Битва двух империй. 1805–1812 - Олег Соколов

Что касается министра коммерции Н. П. Румянцева, он совершенно однозначно указывал причины падения курса ассигнаций в своей записке императору Александру: «…понижение нашего курса отнюдь не по разрыву с Англией случилось, но по тем издержкам, которые, вероятно, потребовали скоропостижного умножения ассигнаций… единственная причина снижения наших ассигнаций произошла от несоразмерности выпуска оных, и обстоятельство сие, хотя бы и было более гадательно, нежели справедливо, но поведёт нас к неприятнейшим последствиям…»[36]

Зачем же правительство выпускало столь много не обеспеченных ассигнаций? Здесь мы подходим к одной из важнейших тем данной главы. Действительно, александровская эпоха была отмечена бурным ростом расходной части бюджета. И куда же тратились эти деньги? А тратились они на военные расходы. Вот цифры по военным расходам России в это время:

Год Военные расходы (в тыс. рублях ассигнациями) Военные расходы (в тыс. руб. серебром, при условии перевода бумажных денег по курсу на март соотв. года) 1804 41 942 33 134 1805 43 184 34 115 1806 44 304 33 228 1807 63 402 44 381 1808 118 525 69 929 1809 112 279 56 139 1810 127 936 43 499 1811 122 414 31 827 1812 160 843 40 210

Как видно, наблюдается огромный рост расходов на армию в ассигнациях. Мы намеренно показали одновременно те же расходы при условии перевода ассигнаций по курсу в серебро. При переводе по курсу получается, что в 1811 г. военные расходы даже несколько сократились по отношению к началу царствования. Зато по сравнению с предыдущими годами увеличение военного бюджета, как в ассигнациях, так и в серебре, просто гигантское. Напомним, что к концу правления Екатерины в 1796 г. годовой военный бюджет России составлял всего лишь 21 млн руб. (ассигнациями). В эпоху Павла он вырос, но всё равно к концу правления императора составлял всего лишь 33 млн руб. (ассигнациями). Очевидно, что, как ни меряй бюджет, он увеличился принципиально. Расходы производились за счёт печати новых и новых огромных партий бумажных денег и, следовательно, приводили к инфляции.

Результатом финансовой политики Александра стал жестокий кризис денежной системы, который впоследствии продолжался ещё очень долгое время. Только в годы правления Николая I, к 1840 г., Россия сможет выйти из этого положения и создать надёжный бумажный рубль, обменивавшийся на серебро и золото. Впрочем, и он позже будет разрушен чрезмерной эмиссией, но эта история далеко выходит за рамки нашего исследования.

Теперь несколько слов о финансовых потерях от континентальной блокады. Бюджет российского государства этого времени складывался всего лишь из нескольких значительных статей: подушная подать, питейный сбор, соляной сбор и таможенная пошлина. В приведённой ниже таблице указан бюджет российского государства в 1805–1811 гг. в ассигнациях (тыс. руб.).

Год Подушная подать Питейный сбор Соляной сбор Таможенный сбор Всего налогов (асс.) Всего налогов (сер.) 1805 44 846 26 151 6945 11 927 107 180 82 529 1806 44 080 26 347 6553 10 181 105 593 79 195 1807 44 454 34 634 882 9134 114 765 78 040 1808 48 408 34 203 664 5523 122 633 64 995 1809 52 597 35 631 8100 8428 133 877 60 245 1810 82 348 36 747 14 699 11 185 178 043 62 315 1811 80 645 75 374 16 452 15 828 232 795 58 199

Из таблицы видно, что для бюджета континентальная блокада обернулась потерями нескольких миллионов рублей таможенного сбора, однако при этом казна получила доход, продав конфискованные товары. Общая сумма продажи этих товаров за годы блокады составила 19 184 100 рублей, перекрыв, следовательно, убытки таможенного сбора. В любом случае потери от недобора таможни были невелики и в масштабах общего бюджета Российской империи представляли лишь малозначимую часть.

Оценивая результаты континентальной блокады для России, нужно, таким образом, отметить, что она не оказала катастрофического влияния ни на русскую экономику, ни на финансы. Зато, если она на что-то и повлияла, то это, без сомнения, материальное положение элит русского общества — придворной аристократии и высшей прослойки купечества. Необходимо помнить, что Россия того времени была страной, экономическая и политическая система которой принципиально отличалась от современной. Товарное зерно на рынке поставляли не крестьяне, а владельцы крупнейших помещичьих латифундий. Это зерно, а также другие сельскохозяйственные товары фактически изымались силой у крестьянина за счёт барщины и отработок. Поэтому для истинного производителя было глубоко безразлично, что дальше произойдет с этим зерном: продаст ли его барин богатому купцу, который затем перепродаст это другому, который в свою очередь отправит зерно на корабле в Англию, или же зерно останется в амбарах помещика — крестьянину было всё равно. Более того, может быть, последний вариант, при котором зерно оставалось внутри хозяйства и внутри страны, был для кого-то из крестьян более предпочтительным, ибо хоть как-то уменьшал помещичью эксплуатацию, целью которой была продажа зерна на внешнем рынке.

Равным образом нужно отметить, что морская торговля велась исключительно богатейшими купцами. Оплатить огромные издержки по транспортировке товаров за границу, застраховаться от огромных рисков, которые сопровождали морскую торговлю даже в мирное время, могли себе позволить только те, кто обладал свободными миллионами. В результате континентальная блокада наносила ущерб только богатейшим людям России — высшей аристократии, крупным купцам и банкирам. Производители и купцы, обслуживающие внутренний рынок, если и чувствовали какие-то последствия от блокады, то в основном положительные. Однако ясно, что до власти доходило именно мнение тех, на кого блокада влияла отрицательно, тем более что столица империи, Санкт-Петербург, была и крупнейшим портом, и крупнейшим банковским центром.

Неудивительно поэтому, что позиция придворной знати, которая либо продавала своё зерно за границу, либо занимала деньги у петербургских банкиров и негоциантов, становилась всё более и более враждебна франко-русскому союзу. В результате ненависть Александра I к французскому императору отныне могла опереться на серьёзную экономическую базу, а русская аристократия морально созрела для войны.

Глава 8

Тревога на границе

События начала 1810 г. с нашумевшим бракосочетанием Наполеона на некоторое время перевели вопрос о конвенции по польскому вопросу на второй план. Однако в апреле 1810 г. в Париж пришёл новый вариант проекта соглашения, составленный по личному указанию Александра I. Русский посол должен был вручить этот проект Наполеону. В случае, если последний не желал ссориться с царём, он должен был принять конвенцию, не вычеркнув и не изменив ни одного слова.

Интересно, что, когда шёл обмен проектами договора, где Александр в жёсткой форме требовал от французского императора заявить, что Польша никогда не будет восстановлена, он пригласил к себе своего друга Адама Чарторыйского и вёл с ним беседы по польскому вопросу, смысл которых не имеет ничего общего с положениями конвенции. Князь оставил записи этих интереснейших бесед, кроме того, сохранились его письма, написанные царю в это время, как и письма Александра к князю. Поэтому замыслы, которые обсуждал в этот момент русский император, вполне поддаются реконструкции.

Первая беседа состоялась 12 ноября 1809 г. В этот момент уже начались дискуссии о конвенции по Польше, о чём Чарторыйский хорошо знал. Он выразил царю сожаления, что тот стал «главным врагом, главным преследователем польской нации и польского имени… и что он довёл свою враждебность до того, что требует, чтобы имя Польши было стёрто из истории». На это Александр ответил, что его нельзя за это осуждать, что к этому вынуждает его положение главы Российской империи. Когда же князь, которого этот довод не убедил, обратился к царю с горьким упрёком, тот, как рассказывает Чарторыйский, стыдливо «опустил глаза».