанцам пусть идут и с плачем жалобным им руки в оковы тянут. И руками этими пусть землю здешнюю копают с тем, чтоб полечь в нее костями и упокоиться смиренно.

Перейра поправил перевязь с мечом и взял он на плечо мушкет, и пороха мешочек привязал к ремню. И мы все рядом встали, кто прошел с ним путь от Скандинавии до западного края. Мы много видели, и гибель кораблей не стала нам большой утратой. Датчане засмеялись, и под этот смех мы двинулись в густые дебри леса. Мы не смотрели, кто за нами шёл. А шло их где-то с сотню, и не на каждого из них рассчитывать я стал бы, как на друга.

Прошло так много дней, и с каждым утром вставало солнце за плечами нашими с тем, чтобы тень указывала нам дорогу. А к вечеру мы шли, и диск багровый впереди стремился к синим чащам непролазным, чтоб в них упасть и тьмой накрыться. Вокруг усталых, воспаленных лиц с надрывным звоном непрерывно кружился гнус. Лихорадка валила с ног не самых слабых. В болотах топли, в песках зыбучих пропадали и от укусов змей в жестоких корчах умирали. За нами шла охота, как за зверем, добычей стали многие жестоких каннибалов племенам. И от зверей лесных пришлось нам отбиваться. Не проходило ночи, чтоб кто-нибудь не сгинул во тьме кромешной. О погибших мы не вспоминали и могил не насыпали за собой.

И снова вспыхнул бунт. Всего нас семьдесят осталось человек и пятьдесят из них всегда бывали недовольны. Средь них был один эльзасец, крупный малый, он подбивал народ на возмущенье и сам желал быть вожаком у нашей стаи. Вот собрались они и, зубы скаля, все с ненавистью смотрят на Перейру. Разорвать мечтают, но не смеют. Все ждут, чтоб кто-то вышел и перед нами от имени их говорил.

Эльзасец, подбодряем своею свитой, перед Перейрой начал речь держать: куда ведешь ты-де народ несчастный, в какую муку ты нас всех обрек. Не будь тебя, сидели бы мы дома, да пиво б пили, да заедали б ветчиной…

Забылся он от наглости своей и шаг ступил. Решил, что в страхе перед ним молчит Перейра. И обернулся, чтоб собой похвастать и беспримерною отвагою своей.

Но меч сверкнул и голова эльзасца скатилась с плеч, потоком крови свиту окатив.

— За меньшее рубил я головы. Но вижу в первый раз, чтобы свинина речь держала. — негромко Хосе сказал, один лишь тишину нарушив, когда умолк тот жбан пивной, что вздумал дерзостью своею похваляться.

Все испугались. Думал я, кровь сейчас польется, что полетит ещё голов десяток!

— Хотите знать, куда веду вас, зачем мученья терпите такие? Здесь золото не то, что в Старом Свете, оно не служит тут деньгами. Здесь не товар оно, здесь оно — прихоть. Его за блеск, за яркое сиянье, за красоту его имеют. Богам чудовищным с их ликом зверским его приносят в жертву. Здесь золото считают даром Солнца. И Солнцу же здесь воздвигают храмы, самый малый из которых выше Петра собора в Риме. Здесь целый город — храм один, а жители его в нём служки. И каждый храм такой, и каждый город — сокровищница, полная до края изделий золотых, что тысячелетиями собирали и складывали. Хранили и Солнцу возвращали в обмен на счастье и бессмертье!

Все вкруг Перейры собрались и, очарованы, в глаза ему, как в зеркало волшебное глядятся и не насмотрятся никак. И, слыша звон чудесный в речах искуснейших его, в блаженную мечту, в сиянье света, в рай неземной усталая душа, ликуя, устремилась! И нету больше тяжести в ногах, не ноют спины, нет страха перед опасностями леса!

И снова в путь. Никто не вспомнил про пива вожделенный жбан, про ветчину и про эльзасца. Его голова с раскрытым ртом выслушивала речи Перейры из-под куста, где дни свои окончил сей окорок свиной!

И вот пришел день, когда вышли мы из леса, и солнца яркий свет нам осветил верхушки храмов ступенчатых, огромных, словно горы. И лики страшные богов неведомых их украшали. И храм Петра на площади лишь перед главным зданием на месте небольшом весь бы поместился!

И всюду, на ступенях, на площадях, на стенах и во рвах не золото лежало — трупы! И мухи толстые в огромных тучах над мертвым городом с испанцами разграбленной казною гудели вместо песни погребальной!

Никто ни слова не сказал, когда мы стороной обошли сию печальную обитель, где боги жалкие не защитили своих верных слуг и подношений их не сохранили, и бесполезно скалят теперь зубы на каменных воротах и стенах. По ликам мерзким их теперь лишь мухи ползают и слизывают кровь, что вместо золота сих демонов покрыла.

Никто вопроса не задал, но сам Перейра промолвил:

— Вот та сокровищница сил, откуда черпает Испания свою надменность.

Мы дальше шли и было разговоров о том лишь, сколько золота в сем храме укрывалось и сколько можно было бы на то в Европе накупить.