Кровавые Ангелы: Омнибус - Джеймс Сваллоу

— Ты пришла сказать мне то, что я уже и так знаю?

Незаметно для себя, палец инквизитора дернулся, бессознательно повторяя нажатие спускового крючка, когда Штель казнил штат телепатов "Беллуса".

— Я утвердил тебя в должности на борту боевой баржи, чтоб ты была моими глазами и ушами.

— Так и есть, — ответила она, — у меня есть новости. Предупреждение, которое было послано с Шенлонга на Ваал, сообщение командору Кровавых Ангелов Данте… оно дошло.

— Данте ответил?

Она отрицательно покачала головой.

— Владыка монастыря на Ваале предпочел более прямолинейный ответ, Лорд. Он отправил корабль. Я перехватила тени сигналов из глубин имматериума. Он вскоре прибудет.

Штель признал это кивком.

— Ты знаешь что за тип корабля? Что-то мощнее "Беллуса"?

— Вряд ли, — отметила она, — существует только один корабль Кровавых Ангелов сопоставимый по тоннажу с "Беллусом", в пределах оперативного радиуса к Шенлонгу, и это "Европа", под командованием лично Лорда Мефистона.

— Данте не послал бы своего лейтенанта Мефистона, не имея на то хороших оснований, — Штель вслух проговаривал свои мысли, — по крайней мере, не сейчас. Нет, это должно быть судно поменьше.

— Появление подкрепления Адептус Астартес подвергнет нашу стратегию опасности, — категорически высказалась Улан, — они будут вне сферы нашего влияния и будут неизвестной переменной. Эту проблему следует рассмотреть.

— Да, так оно и будет, — ответил инквизитор, раздумывая над ситуацией, — возвращайся на орбиту и займи свой пост. Свяжешься со мной в тоже мгновение, когда посланник Данте войдет в зону контакта.

Штель теребил серебряный гвоздик чистоты в ухе.

— Я должен подготовиться.

— Вновь прибывших будет не так-то просто заставить присягнуть в верности Благословенному, — предупредила псайкер, — уничтожение будет лучшим выходом.

— Ты слишком узко мыслишь, Улан. Командор Данте собирается представить мне ценную наглядную демонстрацию.

Махнув рукой, Штель отпустил ее.

— Ступай.

Когда он остался один, инквизитор позволил своему контролю ослабнуть и подошел к алтарю и металлической коробке на нем. Серый цилиндр нес на себе печати чистоты и клятвы Ордо Еретикус и Кровавых Ангелов, некоторые были выгравированы на титане им лично, другие, на полосах освещенного пергамента были прикреплены толстыми дисками восковых печатей с рельефом религиозных символов. Он положил руку на поверхность контейнера и почувствовал теплое излучение от объекта внутри.

Копье Телесто, один из немногих выкованных и освещенных объектов — так говорили мифы — лично рукою Бога-Императора. Инквизитор чувствовал, что поддался магнетическому притяжению оружия, даже пока оно было успокоено.

Штель задыхался от ревности; каждый раз реакция оставалась той же самой, принимая во внимание десантника Аркио и его близость с артефактом. Во время миссии "Беллуса" на территорию орков для того чтоб вернуть утраченное оружие археотехнологий, именно Штель выдернул его из рук зеленокожего военного диктатора, именно Штель победно поднял его, но только в руках Аркио святое копье пробудилось. На каком-то нижнем, животном уровне, он не мог простить постоянное чувство обиды, которое он ощущал по отношению к молодому Астартес.

Он отогнал эти мысли. Высшая часть разума Штеля, хладнокровный аппарат, который просчитывал сложные, как часовой механизм, планы, мыслила основательнее.

Аркио был идеальным кандидатом, чтоб пользоваться копьем, отличным субъектом для почитания его боевыми-братьями — да и в конце концов, руководство Штеля приведет инквизитора к такой силе, что копье в сравнении с ней покажется детской игрушкой.

— МОЙ брат возложил руки на копье Телесто, — слова Рафена эхом отскакивали от железных стен его рукотворной кельи для медитаций, — Святое копье, которым обладал лично Сангвиний и теперь…

— Его голос затих, воспоминания по прошествии недель оставались такими же свежими, как будто прошло только секунда. На краткое мгновение Рафен снова почувствовал на лице святое сияние копья, золотой свет исходил с лезвия в виде слезы, когда Аркио высоко поднял его древко в Великой Часовне на "Беллусе". Он старался изо всех сил, но не мог объяснить то, что он видел в тот день. Внезапное видение, как лицо его родного брата плавится и на краткий миг превращается в лик давно убитого примарха Кровавых Ангелов, крылатого Лорда Сангвиния.

— Это его пример осветил путь этому заблудшему миру.

Голова Кровавого Ангела покачивалась, когда он обдумывал опустошение Шенлонга.

— Распаленное красноречием Инквизитора Штеля, мое братство требовало шанса принести кару Несущим Слово, которые осквернили Кибелу. И только Брат-Сержант Корис и его друзья ветераны говорил о предосторожности, но их порицали за это.

Слова внезапно потекли из уст Рафена потоком, как будто высказать их вслух было равносильно тому, как сбросить тяжесть с плеч. Статуэтка Бога-Императора спокойными и неподвижными глазами наблюдала за ним, безмолвно слушая разворачивающийся перед ней рассказ Десантника.

Он раскрыл рот, чтоб продолжить и его захлестнули эмоции. Рафен увидел перед собой лицо Кориса, грубоватого, старого боевого пса, в его твердом взгляде всегда светилась честь. Это было одной из величайших привилегий службы Рафена, считать ветерана учителем и другом, но не смотря на все силы, которые смог собрать десантник, это не удержало его бывшего учителя от мрачной хватки генного проклятья Кровавых Ангелов, исковерканного неистовства боевой жажды, известного как черная ярость.

Его перевели в Роту Смерти, как и всех воинов, которые не устояли перед красной жаждой, Рафен наблюдал как Корис, подобно древнему воину вновь переживал великую битву Сангвиния против архи-предателя Хоруса, доигрывая эту роль в глубинах крепости Икари.

— Он умер там, — обращался Рафен к своему богу, — и ты забрал его в то место, которое он заслужил… Но он не так просто расстался с жизнью. Его слова… Он оставил мне предупреждение.

Разум Рафена заново проиграл этот момент.

— Рафен. Парень, я вижу тебя. — Его нет, — признал Рафен, — и без него я чувствую себя оторванным, плывущим по течению и одиноким, в то время как мои братья приняли цели Аркио, как свои собственные. Я не вижу другого пути… Я нарушил дисциплину, соблюдать которую мы клялись и чертов протокол…

— Я здесь, старый друг.

— Чистейший зовет меня, но сначала я должен… Предупредить…

— Предупредить? О чем?

— Штель! Не доверяй сукиному сыну Ордоса! Это он довел меня до этого! Аркио…

будь осторожен со своим братом, парень. Он был проклят силою, способной уничтожить Кровавых Ангелов! Я видел это! Я видел…

Он покачал головой, подсчитывая чудовищность своих грехов.

— Под покровом лжи, я отослал весточку в монастырь на Ваале и лорду-командору Данте, в надежде, что это положит конец этому безумию… Но в своей мудрости, вы еще не направили его сюда.

Рафен открыл глаза и взглянул на недвижимое лицо Бога-Императора.

— Я умоляю, повелитель, я должен знать. Я еретик, инакомыслящий, отступник, заслуживающий только смерти? Если Аркио действительно переродившийся Сангвиний, тогда почему я сомневаюсь в этом? Кто из нас сошел с пути, он или я?

— ЛОРД-инквизитор?

С вопросительным выражением лица Штель развернулся, чтоб посмотреть на приближающегося Сахиила. Боевое облачение Сангвинарного жреца поймало солнечный лучик из окон часовни, вспыхнув на белой окантовке, которая отмечала его броню. Штель спустился от алтаря и зафиксировал на нем сердитый взгляд.

— Сахиил. Где Аркио?

— Благословенный наблюдает за состязаниями на площади ниже. Он повелел мне найти вас.

Сахиил сделал паузу, нахмурившись.

— У него есть вопросы.

Штель прошел к дверям с витражом и помахал рукой над спрятанным в стене сенсором. Древние механизмы раскрыли стеклянные двери, явив широкий каменный балкон, выступающий из середины крепости. В тоже мгновение как открылись двери, волна звука хлынула в часовню; было слышно все сразу, скандирования и поздравления с победой, крики умирающих, треск разнообразного оружия. Инквизитор пошел на шум, к краю балкона, за ним последовал Сахиил. Под ними, вся обширная открытая площадь перед Икари была окружена наспех сколоченными бараками и трибунами, обрамляя кольцом рукотворную арену. Поле стадиона было усеяно разбросанными трупами и небольшим кусками сломанного настила. Выстрелы вспыхивали и затихали и снова все повторялось, когда люди роем кидались друга на друга, некоторые были вооружены только тупыми дубинами и грубыми ножами, некоторые цепко держали лазружья или баллистическое, стабберное оружие. На трибунах ревели верующие, одобряя убийства, и число бойцов постепенно снижалось.