Ожидатели августа - Аркадий Викторович Ипполитов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
L’ennui est contre-révolutionnaire.
Скука – это контрреволюция.
Вся эта выданная мне информация только запутывала, не давая ответа на два основных вопроса: про тетеньку одетую, на коленях, и про мужчину без штанов. Если это – свобода, то почему же перед ней стоят на коленях с таким умоляющим, униженным видом? Платочек на голове и синий цвет одежды напоминал об уборщицах, об их форменных советских халатах, то есть совсем о простом народе, который щетками трет, и его, этот народ, Свобода вроде как должна освобождать. Что же тогда этот народ стоит перед ней на карачках? И почему ни Свобода, ни кто-то из ее сподвижников не проявляет никакого интереса к трупу несчастного юноши с такими худыми бледными ногами, не пытается его укрыть. Она сама даже старается на труп не смотреть, отвернулась от него, как будто раздражена вопиющей неприличностью наготы, подчеркнуто задравшейся белой рубашкой, обнажающей тощий зад и тень лобковых волос внизу живота. Он ведь, как я тогда считал, за нее умер, за эту Свободу с голой грудью, красивую такую, и столь безжалостное безразличие к нелепости его позы, беззащитной, трогательной, выставленной напоказ, для осмеяния, как-то девальвировали пафос ее размахивания трехцветным знаменем.
Soyons cruels!
Будем жестокими!
К тому же все французские революции безбожно путались в моей голове. Эта Свобода – Марианна – представлялась еще и Парижской Коммуной, очень привлекательной, там все тот же простой народ бросал с крыш в солдат булыжники, гавроши бегали от баррикады к баррикаде, все такое героическое было, французское, женщины героические, воодушевленные, и красавцы с ружьями, и Париж, лучший город в мире, в дыму и тумане. А потом всех расстреливали у стены на кладбище с красивым именем Пер-Лашез. Тогда же и Бастилию взяли, разрушили тюрьму, всех освободили, а еще – французское Сопротивление, маки, французы на баррикадах воевали с фашистами, мне даже рассказывали про русскую аристократку, которая в маки ушла, сражалась на баррикадах против фашистов. Правда, ее все равно в Советский Союз не пустили. А еще была французская женщина, легшая на рельсы, чтобы не пустить поезд с оружием во Вьетнам; как поезд из Франции во Вьетнам ехал, не очень было внятно, но женщину от рельс никак было не отодрать, она очень упорная была, свободная, и все тряпкой над головой размахивала, трехцветной, наверное, хотя на въезде в город Зеленогорск эта женщина и тряпка над ее головой были черными, бронзовыми. Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног. Какое красивое французское слово – баррикада – и как привлекательно, что ее строят из чего ни попадя: и мебели, и телег, и вывороченных камней, и деревьев с бульваров, и так все необычно, что около мирных, будничных домов все происходит, и люди в штатском сражаются против людей в форме, и женщины, и дети. О, Франция, Франция!
Soyez réalistes – demandez l’impossible.
Будьте реалистами – требуйте невозможного.
Потом я узнал, что «Свобода, ведущая народ» Делакруа никакого отношения к Парижской коммуне не имеет, что она о революции 1830 года, гораздо менее романтичной, да и вообще – буржуазной, что «Марсельеза» совсем из другого времени, узнал про «европейскую весну 1830-го», прочитал злейшие и остроумнейшие нападки Салтыкова-Щедрина на хваленое французское свободолюбие, разделил Бастилию и Пер-Лашез, узнал про буржуазность, мелочность и скупость французского характера, и то, что тетенька с платочком вовсе не тетенька, а борец за свободу, обряженный в рабочую, правда, блузу, но красный пояс, белая рубаха и синяя блуза символизируют Францию, и что это – Франция у ног Свободы-Марианны (то есть здесь Марианна не совсем Франция), и что голый труп, а также и другие трупы – это не борцы за свободу, но солдаты свергнутых Бурбонов, и без штанов бедный юношеский труп оказался потому, что с него все сняли, причем, скорее всего, сами восставшие. Сняли и штаны, и сапоги, и один носок вместе с сапогом, а второй остался, и что это изображение указывает на то, что Делакруа отнюдь не однозначно относился к революционным событиям июля 1830 года. Однако «Свобода, ведущая народ» с ее влекущим символизмом, с дымом, баррикадой, мальчиком, размахивающим пистолетами, и голой грудью, снабдила и Европу, и меня столь ярким и выразительным образом, что превратилась в воплощение мифа революционности. Так что, хотя революции и разделились, воплощение французской Свободы осталось, и, само собою, на нее, на эту женщину Делакруа, наложилось повествование о студентах, о Латинском квартале, о вывороченных булыжниках, о запахе слезоточивого газа, о замечательном чувстве карнавального единства, охватившего Париж, а затем и всю Францию, о возмутившихся полицией и правительством интеллектуалах. Повествование, услышанное, конечно, гораздо позже, не весной 1968-го, но тогда, когда оно уже стало историей. Наложилось, да так там и осталось.
L’émancipation de l’homme sera totale ou ne sera pas.
Освобождение человечества будет всеобщим либо его не будет.
Так как всеобщего освобождения человечества не произошло, то его и не произошло. Я помню разговоры про ввод советских танков в Прагу, но разговоров про Латинский квартал не помню. Тогда вокруг меня, десятилетнего, разговоры были очень противные, что-то про наших бедных солдатиков, – диссидентов вокруг меня не было. Потом уже, много лет спустя, когда я в первый раз прочитал «Невыносимую легкость бытия» Кундеры по-английски и наткнулся на описание девушек в мини-юбках, вызывающе демонстрирующих советским танкистам ноги, чтобы унизить их своей смелой сексуальностью, и параллельно – какое-то сообщение о «бархатной революции», о девушке со знаменем на трибуне, которая была вылитая Свобода на баррикадах Делакруа, только в отличие от той у нее были голые ноги, а не голая грудь, все связалось вместе. Париж и Прага, 1968-й замечательный, 1989-й, тоже замечательный, падение Берлинской стены, развал Советского Союза, свобода приходит нагая, фильм «Мечтатели», фотография Риты Хэйворт над плакатом со «Свободой, ведущей народ», прямо над головой Марианны, а потом и Юлия Тимошенко, все время Свободе Делакруа уподобляемая, и активистки Topfree Equal Rights Association, и сообщение на одном из сайтов нижнего белья, рекламирующего коллекцию underwear, в том числе и стринги Revolution, сделанные по мотивам картины «Свобода на баррикадах»: «Из-за крупного рисунка материала каждый предмет отличается своей оригинальной расцветкой, в которой может преобладать либо сюжет из картины, либо ярко-оранжевый цвет пламени». Чтобы рассказать нам
